Ахер[178]

В одну из суббот р. Меир проповедывал в школе в Тивериаде, а бывший учитель его Элиша катался в это время верхом на лошади по базару. Сказали об этом р. Меиру. Пошел он к Элише.

Спрашивает Элиша р. Меира:

– Какой текст взял ты для сегодняшней проповеди?

– Я начал, – отвечает р. Меир, – стихом из книги Иова: «И Господь благословил конец жизни Иова более, чем начало ее», т. е. удвоил богатство Иова.

– Учитель твой Акиба, – замечает на это Элиша, – иначе толковал этот стих: «Господь благословил конец жизни Иова в награду за начало ее, т. е. за прежнее благочестие и добродетели Иова. – А дальше о чем говорил ты?

– Я говорил на стих из Еклезиаста: «Конец дела лучше начала».

– А что сказал ты по поводу этого изречения?

– Бывает, – сказал я, – что человек в молодые голы купит товару и потерпит убыток, а на старости лет прибыль получит. Тоже бывает с человеком, который в молодости грешен, а на старости становится добродетельным и благочестивым.

– Учитель твой Акиба, – говорит опять Элиша, – иначе объяснял это изречение «конец дела лучше начала»: «Конец дела, говорил он, лучше, если начало его доброе». Возьми, для примера, меня. Отец мой Абуя был одним из значительнейших людей своего времени. Празднуя мое рождение, он разослал приглашения знатнейшим людям Иерусалима. Между прочим приглашены были р. Элиэзер и р. Иошуа. После трапезы развеселившиеся гости принялись петь: евреи – каноны, эллины – забавные акростихи.

Говорит р. Элиэзер р. Иошуе:

– Эти добрые люди занялись пением. Не займемся ли и мы, чем нам подобает?

Завязалась у них нравоучительная беседа; от Торы перешли к пророкам, от пророков к гаиографам. Свежими, новыми звучали слова Писания, словно сейчас на Синае провозглашенные и божественным огнем осиянные. Видя это, отец мой сказал:

– Убеждаясь, насколько могущественная власть Торы, обещаю: новорожденного сына моего, если он жив будет, посвятить всецело священной науке.

Небескорыстно, как видишь, было это обещание. И поэтому-то я и не устоял перед соблазнами жизни. – Расскажи, однако, о чем еще говорил ты в своей проповеди?

– Я говорил на стих: «То и другое создал Бог».

– Как объяснял ты этот стих?

– Планомерно все в природе: горы – и равнины; моря – и реки.

– Нет, учитель твой Акиба иначе объяснял этот стих. «Господь, – говорил он, – создал праведников и создал грешников, создал рай и создал ад. Каждому человеку уготованы две доли, одна в раю, другая в аду. Праведник получает обе, за себя и за грешника, доли райского блаженства, грешнику же достается возмездие и за себя, и за праведника в безднах преисподней. – И еще о чем говорил ты?

– О стихе: «Не равняется с нею (Торою) золото и стекло, и не выменяешь ее на сосуды из золота чистейшего».

– Как объяснял ты этот стих?

– Тора, – сказал я, – подобна и золоту, и стеклу: приобрести ее трудно, как изделия из чистейшего золота, а лишиться ее легко, как сосудов стеклянных.

– Клянусь Богом, даже как сосудов глиняных. Ничего не может быть легче. Однако учитель твой Акиба давал этому изречению другое объяснение:

– Золотые и стеклянные сосуды, – говорил он, – если и разобьются, их можно починить. Также и ученый: если он и согрешит, для него возможно раскаяние.

– Если так, – говорит р. Меир, – раскайся же и ты!

– Для меня это уже невозможно.

– Но почему?

– Однажды в Иом-Кипур, совпавший с субботним днем, я проезжал верхом мимо бет-гамидраша, и услышал я оттуда Бал-Кол, громко возвещавший:

«Возвратитесь, заблудшие дети! Возвратитесь ко Мне, и Я обращу лицо Мое к вам. Все возвратитесь, все, кроме Ахера, познавшего могущество Мое – и восставшего против Меня!»

Заметив, что кончился техум[179], говорит Элиша р. Меиру:

– Возвратись, Меир, домой; по шагам моей лошади я вижу, что мы прошли техум.

– Возвратись и ты, Элиша! – убеждает его р. Меир.

– Я уже говорил тебе, – отвечает Ахер, – о слышанном мною Бат-Коле: «Все – за исключением Ахера!».

Уступая настойчивым просьбам р. Меира, Элиша согласился посетить вместе с ним некоторые школы для детей. Входят они в ближайшую школу.

– Какой стих проходил ты сегодня? – обращается р. Меир к одному из учеников.

– Нет мира нечестивым – говорит Господь.

Входят в следующую школу – и ученик на тот же вопрос отвечает:

– Хотя бы умыла себя щелоком и много потратила на себя мыла, нечестие твое все останется пятном предо Мною, говорит Господь Бог.

В третьей школе:

– А ты, опустошаемая, что станешь делать? Хотя наряжаешься в пурпур, надеваешь на себя золотые украшения, очерчиваешь глаза свои румянами, но напрасно украшаешь себя: презрели тебя любовники – они ищут души твоей.

Побывали они таким образом в тринадцати школах, и везде ответы учеников содержали дурное предзнаменование для Ахера.

Последний из школьников, к которому р. Меир обратился с тем же вопросом, прочитал стих:

«Нечестивому же сказал Бог: «Что тебе до Моих уставов?».

Рассказывали про Ахера, что при посещении им школ он, указывая на детей, сидящих за учебниками, говорил:

– К чему они сидят за этими ненужными книжками? Этому лучше бы сделаться каменщиком, тому столяром, третьему маляром, четвертому портным

Слыша это, дети оставляли книги и совершенно прекращали учение.

Еще рассказывали про Ахера, что он постоянно напевал какую-нибудь греческую песенку, а когда он находился в бет-гамидраше, ронял из карманов разные книги еретического содержания.

Как началось вероотступничество Ахера?

Рассказывают следующее.

Однажды в субботу он сидел, занимаясь св. учением, в Генесаретской долине. И видит он – некий израильтянин влезает на верхушку пальмы, берет из гнезда птицу-мать от едва вылупившихся птенцов и уходит благополучно. В ту же субботу вечером другой израильтянин влез на дерево, сперва согнал с гнезда птицу (как и повелевается Торою) и затем взял птенцов. Но едва он сошел с дерева на землю, его ужалила змея, и он тут же скончался.

Глубоко задумался Элиша над этим случаем:

«Как же так? – размышлял он, – в Торе сказано: “Мать отпусти, а птенцов возьми себе, чтобы тебе было хорошо, и чтобы продлились дни твои”. Где обещанное добро и долгоденствие этого человека?»

Это и послужило началом его вероотступничества.

Когда Элиша заболел, пришел к нему р. Меир и начал его убеждать:

– Покайся и возвратись к вере.

– Но может ли еще быть принято мое раскаяние?

– А разве не сказано: «Ты возвращаешь человека до сокрушения?» То есть доведя человека до окончательного сокрушения духа его.

Заплакал Элиша и со слезами на глазах скончался.

– Эти слезы показывают, – радостно воскликнул р. Меир, – что учитель мой умер раскаявшимся.

Едва его похоронили, пал с небесных высот огонь на могилу и начал охватывать ее пламенем.

Известили р. Меира:

«Могила твоего учителя вся в пламени!»

Поспешил туда р. Меир. Разостлал он над пылающей могилой молитвенное покрывало свое, и громко и властно зазвучал голос его словами Ноемини:

«Lini halajlo» – проспи мирно ночь эту – проспи время, пока я, ученик твой, остаюсь в темной как ночь земной юдоли до светлого утра воскресения моего в жизни вечной. Помилует тебя Искупитель – хорошо; нет – клянусь: жив Господь, я сам спасу и избавлю тебя. Спи мирно до утра!»

И в тут же минуту пламя на могиле погасло.

Существует еще такое предание:

Ученые были того мнения, что Ахера на том свете судить не будут, но не удостоится он и жизни грядущей: судить его не будут – потому что он занимался изучением Торы, а блаженства он лишен будет за прегрешения свои. Р. Меир же говорил:

– Нет, справедливее, чтобы он искупил муками грехи свои, но и блаженства грядущей жизни удостоился бы. Оно так и будет. И после смерти моей, вы, в знак этого, увидите, что дым пойдет из его могилы.

И после кончины р. Меира пошел дым из могилы Ахера.

Видя это, сказал р. Иоханан:

– Геройство ли это – обречь на сожжение учителя своего! Единственный в своем роде был он среди нас, и не могли уберечь его! Если бы он под моим влиянием находился, кто в силах был бы отнять его у меня? Когда я умру, я сумею прекратить дым из могилы его.

И после кончины р. Иоханана дым из могилы Ахера прекратился.