Беседа 25 Ты есть то, что ты ищешь
Беседа 25
Ты есть то, что ты ищешь
28 октября 1986 г., Бомбей
Возлюбленный Бхагаван,
время от времени мне на ум приходит одна прекрасная история, которую Вы рассказали нам более года назад.
Это история о юноше, который отправился на поиски истины и после нескольких неудач получил задание пасти коров. Его отправили с несколькими коровами в горы и приказали не возвращаться, пока ему не удастся увеличить их число до одной тысячи. Прошли годы, и в один прекрасный день он услышал, что коровы, говорят: «Нас уже тысяча!» Он, в конце концов, вернулся в долину, где люди с трудом могли отличить его от животных.
Часто, только от воспоминания об этой истории, мои глаза наполняются слезами. В конце этой истории столько красоты и свежести, что на несколько мгновений все мое существо замирает.
Бхагаван, мне бы хотелось, чтобы Вы рассказывали эту историю снова и снова: «Нас уже тысяча! Нас уже тысяча!»
Возлюбленный Бхагаван, какой смысл несет эта история? Почему этот маленький рассказ наполняет меня благоговением и слезами? Пожалуйста, объясните.
Это одна из самый древних историй сердца, это история о мире за пределами слов — о познании, а не о знаниях, о полной невинности, которая есть дверь к божественному.
Эта история заключает в себе саму суть медитативности. У нее много измерений, много скрытого смысла, и неудивительно, что она наполняет тебя слезами радости.
Эти слезы показывают, что эта история задела твое сердце, само твое существо. Они показывают, что ты уловил ее вкус, хотя и не понимаешь, о чем эта история. Ты почувствовал ее красоту, ее благость, ее глубину, — но тебе трудно объяснить самому себе, что именно ты нашел.
Ты нашел мир магии, тайны и чудес.
Я с удовольствием расскажу тебе всю историю еще раз.
Но надо рассказывать тысячи и тысячи раз, ибо каждый раз ты будешь находить какой-то новый аромат, какую-то новую прелесть, какое-то новое небо с новыми звездами.
И за этим небом есть новые небеса.
Когда-то я жил в одном месте... Я жил там двадцать лет — в Джабалпуре. В старину он назывался Джабалипур, он получил свое название в честь Сатьякама Джабала — великого мистика и провидца из Упанишад.
Эта история о Сатьякаме Джабале.
Сатьякам был очень любознательным ребенком. Он ни во что не верил, пока не переживал это на собственном опыте.
Когда он подрос, ему тогда, должно быть, было лет двенадцать, — он сказал своей матери: «Вот и пришло мое время. Сын нашего царя ушел в лес, чтобы присоединиться к семье провидца. А ему столько же лет, сколько и мне. Я тоже хочу уйти к провидцу. Я тоже хочу узнать смысл жизни».
Мать сказала: «Это очень трудно, Сатьякам, но я знаю, что ты родился искателем. Я боялась, что в один прекрасный день ты попросишь меня отправить тебя к учителю. Я бедная женщина, но трудность не в этом. Трудность в том, что когда я была молодой, я служила во многих домах — я была бедной, но я была красивой. Я не знаю, кто твой отец. И если я пошлю тебя к учителю, у тебя обязательно спросят имя твоего отца. И я боюсь, что ты можешь получить отказ. Но от попытки худа не будет. Иди и расскажи всю правду, как я ее рассказала тебе. Многие мужчины пользовались моим телом, так как я была бедной. Просто скажи, что ты не знаешь, кто твой отец. Скажи учителю, что тебя зовут Сатьякам, а имя твоей матери — Джабала, так что они могут называть тебя Сатьякам Джабал. А что касается поиска истины, то не имеет значения, кто твой отец».
Сатьякам пошел в лес к провидцу... и, конечно же, первым делом его спросили: «Как тебя зовут? Кто твой отец?»
И он в точности повторил то, что сказала ему мать.
Там было много учеников — царевичи, дети богатых людей. Все они стали смеяться.
Но старый учитель сказал: «Я принимаю тебя. Неважно, кто твой отец. Важно, что ты правдив, искренен и смел — ты оказался способным рассказать правду, не смущаясь. Твоя мать дала тебе правильное имя. «Сатьякам» означает «тот, чье единственное желание — истина». У тебя прекрасная мать, и тебя будут звать Сатьякам Джабал. По традиции в ученики можно принимать только браминов. Я объявляю тебя брамином — ибо только брамин может найти в себе мужество, чтобы рассказать такую правду».
То были прекрасные времена. Старого провидца звали Уддалак.
Сатьякам стал самым любимым его учеником. И он заслуживал этого, он был так чист и так невинен.
Но Уддалак имел ограниченные возможности.
Хотя он был человеком больших знаний, он не был просветленным учителем. И он обучил Сатьякама всем писаниям, он передал ему все, что знал сам, но он не мог обмануть Сатьякама, как обманывал всех других.
Не то чтоб у Сатьякама возникли какие-то сомнения; просто его невинность обладала такой силой, что старику пришлось признаться: «Все, что я тебе говорил, — это знания, почерпнутые из священных писаний. Это не мое собственное знание. Я не пережил его на собственном опыте, я не жил им. Я думаю, что тебе надо пойти дальше в глубь леса. Я знаю человека, который достиг, стал воплощением истины, любви и сострадания. Иди к нему».
Уддалак слышал об этом человеке, но не был знаком с ним лично. Уддалак был гораздо более знаменит, он был великим учителем...
Сатьякам пошел к тому человеку.
Этот человек обучил его еще многим другим писаниям и всем Ведам, самым древним священным писаниям в мире. И через несколько лет он сказал: «Теперь ты знаешь все, большего знать нельзя. Иди домой».
Сперва Сатьякам пошел повидать Уддалака. Уддалак увидел Сатьякама, приближающегося по лесной тропинке. Он был поражен.
Сатьякам утратил свою невинность, вместо невинности появилась гордыня — ведь теперь он знал все, что стоило знать в этом мире.
Сама эта идея была такой питательной для эго.
Он вошел в дом.
Когда он начал склоняться к ногам Уддалака, Уддалак сказал: «Не припадай к моим ногам! Сперва я хочу узнать, куда подевалась твоя невинность. Кажется, я послал тебя не к тому человеку».
Сатьякам сказал: «Как это не к тому человеку? Он обучил меня всему, что стоит знать».
Уддалак сказал: «Прежде чем ты коснешься моих ног, я хочу спросить у тебя, пережил ли ты что-нибудь или это просто сведения? Случилась ли трансформация? Можешь ли ты сказать, что все, что ты знаешь, есть твое собственное знание?»
Сатьякам сказал: «Я не могу сказать этого. Я знаю то, что написано в священных писаниях, я ничего не пережил на собственном опыте».
Уддалак сказал: «Тогда снова отправляйся в путь, но теперь к другому человеку, о котором я узнал в твое отсутствие. И пока ты не переживешь нечто, не возвращайся. Ты вернулся не приобретшим, а утратившим. Ты утратил нечто очень ценное. А то, что ты называешь знанием, заимствовано и лишь прикрывает твое невежество, оно не делает тебя знающим. Иди к этому человеку и скажи ему, что ты пришел не за новыми сведениями об истине, о Боге, о любви. Скажи ему, что ты пришел, чтобы познать истину, познать Бога, познать любовь. Скажи ему: «Если ты пообещаешь мне это, тогда я останусь, а если нет — то я пойду искать другого учителя».
Сатьякам все так и сделал.
Тот учитель сидел под деревом в окружении нескольких учеников. Выслушав Сатьякама, он сказал: «Это возможно, но то, о чем ты просишь, очень трудно. Здесь много учеников — все они хотят получить побольше знаний. Они хотят узнать о том и об этом. Но если ты утверждаешь, что тебя не интересуют только сведения, что ты готов на все, что твоя преданность истине тотальна, тогда я укажу тебе путь».
Сатьякам сказал: «Я готов пожертвовать жизнью, но я не могу уйти, не познав истину. Я не могу вернуться к моему первому учителю, и я не могу вернуться к моей матери, которая дала мне имя «Сатьякам». А мой первый учитель принял меня, не зная брамин я или нет, а просто по той простой причине, что я был правдив. Скажи мне, что я должен делать».
Мастер сказал: «Возьми этих коров и уведи их подальше в лес, где ты не сможешь встретить ни одного человеческого существа. Цель в том, чтобы ты забыл язык, слова. Живи с коровами, заботься о коровах, играй на флейте, танцуй, — но забудь слова, и когда число коров возрастет до одной тысячи, возвращайся назад».
Другие ученики не могли поверить в происходящее — ведь коров было всего лишь дюжина или две. Сколько потребуется времени, чтобы их число увеличилось до одной тысячи?
Но Сатьякам взял коров и ушел в глубину леса, где не было возможностей для контактов с людьми, для общения с людьми.
Несколько дней ему было очень трудно, но мало-помалу он привык, коровы стали его единственной компанией. А коровы — весьма молчаливый народ. Он играл на флейте, танцевал один в лесу, отдыхал под деревьями.
Несколько лет он вел подсчет коров. Но потом бросил это, ибо ему казалось невозможным, что их число возрастет до одной тысячи. И к тому же он стал забывать, как вести счет, он стал забывать язык, слова исчезали, считать становилось невозможно.
И эта история так потрясающе прекрасна... коровы стали беспокоиться, когда их число достигло одной тысячи, так как им хотелось вернуться домой, а этот человек разучился считать!
В конце концов коровы решили: «Мы должны поговорить с ним, а не то этот дикий лес станет нашей могилой».
И однажды коровы окружили его и сказали: «Послушай, Сатьякам, нас уже одна тысяча, и пора возвращаться домой».
Он сказал: «Я очень благодарен вам. Если бы вы мне не сказали... Я даже забыл о доме и о возвращении. Каждое мгновение было так потрясающе прекрасно... такая благодать. В тишине распускалось столько цветов! Я забыл обо всем. У меня не было ни малейшего представления о том, зачем я пришел сюда, кто я такой. Все стало целью в самом себе — мне было достаточно играть на флейте, отдыхать под деревом, видеть вокруг себя красивых коров — все было так прекрасно! Но если вы настаиваете, мы должны вернуться.»
Ученики великого учителя увидели его, возвращающимся с тысячью коров.
Они побежали сообщить учителю: «Мы никогда не верили, что он вернется. Но он возвращается, и мы насчитали ровно тысячу коров. Он возвращается!»
И когда он пришел, он остановился и остался стоять посреди стада коров.
Учитель сказал другим ученикам: «Вы ошиблись в подсчете. Здесь тысяча и одна корова, вы забыли посчитать Сатьякама. Он вышел за пределы вашего мира и вошел в мир невинности, безмолвия и тайны. Он ничего не говорит, а просто стоит, как стоят все эти коровы».
Учитель сказал: «Сатьякам, подойди сюда. Теперь ты должен пойти к своему первому учителю, который послал тебя сюда. Он старый человек, и, должно быть, он ждет тебя».
И когда Сатьякам пришел к Уддалаку — к своему первому учителю, который в прошлый раз не позволил ему припасть к своим ногам, потому что Сатьякам утратил свою невинность и больше не был брамином, стал просто ученым попугаем...
Когда Уддалак снова увидел его из окна своего дома, он выбежал через заднюю дверь — ибо теперь не Сатьякам должен был припасть к ногам Уддалака, а Уддалак — к ногам Сатьякама. Ведь Уддалак по-прежнему был всего лишь ученым, а Сатьякам возвращался не как ученый, а как пробужденный.
Уддалак бежал из своего дома, он сказал своей жене: «Я не могу посмотреть ему в глаза. Мне стыдно за себя. Скажи ему, что Уддалак умер и что он может возвращаться к своей матери. Скажи ему, что я умер, вспоминая о нем». То были люди другой закалки.
Сатьякам вернулся домой.
Его мать совсем состарилась, но она все еще ждала его.
И она сказал: «Ты доказал, Сатьякам, что истина всегда побеждает. И ты доказал, что брамином не рождаются, брамин — это качество, которое должно быть достигнуто. По рождению каждый является шудрой — ибо рождение у всех одинаково. Очищая себя, кристаллизуя себя, становясь центрированным и просветленным, человек должен доказать, что он — брамин. Рождение в семье браминов не делает человека брамином».
Если вы будете медитировать над этой историей, вы увидите: сама суть медитации — это быть таким безмолвным, чтобы слова не становились между вами и реальностью — тогда вся паутина слов отпадает и вы остаетесь в одиночестве.
Это одиночество, эта чистота, это безоблачное небо вашего бытия и есть медитация.
И медитация — это золотой ключ ко всем тайнам жизни.
Возлюбленный Бхагаван,
у меня самый прекрасный учитель из всех возможных — с тех пор как я с Вами, жизнь дала мне так много, — но, тем не менее, за исключением моментов блаженства с Вами и в моей медитации, во мне всегда есть глубоко укоренившаяся печаль и стремление в какое-то пространство, которое я едва могу вспомнить. Не могли бы Вы растолковать мне это?
Медитация всегда открывает двери, разным людям — разные двери.
Печаль — это вовсе не обязательно нечто плохое. Не считай ее плохим или отрицательным качеством.
Когда человек, который никогда не был безмолвным, впервые становится безмолвным, то само безмолвие кажется печальным, ибо нет никакого возбуждения, никаких фейерверков.
Ты можешь неправильно истолковать свое первое знакомство с безмолвием как печаль, но это не печаль. Просто у тебя на уме всегда была тысяча и одна вещь, а теперь все они исчезли. Ты чувствуешь себя немного растерянным.
Прежде чем безмолвие станет песней, абсолютно необходим небольшой переходный период.
Тебе известна печаль. И в печали есть нечто от безмолвия — всякий раз, когда ты печален, ты становишься безмолвным. Поэтому есть некая связь между печалью и безмолвием. Когда ты впервые становишься безмолвным, то единственное, что ты можешь почувствовать из своего прошлого опыта, — это печаль.
Позволяй ей углубляться. Не суди о ней отрицательно, ибо само это суждение может стать препятствием. Судить о ней отрицательно — значит пытаться избавиться от нее. Не суди о ней отрицательно.
Просто прими ее как мост между безмолвием и песней.
Подожди немного, и ты начнешь чувствовать, что это безмолвие не мертво, это не кладбищенское безмолвие.
Это очень живое безмолвие... безмолвие, которое не пусто, а даже слишком полно, переполнено... Переполнено чем?
И снова тебя ждет новое переживание. Ты знал только песни со словами. Ты никогда не знал чистой песни без слов, музыки без звуков.
Подожди совсем немного, и печаль начнет превращаться в песню без слов, в музыку без звуков, в танец без движений.
Все идет совершенно правильно, тебе нужно лишь немного терпения.
Когда ты болен, в больнице тебя называют «пациентом» (английское «patient» буквально означает «терпящий»). Задумывался ли ты когда-нибудь почему? А потому, что для исцеления необходимо время и ты должен быть терпеливым. А это — внутреннее исцеление, и тебе необходимо более глубокое терпение.
Но если есть безмолвие и случается медитация, тогда вообще никаких проблем нет.
Скоро придет весна со всеми своими цветами, со всей своей красотой.
Только подожди немного.
Возлюбленный Бхагаван,
Я родился в горах, и все мое детство и юность меня тянуло исследовать, лазать по скалам или просто сидеть на вершинах, на крутых обрывах или на берегу горного потока. Я жил в горах, и они, как мать, питали меня чем-то очень ценным. Где-то я прочел, что горы, высокие, покрытые снегом вершины — это сама суть Будды.
Бхагаван, окружающая Вас красота, веющий вокруг Вас прохладный ветер... как на самой высокой и недоступной вершине мира.
Я с Вами вот уже семь лет, и в последнее время я чувствовал, что прохожу через те самые пастбища, те самые долины, которые, как я помню, оставил ради вершин семь лет назад. Теперь я вижу отправную точку совершенно по-иному: она прекрасна и свежа, самодостаточна, и больше не вызывает ужаса и отвращения.
Возлюбленный Бхагаван, я так ничего и не узнал, тысячи солнц не засияли в моей голове. Все, что у меня есть сейчас, — это я сам, довольный, в той же самой точке, из которой я начал мое путешествие семь лет назад. Не приснились ли мне все эти годы далеких странствий, тогда как мои ноги не покидали базового лагеря? Или все это было для того, чтобы я осознал, что мое место там, откуда я начал путь?
Бхагаван, пожалуйста, скажите мне: иногда эта греза кажется реальной, но сейчас мое существо не чувствует, чтобы, его куда-нибудь тянуло. Не обманываю ли я себя? Или это то, куда мне позволено дойти в этой жизни? Вы скажете мне правду? Сейчас я устал; будьте беспощадны, но, пожалуйста, скажите, что на самом деле происходит со мной.
Это происходит не только с тобой, но и со всеми, точно то же самое. Ты есть то, что ты ищешь.
Ты стоишь точно на том самом месте, к которому ты направлял свой путь — семь лет назад, или семьдесят лет, или семьсот лет...
Твоя реальность — внутри тебя, она не где-то еще. Но иногда требуются годы, чтобы понять это. Ты стучишься во многие двери, прежде чем постучать в свою собственную дверь... и тогда ты удивлен: ведь это же тот дом, который ты оставил, и это тот дом, который ты искал. Но поиски не были бесполезными, они открыли тебе глаза.
Я часто рассказываю одну суфийскую историю. Некий человек отрекся от мира, жены, дома. Он был еще молод, и он отправился на поиски учителя.
И только он вышел из своей деревни, как увидел старика, сидевшего под деревом. Солнце опускалось за горизонт, приближалась ночь.
Молодой человек обратился к старику: «Ты похож на странника, и ты определенно не из моей деревни. Я молод и я ищу учителя. Ты стар; может быть, в твоих странствиях тебе встречался учитель. С твоей стороны будет великодушно, если ты поможешь мне какими-либо указаниями — ибо я не знаю, куда идти».
Старик сказал: «Я все подробно опишу тебе. Учитель выглядит так...» — и он описал лицо учителя, его глаза, нос, бороду, одежду. «И он всегда сидит под определенным деревом», — и он дал описание дерева.
И старик сказал: «Ты найдешь его, только запомни эти отличительные черты. Когда ты найдешь человека, соответствующего этим критериям, знай, что ты нашел своего учителя».
Прошло тридцать лет. Молодой человек состарился, устал.
Ему так и не встретился человек, соответствующий описанию, которое дал старик. В конце концов он отбросил саму идею найти учителя: «Наверное, никакого учителя вообще нет». И он отправился домой. На подходе к родной деревне, под тем же самым деревом... Это было на рассвете, было больше света.
Старик еще больше состарился. При первой встрече ему было лет шестьдесят, а теперь уже все девяносто. И поскольку тридцать лет этот человек искал определенные глаза, определенный нос, определенную бороду, определенную одежду, определенное дерево...
Когда он увидел дерево и старика, он воскликнул: «Боже мой! Так ты описал самого себя? Почему же ты сразу мне не сказал? Зачем ты заставил меня странствовать по миру в поисках тебя, тогда как ты сидел здесь?»
Старик сказал: «Прежде всего, успокой свой гнев, и я все тебе расскажу. Тридцать лет назад ты был слишком молод. И время было не то: был закат, сгущалась тьма. И ты так спешил отправиться на поиски, что если бы я сказал тебе, что я — учитель, ты бы рассмеялся и сказал: «Это странно, что ты сидишь на окраине моей деревни!» И ты не можешь обвинять меня, ведь я все подробно описал, но твои глаза были устремлены вдаль. Ты выслушал меня, но не удосужился рассмотреть меня и увидеть, что я описывал свои глаза, нос, бороду, одежду и дерево, под которым сидел. Тогда ты еще не созрел. Эти тридцать лет не пропали даром, они привели тебя к зрелости. Теперь ты можешь распознать меня. Смотри... восходит солнце — время подходящее. И это не начало твоих странствий, ты уже отказался от самой идеи найти учителя. Ты встретил меня снова после тридцати лет напряженных усилий. То, что достается даром, трудно распознать. Тебе пришлось заплатить тридцатью годами испытаний за достижение зрелости, достаточной для того, чтобы распознать меня. Я мог бы сказать тебе и в тот день нашей первой встречи, — но это было бы бесполезно, ты бы не поверил мне.
И ты считаешь, что эти тридцать лет были для тебя трудными? А ты подумал обо мне — каково мне было тридцать лет сидеть под этим деревом? Ведь я описал тебе именно это дерево. И я ни на один день не уходил отсюда, так как я знал, что ты можешь прийти в любое время, и если бы ты не нашел меня здесь, то я оказался бы лжецом. Я сидел здесь тридцать лет — день за днем, зимой и летом, в дождь и в жару. И ты видишь: я стар. Меня беспокоила мысль, что если я умру до твоего прихода, это будет трагедией. Поэтому я старался как-то цепляться за жизнь — ибо, что касается меня, то я уже реализовал себя. Жизнь дала мне все, что могла, ничего не осталось. Я сидел здесь только ради тебя».
Это странная история, но весьма многозначительная.
Требуется время, чтобы осознать, кто ты есть.
По сути же, такой нужды нет: ты можешь осознать прямо сейчас, в этот самый миг. Но чтобы осознать это, тебе нужна определенная зрелость, определенное центрирование, определенная бдительность, определенное безмолвие...
Семь лет — это не долго. И не стоит беспокоиться о том, что ты не видел в себе восхода тысячи солнц; это необязательно.
Каждый переживает свое сокровенное существо по-своему. Кто-то воспринимает его как свет, но таков его тип. Есть люди, которые осознали его как полную тьму.
Ты слышишь, как повсюду взрывается фейерверк. Это празднуют фестиваль огней две индийские религии — индуисты и джайны. Но поводы у них разные; это просто совпадение, что в истории обеих религий что-то случилось в один и тот же день.
Индуисты празднуют потому, что Рама, одно из индуистских воплощений Бога, победил Равану. После четырнадцати лет скитаний по лесам и горам он вернулся в свою столицу — Айодхью. И вся столица праздновала его возвращение: повсюду зажигались огни, устраивались фейерверки, люди веселились. Таков повод у индуистов.
А у джайнов повод другой.
В этот день Махавира стал просветленным, а Махавира — самая важная фигура в истории джайнизма. Джайны празднуют потому, что Махавира достиг освобождения. И он достиг освобождения уникальным образом...
Гаутама Будда стал просветленным в ночь полнолуния. И за исключением Махавиры, каждый, кто становился просветленным, становился просветленным в ночь полнолуния или в одну из ближайших к полнолунию ночей. Махавира уникален в том, что он стал просветленным в ночь амавас, в безлунную ночь, в полной темноте. Он такой один, никто больше не становился просветленным в ночь амавас.
Индивидуальные типы...
Гаутама Будда родился в ночь полнолуния. Он стал просветленным в ночь полнолуния. Он умер в ночь полнолуния. Это не может быть просто совпадением. В его типе заложена некая синхронность с полнолунием.
Бывают такие святые, мистики... когда они становятся просветленными, они начинают чувствовать запах некого благовония, которое не от мира сего. Поэтому среди суфийских мистиков благовония приобрели большое значение, и суфийские мистики разных школ используют разные благовония. Поскольку их учитель воспринимал некий аромат, они используют нечто подобное. Это не может быть тот же аромат, но нечто подобное — нечто, находящееся на нижней ступеньке лестницы, на верхней ступеньке которой находится то, что чувствовал их учитель. Они используют это благовоние в память о своем учителе.
Некоторые слышат неземную музыку, анахат над.
Поскольку люди бывают разных типов, у каждого предельное переживание происходит по-своему, на нем будет своя подпись.
Так что не беспокойся, если ты не видишь в себе восхода тысячи солнц.
Кабир видел их. Гаутама Будда не видел их. Махавира не видел их. Но есть несколько других мистиков, которые видели их.
Точно так же, как ты уникален в своей обычной жизни... Ты знаешь людей, у которых есть музыкальный дар, а есть и другие люди, которым слон на ухо наступил.
Жена Муллы Насреддина купила два билета на концерт классической музыки. Мулла пытался отвертеться, но это ему не удалось, ему пришлось пойти на концерт. Это был концерт индийской классической музыки. И когда музыкант начал аалап, настройку своего инструмента, глаза Муллы Насреддина наполнились слезами. Его жена сказала: «Я никогда не думала, что ты так любишь классическую музыку».
Мулла сказал: «Дело не в классической музыке. Я плачу потому, что этот человек скоро умрет!»
Жена спросила: «Откуда ты взял, что он скоро умрет?»
Он сказал: «Однажды ночью одна из моих коз стала издавать такие же звуки. Я не мог понять, что с ней случилось. Я пытался успокоить ее, но не смог, а к утру она умерла. Я могу поручиться, что к утру этот человек умрет. Это не музыка. Это начало болезни».
Он никогда не слышал классической музыки. Бедняге довелось слышать нечто подобное... и естественный вывод.
Есть люди, которые восприимчивы к определенным вещам, например к живописи, и есть другие люди, которые совсем не воспринимают живопись.
В жизни Микельанджело был один случай...
Может быть, вы несколько лет назад читали в газетах, что какой-то маньяк разбил одну из самых прекрасных скульптур в Ватикане.
Это скульптура Иисуса Христа, лежащего на коленях у своей матери, после того, как его сняли с креста. Эта скульптура считалась самой лучшей во всем мире, она была почти как живая. Микельанджело вложил в нее все свое искусство, это был его шедевр. А этот маньяк просто разбил ее молотком, потому что он хотел прославиться на весь мир. Он и прославился на весь мир.
Случай из жизни Микельанджело, который я хочу рассказать, тоже связан с этой скульптурой.
Микельанджело пошел на рынок, в лавку, торговавшую мрамором. Как раз перед входом в лавку лежал большой камень — огромная глыба мрамора, которая лежала там многие годы. Он спросил у хозяина лавки: «Сколько ты хочешь за эту глыбу?»
Хозяин сказал: «Ничего. Эта глыба лежит здесь уже почти десять лет. И ты — первый человек, который спросил о ее цене. Если ты заберешь ее отсюда — она твоя. С меня достаточно того, что это место освободится и я смогу выставить здесь для обозрения другие камни. Эта глыба занимает слишком много места. Ни один из приходивших сюда скульпторов не увидел, для чего могла бы пригодиться эта глыба».
И из этой глыбы Микельанджело изваял ту скульптуру, которая была разбита несколько лет назад.
Когда скульптура была готова, он пригласил хозяина лавки посмотреть на нее. Тот не мог поверить своим глазам. Он сказал: «Где ты достал такой прекрасный мрамор?»
Микельанджело сказал: «Это та самая глыба, которую ты отдал мне бесплатно».
Хозяин лавки сказал: «Боже мой, ты же создал самую прекрасную скульптуру из всех, которые мне довелось видеть. Как ты умудрился сделать из той неприглядной глыбы такую красоту?»
Микельанджело сказал: «Я ничего не делал. Просто Иисус воззвал ко мне из этой глыбы: "Микельанджело, я заключен в этой глыбе. Освободи меня"».
Это и есть гений.
В той глыбе был заключен Иисус, была заключена Мария. Но чтобы увидеть их в той неприглядной глыбе, необходимо было некое прозрение.
И если бы Микельанджело стал просветленным, его переживание имело бы некое отношение к его гению. Если Иегуди Менухин станет просветленным, его просветление будет иметь некое отношение к его музыкальному гению.
Каждый индивид уникален в своей обыденной жизни. Уникальность становится еще более четкой и ясной, кристально ясной, когда человек становится просветленным — ибо только тогда открывается его чистый гений, его чистая индивидуальность... незапятнанная, незагрязненная.
Поэтому не надо беспокоиться из-за того, что то, что случается с другими, не случается с тобой.
Иногда это может случиться, ибо в этом огромном мире уже жили миллионы людей и тысячи из них стали просветленными; у тебя может быть нечто подобное. И у тебя может быть нечто такое, что покажется необычным для других.
Ашок Бхарти задал вопрос, который уникален, — ибо такое раньше случалось только один раз.
С тех пор как он здесь, те, кто слышал его песни, видят, что в них все больше и больше красоты, радости, ликования, — но происходит еще нечто, чего вы не видите.
В своем вопросе он написал: «Бхагаван, у меня растут груди, как у женщины. И женские качества, о которых я раньше не подозревал, проявляются у меня все больше и больше».
Если он скажет об этом кому-нибудь еще, люди подумают, что он свихнулся: «Тебе надо обратиться к врачу. У тебя что-то не в порядке с гормонами».
Но такое случилось и в жизни Рамакришны, и еще нечто гораздо большее... ибо после своего просветления Рамакришна испробовал все доступные ему методы. Он хотел узнать, сможет ли он достичь того же переживания при помощи других методов, поскольку он хотел, чтобы в мире была только одна религия. У каждого религиозного человека должно быть такое желание.
Отвратительно видеть, что в мире есть триста религий, которые постоянно воюют друг с другом, они говорят о любви и убивают друг друга.
В Бенгалии есть небольшая религия, последователи которой верят, что единственный мужчина — это Кришна, а все остальные — женщины. Это весьма странная идея, и все смеются над ней, и особенно над поведением этих людей, потому что они спят со статуей Кришны, прижавшись к его груди, — совсем как женщина спит со своим мужем или любовником.
Рамакришна испробовал и их идеологию тоже, и за шесть месяцев у него появились груди, как у женщины. Но еще более странным было то, что у него появились и менструации.
Искренность этого человека, цельность этого человека... чему бы он ни следовал, что бы он ни делал, он делал это с полной самоотдачей.
Так что это возможно: распевая песни любви... ваш ум — это творец вашего тела, он воздействует на ваше тело.
Вы можете видеть, как на Западе это происходит с женщинами, которые участвуют в движении за освобождение женщин. У них постепенно исчезают груди, потому что они не хотят быть женщинами, они хотят быть мужчинами. Они хотят во всем походить на мужчин — в одежде, в поведении, в манере говорить.
Например, нигде на Востоке ни одна женщина не употребит бранного слова, это же просто некрасиво.
На Западе же это входит составной частью в образ освобожденной женщины — курить сигареты, употреблять бранные слова...
Недалек тот день, когда они начнут мочиться стоя. К тому идет! Равенство — так равенство. Предела глупости нет.
На Западе женским грудям пришлось выстрадать многое. А на Востоке женщины по-прежнему богаты в том, что касается грудей.
Ваш ум обладает огромной властью над вашим телом.
Если ваш ум ухватится за некую идею, то рано или поздно ваше тело последует за ним. Тело медлительно, но оно последует за умом.
Но даже за пределами ума ваша индивидуальность остается нетронутой.
Никогда два индивида не могут переживать в точности одно и то же.
Это является причиной великой трагедии, ибо Мухаммед переживает нечто такое, чего не переживает Махавира, а затем последователи начинают устанавливать критерии: если они следуют за Махавирой, тогда переживание Махавиры становится критерием; и если кто-то не переживает то же самое, его переживание не годится. То же самое можно сказать о последователях Мухаммеда, или Моисея, или Заратустры.
Но истина в том — хотя никто не отстаивает ее, — что все люди уникальны, у всех распускаются разные цветы.
Подобие — в цветении, а не в окраске или аромате цветов.
Цвет и аромат будут уникальны — и это хорошо, ибо это делает духовную жизнь богатой, в противном случае она была бы монотонной.
Так что пусть тебя не беспокоят переживания других людей.
И если тебе надоело странствовать, то, может быть, ты уже приближаешься к родной деревне, а я сижу там под деревом.
Только узнай меня! Всеми возможными способами я сообщал тебе, кто твой учитель.
Возлюбленный Бхагаван,
в «Горчичном зерне» Вы рассказывали о том, что Рамакришна предавался чревоугодию и люди не могли поверить, что освобожденный человек может быть чревоугодником. Перед смертью он сказал, что цеплялся за нечто несовершенное в себе только для того, чтобы оставаться здесь и служить людям.
Вы говорите, что многие учителя поступали таким же образом. Как только они начинали чувствовать, что нечто в них вот-вот станет совершенным, они цеплялись за какое-нибудь несовершенство, чтобы оставаться здесь.
А за что цепляетесь или собираетесь уцепиться Вы, Бхагаван?
Я цепляюсь за тебя!