Четыре женщины на пороге Евангелия

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Четыре женщины на пороге Евангелия

В центре внимания –библейские истории четырёх женщин, упомянутых в родословии Иисуса Христа. В этих женских судьбах раскрывается нечто очень важное, то, что подводит нас к самой сути Евангелия.

Евангелие от Матфея, а с ним и весь Новый Завет, начинается с перечня земных предков Христа, то есть с Его родословия. Это было очень важно для читателей того времени, которые должны были убедиться: Тот, о Ком идет речь, действительно потомок царя Давида, плоть от плоти израильского народа.

В древнем Израиле, как и практически повсюду, родословия считались строго по мужской линии, поэтому женщин, строго говоря, упоминать было вовсе не обязательно. Но здесь среди множества мужских имен названы и четыре женских: Фамарь, Раав, Руфь и «бывшая за Урией». Почему упомянуты не самые властные царицы, не самые знаменитые красавицы, а именно они? Наверное, потому, что в четырех женских судьбах раскрывается нечто очень важное, нечто такое, что подводит нас к самой сути Евангелия.

Кто же они такие, эти женщины? Что за истории связаны с ними? Это очень разные истории, но у них есть нечто общее. Во–первых, это скандальные истории— как раз такие, которые люди не любят рассказывать о своих предках. Но если бы дело было только в этом, их бы, наверное, и не упомянули. Значит, там есть что–то еще… Попробуем разобраться!

Но сначала— одна небольшая цитата, не только об этих женщинах, но и о родословиях вообще— о том, зачем нужны эти вереницы имен и история. Митрополит Антоний Сурожский говорил: «вглядимся в эти имена: это все были живые люди, люди плоти и крови, трепетные перед жизнью, порой измученные, а порой— ликующие и торжествующие, и все они живут в чуде Христовой человечности и Христова человечества… Христос все прошлое этой родословной так освятил, что все без остатка стали своими, родными Богу, родными в самом сильном смысле слова. И мы можем своей жизнью, трудом, подвигом, устремленностью к Богу, тоской по Нему, борьбой за Него, за Его победу в нас, осмыслить и оправдать все прошлое нашего рода и его принести Богу как дар, и став сами Ему родными, сделать Ему родными также и тех, которые порой Его не знали, а порой, зная, от Него отступали грехом, неверностью сердца и жизни».

Фамарь, жена своего свекра

Так кто же стал Ему родным? О Фамари рассказано в 38–й главе книге Бытия. Это произошло на самой заре истории израильского народа, собственно, еще не народа, а небольшой семьи, состоявшей из прародителя Иакова (ему было дано новое имя Израиль) и его двенадцати сыновей от двух жен, тоже с их женами и детьми. От них должны были пойти другие дети, а потом внуки, правнуки… каждый из сыновей Иакова должен был стать родоначальником целого «колена»— большого племени, составной части израильского народа.

Но не всё получалось сразу и просто, особенно в семействе Иуды. Его старший сын умер, не оставив потомства, и тогда он, по обычаю т.н. левиратного брака, отдал жену старшего сына за второго сына, чтобы род не пресекся. Но затем умер и второй его сын. Иуда заподозрил, что дело здесь в жене— Фамари— и не стал выдавать ее замуж за третьего сына, хотя именно этого и требовал обычай. Время шло, дважды овдовевшая Фамарь оставалась одинокой, а род Иуды так и не продолжился…

Тогда она пошла на обман, да на какой! Она нарядилась блудницей (в те времена продажные женщины покрывали лицо) и в таком виде села у дороги, по которой должен был проходить ее свекр. Действительно, его привлекла эта одинокая искательница приключений, и он провел с ней время, так и не узнав в ней свою невестку. В залог будущего «гонорара» она потребовала от него посох и печать, главные знаки достоинства (в наши времена это были бы паспорт и кредитная карточка).

А через некоторое время Иуде сообщили: Фамарь беременна! Иуда, даже не взглянув на распутную родственницу, вынес скорый приговор: за такой позор женщину следовало сжечь. Но в ответ Фамарь предъявила Иуде его вещи. И тогда Иуде пришлось признать: права оказалась Фамарь, а не он сам. Да, она пошла на подлог, и совершила явно предосудительный поступок, но… дело ведь не только в поступке, но и в его мотивах. Фамарь, в отличие от самого Иуды, заботилась о продолжении его рода.

У Фамари родилось двое близнецов, от них–то и пошло колено Иуды, самое многочисленное и сильное в древнем Израиле. Она, казалось бы, пошла на отвратительный обман и кровосмешение— но сделала она это не ради своего удовольствия, а ради будущего потомства, ради сохранения своего рода. И то, что выглядело грязной разнузданностью, на деле оказалось риском ради высокой цели.

Раав, блудница из Иерихона

Вторая история тоже связана с блудницей, причем блудницей профессиональной, да к тому же еще и язычницей. Она случилась, когда народ Израиля, избавившись от египетского рабства, приближался к границам обещанной Богом земли. Ему предстояло завоевать эту землю, и первым городом на их пути был Иерихон. Но прежде, чем идти на штурм, израильтяне отправили в город разведчиков (Ис Нав 2). К сожалению, их быстро обнаружили, выход из города был перекрыт— и тут их позвала к себе блудница, чей дом примыкал к городской стене. Женщину звали Раав, или Рахава, и в ее доме, конечно, присутствие молодых незнакомых мужчин не вызвало особых подозрений.

Но почему она, женщина с самого дна общества, решилась на это? Может быть, ей просто стало жалко этих парней? Или она понимала, какая угроза нависла над родным городом, и решила договориться с будущими победителями? Как бы то ни было, а именно это у нее и получилось. Она тайком спустила их прямо из своего окна по городской стене, а заодно получила от них твердое обещание: она и вся ее родня, собравшаяся в ее доме, будут оставлены в живых после взятия города.

Это обещание было исполнено. Более того, после этого ее поступка она стала полноценной израильтянкой. Для Бога не так важна национальность или прошлое человека— гораздо важнее готовность стать членом Его народа, принять на себя благое иго избранничества. И если человек готов это сделать, ничто, на самом деле, не может его остановить.

А мы видим здесь примерно то же самое, что и в истории Фамари— да, грязная, неприятная история, но снова риск ради высокой цели— риск, увенчавшийся успехом.

Руфь, необычная моавитянка

О следующей женщине, Руфи, рассказывает целая книга. Она тоже была не израильтянкой, а моавитянкой. О ее родном народе израильтяне ничего хорошего не думали: моавитяне произошли от дочери Лота, которая обманом переспала с собственным отцом, постоянно оказывались врагами израильтян и вовлекали их в языческие культы. Неудивительно, что их потомки вплоть до десятого поколения не могли стать полноправными израильтянами.

Но история Руфи— своеобразный контрпример к этим утверждениям о «моавитянах вообще». Руфь вышла замуж за израильтянина, который пережидал в Моаве голодные времена. Но и после его смерти она не захотела вернуться к родне и искать нового мужа, как следовало бы ей поступить по обычаям того времени. Нет, она осталась со свекровью и поклялась, что будет до конца своих дней принадлежать ее народу и поклоняться истинному Богу Израиля. Это был риск, и огромный риск— вместо того, чтобы остаться на родине и устраивать собственную судьбу, она отправлялась на чужбину, и рассчитывать на теплый прием ей не приходилось. В те времена, когда не было ни пенсий, ни собесов, вдова могла рассчитывать только на помощь родственников— но какие родственники могли быть у нее в Вифлееме, родном городе покойного мужа?

Впрочем, в родовом обществе существовали свои механизмы: о неимущих должен был позаботиться ближайший родственник. Бездетную молодую вдову он даже должен был взять в жены, чтобы родившийся первенец считался сыном умершего (тот самый левиратный брак, о котором мы уже говорили). Так обеспечивалась преемственность рода, но на практике, конечно, этот закон соблюдался не очень аккуратно: многим ли захочется брать замуж чужую вдову? Так в книге «Малыш и Карлсон» Малыш с ужасом ожидал, что вслед за ношенными вещами старшего брата к нему однажды перейдет и его жена.

Поэтому ближайший родственник покойного мужа Руфи не проявил к ней никакого интереса. Но она познакомилась с другим родственником, состоятельным человеком по имени Вооз. Сначала он разрешил ей подбирать на своем поле колоски, оставшиеся после сбора урожая (те самые колоски, за которые в сталинские времена давали срок). Именно этим зерном и питалась и Руфь, и ее свекровь. А потом свекровь подстроила романтическое свидание Вооза и Руфи…

Воозу очень понравилось, что молодая моавитянка не стала искать молодых и богатых, а хранила верность умершему мужу и стремилась исполнить обычай, о котором сами израильтяне часто забывали. Он взял ее в жены. Моавитянка стала не просто полноправным членом израильского народа, но прабабкой царя Давида, а значит— одним из предков Иисуса Христа. А семейная история этой простой женщины стала частью Священной Истории.

Что же можно сказать после этого о бессовестных и жестоких язычниках, моавитянах? Пусть они таковы, или, точнее, пусть такими их считали израильтяне, но теперь они не могли забыть и о Руфи. Все эти рассуждения о плохих народах— ничто по сравнению с живым человеком, который осознанно и целенаправленно делает свой выбор. И верность Богу и людям оказывается куда важнее заботы о внешних приличиях или холодного расчета.

Вирсавия, «бывшая за Урией»

Следующую женщину звали Вирсавией, и она даже была царицей. Но Евангелист называет ее «бывшая за Урией», и это не случайно. Он словно выставляет напоказ те страницы семейных хроник, которые обычно прячут подальше. Жизнь царя Давида была бурной и не всегда безупречной, но только об одном эпизоде Библия повествует как о страшном грехе, во многом изменившем всю его судьбу.

Итак, однажды царь прогуливался по плоской крыше своего дворца и увидел с высоты, как во дворе небольшого домика принимала ванну красивая молодая женщина. Он немедленно потребовал привести ее к себе во дворец, а потом, удовлетворив свою страсть, отослал обратно. Но вышло так, что женщина забеременела, и ее муж, преданный Давиду воин по имени Урия, как раз был в походе. Сначала царь попытался свалить всё на мужа: вызвал его на время из похода, но тот отказался идти к себе домой, когда его товарищи ночевали в боевом лагере. И тогда царь отослал его на войну с секретным приказом военачальнику: поставить Урию в самое опасное место во время боя, и бросить его одного. Так погиб верный воин, преданный своим царем, а царь получил себе новую жену.

Впрочем, Давид не остался безнаказанным— к нему явился пророк Нафан, обличил его, возвестил ему о грядущем наказании. Но Давид покаялся, и его покаянную молитву под названием 50–го псалма до сих пор часто повторяют христиане. А Вирсавия со временем родила другого сына, Соломона, которому и предстояло взойти на престол своего отца Давида, став самым славным и могущественным из царей Ветхого Завета.

Ступени к Евангелию

Зачем же здесь приведены все эти имена? Эти женщины, казалось бы, позорят своих потомков. В самом деле, одна родила от свекра, другая была блудницей, третья принадлежала к презираемому народу, четвертая стала невольной участницей страшного греха. Не лучше ли было навсегда забыть о них, вычеркнуть этот позор из семейной истории, а привести другие имена— тихих, скромных женщин, которые сидели дома, рожали детей, не попадали ни в какие приключения?

Нет, ведь Библия говорит о своих героях не только благоприятное— она говорит о них главное. Она не скрывает неприглядных деталей, но она показывает нечто гораздо более значительное: первые три женщины пошли на очень серьезный риск ради высокой цели, и риск их оправдался. Фамарь завлекла свекра к себе в постель— но так сохранилось колено Иуды. Раав приютила разведчиков из чужого народа, по сути, способствовала уничтожению собственного города— но так исполнился Божий замысел, и она нашла в нем свое место. Руфь рисковала всего лишь собственной репутацией, идя на ночное свидание с Воозом, но если бы вифлеемляне отвергли ее как распутницу, это означало бы для нее и ее свекрови нищенское существование до конца их дней, и, опять–таки, исчезновение их рода с лица земли.

За Вирсавию, впрочем, все решения принимал Давид. Но и она в полной мере испытала последствия его греховного выбора— смерть мужа, а затем и ребенка. Все начиналось грязно и страшно, но закончилось хорошо— именно от этого брака и родился царь Соломон.

Сквозь все четыре женские судьбы проходит одна и та же нить. Люди часто не знают, как им поступить, оказываются в страшных ситуациях, теряются перед выбором. Их судьбы, их жизненные обстоятельства могут выглядеть сомнительными, а порой и просто позорными. Но суть не в этом. Важно другое: стремятся они впустить замысел Божий в свою жизнь, или творят, чего хотят сами. Если стремятся— как Фамарь, Раав и Руфь, и даже как Давид с Вирсавией после покаяния Давида— всё образуется и встанет на свои места, и что казалось позором, послужит к славе, а что было грехом, будет прощено и брошено позади. Иногда Бог действует в этом мире через ангелов, но гораздо чаще— через людей, грешных, страстных, мятущихся и ошибающихся. Он может привести наши метания и сомнения к высокой цели, может преобразить нас и сделать нас такими, какими Он хочет нас видеть— если только мы доверим Ему это сделать.

А почему всё–таки женщины? Только ли потому, что мужских имен слишком много, и значимые теряются в ряду других, ничего нам не говорящих? Наверное, не только. Женщина может не быть вовлечена в великие события мировой истории, но семейная история— обязательно женская история. А ведь Рождество Христово, прологом к которому служат четыре женских судьбы— это прежде всего история одной семьи, история простой Девушки из Назарета, которая вопреки всем приличиям и ожиданиям окружающих приняла ту удивительную и по–своему страшную весть, которую принес ей архангел Гавриил. Это для нас она теперь Богородица, а тогда она, юная невеста Иосифа, соглашалась на внезапную беременность. В глазах всех окружающих, и даже жениха, единственной причиной могла быть только неверность, а за это ее полагалось побить камнями (милосердный Иосиф, правда, хотел ограничиться лишь тем, чтобы «отпустить» ее, то есть прогнать, расторгнув помолвку). Это был бы конец всему… и все–таки она приняла на себя эту тяжесть, пошла на этот риск— и так в мире воплотился Господь.

До Марии были Фамарь, Раав, Руфь и Вирсавия. Их поступки выглядят куда более сомнительными, чем решимость Марии, но дело даже не в этом. Они сумели довериться Богу, и не обманулись— из их трудностей и падений Он выстроил лестницу к осуществлению Своего Замысла.

В Новом Завете Христос говорит «порядочным людям» удивительные слова: «мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие» (Мф 21:32). Их часто понимают в том смысле, что эти люди, при всей своей внешней приличности, на самом деле ничем не лучше воров и проституток— и это верно. Понимают их и в том смысле, что Господь прощает любой грех, в Царствии уже не важна тяжесть былых грехов, а только беспредельность нынешнего прощения— и это тоже правильно. Но слышится в этих словах и отзвук тех самых женских историй, о которых Евангелист напоминает нам на первой странице Нового Завета: где «порядочный» человек следует за приличием и обычаем, там отверженный грешник, которому нечего терять, может неожиданно бросить всё и пойти за Истиной.