II. РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

II. РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Образ Аполлона в римской литературе можно проследить, обратившись к эпосу, лирике, трагедии и роману, хотя следует сказать, здесь мы не найдем столь интересного и обильного материала, как в греческих литературных источниках. Да это и понятно, потому что мифология в Риме совсем не имела того огромного значения, которое принадлежало ей в Греции. Кроме того, римская литература началась тогда, когда греческая литература уже прошла свою классику. В римской литературе поэтому культивьруются как раз те самые позднейшие литературные приемы, которые характерны не для расцвета мифологии, но для периода ее разложения. Если мы будем помнить эти приемы из греческой литературы, то нам нетрудно будет локализовать и соответствующие приемы римской литературы. Это не значит, что в римской литературе не было ничего нового. Оно безусловно было; да и то римское божество, которое в последующем стало именоваться греческим именем Аполлона, вероятно, имело мало общего с самим греческим Аполлоном. Поскольку, однако, сами римляне употребляли это греческое имя, постольку исследователь имеет полное право привлекать римские литературные материалы по Аполлону, хорошо зная, что римский Аполлон вовсе не то, что греческий, хотя бы уже по одному тому, что он оказался среди тех божеств, которые возглавили «Олимп» небывалого до тех пор мирового государства.

1. Древнейший период. Упоминания об Аполлоне здесь скудны. У Энния читаем: «Длинноволосый Аполлон (34—37 Warm.) натянул лук». Кассандра (61 и сл.) говорит, что Аполлон направляет ее на безумные пророчества о будущих судьбах. Приводятся (353) слова неизвестного героя о воздействии на него Аполлона в его жизни; (174—176) размышления Цицерона об оракуле Аполлона Пирру. Аполлон (150—153) удивляется тому, что народы и цари спрашивают у него о неизвестных предметах, когда сами они ничего не знают, а он направляет их от неизвестного к известному. Изображается (38—49) сон Гекубы, который Аполлон толкует в том смысле, чтобы Приам не признавал последнего ребенка своим, поскольку тот принесет гибель для Трои. Кое–где из названия трагедий Энния можно предполагать об участии в них Аполлона и даже конструировать те или другие его поступки («Алкмеон», «Телеф»). Кроме того, Аполлон (60—61) упоминается у Энния среди 12 главнейших богов.

У Ливия Андроника Кассандра обращается к Аполлону, 20—22 (Warm.), за помощью; 27 — простое упоминание о приходе Гермеса и сына Латоны (в «Одиссее»).

У Невия читаем (25 и сл. Warm.) об освященном в Дельфах Аполлоне, натягивающем свой лук.

У Пакувия (89 Warm.) — возможно, что Орест зовет на помощь жрецов Аполлона.

У Акция (Warm.) — трагедия «Алкмеон», в которой тоже возможно участие Аполлона, и в частности (281 Warm.), возможно, что Аполлон призывал здесь Алк–меона к убийству матери.

У неизвестного автора из этой же эпохи (Энний?) (13 и сл. Warm.) — слова об Аполлоне, занимающем пуп земли и изрекающем священные пророчества.

Комик Секст Турпилий (113 и сл. Ribb.) говорит от имени одного своего действующего лица, что его решительно всё пугает, и в том числе святость (sanctitudo) Аполлона; у того же комика (118) — воззвание к «святому Аполлону».

? лает (Mercat. 677—680) приводит обращение одного действующего лица к Аполлону с просьбой о мире, счастье и здоровье для его дома и сына; (Menaechm. 841, 850, 862, 868, 891) оракул Аполлона в пошлом житейском деле; (885 и сл.) пародийная гипербола о враче, который якобы перевязывал ногу Эскулапу и руку Аполлону; (Bacch. 172—177) просьба Соседскому Аполлону о встрече с нужным человеком; (Mostell. 973, Capt. 880) клятва Аполлоном на греческом языке чисто фразеологического значения.

У Теренция в его комедии «Андрианка» (698) Памфил сравнивает свой категорический ответ с ответом Аполлона — чисто фразеологическое упоминание имени Аполлона.

У Люцилия (28 и сл. Warm.) Аполлон «не хочет называться красивым», уступая первенство в красоте Леде и Дии (жене Иксиона), возлюбленным Зевса. Говорится (267 и сл.) о синонимическом выражении для слов «меня спас Аполлон». Аполлон (852 и сл.) запрещает людям позор и бесчестье.

Таким образом, материалы древнейшего периода римской литературы для мифологии Аполлона совершенно незначительны. Их основное содержание — это почти сплошь пророчества и оракулы Аполлона.

У Лукреция имеется всего три упоминания об Аполлоне. Упоминаются (I 736—739) советы Эмпедокла, более достоверные, чем изречения пифии под лавром; о большей достоверности своих собственных высказываний упоминает Лукреций и далее (V 110—113); лавры (VI 154 и сл.) Феба Дельфийского горят лучше всего.

2. Классический период. Поэзия, а) У Вергилия находим ряд упоминаний об Аполлоне в «Эклогах», или «Буколиках»: III 104, V 35, X 21 —простое упоминание Аполлона, VII 62 и 64 — говорится о лавре, любимом Фебом, VI 73 — о роще Аполлона, V 66 — пастухи водружают Фебу алтарь. Феб — покровитель славных героев Августа (IV 10) и Вара (VI 11). Аполлон — покровитель искусства; он любит поэта, пастуха Меналка (III 62 и сл.), однако пастух Аминт может спеть лучше Феба (V 9), а самого поэта не победят Аполлон вместе с Лином, Феб и стихи тесно связаны (VII 22), упоминается хор Феба (VI 66). Обращает на себя внимание, с одной стороны, близкая связь Аполлона с Августом, с другой же стороны — известное панибратство с Аполлоном, когда выше его оказывается простой смертный.

В «Георгиках» (IV 7) поэт призывает Аполлона и (323) Аристей считает своим отцом Аполлона Фимбрей–ского.

Более интересный материал дает «Энеида». Здесь прежде всего надо отметить привлекающие особое внимание Вергилия пророческие функции Аполлона. При отъезде троянцы вопрошают Аполлона (И 114—121), Панф — жрец Аполлона (319, 430), в Ортигии есть оракул Аполлона (III 143, 154). Феб пророчествует из лавра Энею (III 90—101). Это пророчество очень важно с точки зрения римской мифологии Аполлона. Ведь Аполлон пророчествует здесь о будущем Рима, который он должен прямо возглавить, как об этом гласят еще и другие источники. Поскольку в римской литературе очень мало ярких мест для мифологии Аполлона, мы приведем это место пророчества Аполлона для Энея более подробно. После вопрошения Энея случилось следующее (Брюс.):

Только я это сказал, как явно вдруг все задрожало:

Бога лавр и пороги, и вкруг далеко всколебалась

Вся гора, и взгудел в святилищах вскрытых треножник.

Свержены, падаем ниц, и до слуха доносится голос:

«Дарданы мощные! Та, что впервые от племени предков

Вас породила земля, — изобилием радостным та же

Примет вернувшихся вас. Ищите древнюю матерь.

Будет Энея дом над всем там властвовать кругом,

Как и сыны сынов и те, что родятся от оных».

Это нам Феб; и с общим, огромная радость, смятеньем,

Здесь возникает, и все, что за стены кругом, вопрошают.

Феб призывает скитальцев туда и велит возвратиться.

Феб — пророк (251), который ведет к своему прорица–лищу (371), со всеми таинствами (359), он наполняет дух истиной (434), вещает (479). Гринейский Аполлон велит отправиться троянцам в Италию, сочетая здесь функции пророка с покровительством странникам, (IV 345, 376) он прорицает. Ему построен Дедалом храм (VI 9), его жрица — Сивилла (35), она непокорна Фебу (47), но он ее вдохновляет (101), предсказывает гибель Палинура (344—347) и пророчествует (662). В VI песне следует особо отметить стихи 3—103, где дается великолепное описание пророчества Сивиллы кумской, вдохновленной Фебом и с пеной на устах и с конвульсиями экстатически отвечающей Энею. Аполлон–вещатель встречается и в VIII песне (336), говорится о пороге его святилища (720). Упоминается (X 537) о жреце Феба, о его глашатаях (III 474, VI 628). Интересно место (XII 390—397), где говорится о троянце Иапиге, совместившем в себе по желанию Феба искусство кифариста, метателя стрел, врача и гадателя. Этот Иапиг применяет свое врачебное искусство, вынимая стрелу из тела Энея (402—405). Пеон (VII 779), сын Феба, воскрешает Ипполита и убит Зевсом.

О почитании Аполлона на вершинах говорится в VI песне (9), ему же принадлежат страшные Левкадские скалы (III 275). Ему посвящен Актийский мыс, и Аполлон Актийский мечет стрелы во врагов (VIII 704—706). Ему приносят в жертву быков (III 119). Его коня находят в Ливии (XII 516). Оттуда он приходит на Делос, где и встречается пением и пляской (IV 143—149).

Аполлон — покровитель городов, племен, героев и переселенцев. Он требует, чтобы Эней отправился в Италию (III 162, 188, VII 244, 773), город Аполлона стоит на пути Энея (III 76—82). Феб покровительствует троянцам (VI 56), которые в честь него устраивают праздник (70).

Аполлон — покровитель Аскания и запрещает ему идти в бой (IX 638—664). Он дарует Энею победу (X 875), его молит Аррунт о победе над амазонками (XI 785—794).

Начиная с Вергилия, насколько мы можем судить, в римской литературе Аполлон отождествляется с Солнцем под именем Феба (X 171, XI 913).

В мелких произведениях Вергилия мы найдем упоминание о поэтических талантах Феба: он зачинает песни (Culex. 12), радуется пению о славных мужах (36), доволен хором Муз (Cat. IV 7); под звуки лиры Феба были построены стены Мегары (Cir. 106—109), Cat. (IX 1) упоминает Феба.

Таким образом, у Вергилия наиболее выделены пророческие функции Феба, помогающего своими оракулами Энею, и его покровительство героям, что соответствует эпическому духу «Энеиды».

б) Поскольку в отдельных произведениях Горация встречается лишь по нескольку упоминаний Аполлона, то рассмотрим их все сразу. Так, Гораций говорит о лаврах в связи с Аполлоном (Carm. IV 2, 9), о стаде его, которое увел Меркурий (I 10, 9), Аполлон вещий является в темном облаке (I 2, 30), его храм в Дельфах (I 73). При жертвах вспоминается всегда Аполлон (Epist. I 16, 59). Он связан с искусством, и к нему обращается поэт (Carm. I 31, 2); он носит кифару (III 4, 4), ударяет по лире (IV 15, 2), его храм наполнен книгами (Epist. II 1, 216); он — певец (Аг. Poet. 407), ему Алкей обязан славой (Carm. I 32, 13). Аполлон избавляет человека от ссоры (Sat. I 9, 78), помогает Тевкру (Carm. I 7, 28); просит Зевса помочь Энею (IV 6, 21); обитает на Палатине (Epist. I 3, 17); строит стены Трои (Carm. Ill 3, 66); внушает страх своими стрелами (I 12, 23), но не потрясает души, как Корибант (I 16, 6); волосы его подобны солнечным лучам (Epist. 15, 9), и сам он отождествляется с Солнцем (Carm. Ill 21, 24).

Особо нужно сказать о «Юбилейном гимне» Горация. Хотя этот гимн, в сущности говоря, обращен ко всем богам и ко многим богам поэт взывает о благоволении к Риму, Аполлон и Диана все же занимают здесь более почетное место. Во–первых, они стоят в самом начале гимна (1—4), и поэт начинает свое взывание к богам именно с них. Во–вторых, о них говорится и в середине гимна (33—36), где они предстоят молящим их юношам (Шатерн.):

Спрячь свой лук, о Феб, и, спокойный, кроткий,

Юношей мольбы благосклонно слушай!

Слушай дев, Луна, в двух рогах царица

Звездного неба.

Наконец, о них же говорится и в конце гимна (61—76):

Если вещий Феб со стрелой блестящей,

Чтимый хором муз и дающий людям

Облегченья дар в утомленьи тела

Песнью целебной,

На алтарь, как друг, Палатинский смотрит,

Рима мощь, земли благодать латинской

С люстра в люстр[40] вперед все ведет бессменно

К лучшему веку.

Если ты, чей кров — Авентин и Алгид,

Здесь мольбам мужей — их пятнадцать — внемлешь

И на юных песнь благосклонно слух свой,

Дева, склоняешь, —

Воля то богов! Так Юпитер хочет!

Эту мысль домой мы несем святую, —

Мы наш хор, хвалить научившись в песне

Феба, Диану.

Гораций часто отличается легкомысленными настроениями, но приводимый здесь «Юбилейный гимн» следует особо отметить, как восхваление Аполлона и Дианы всерьез. Кроме того, эти божества трактуются здесь как ближайшие покровители Рима. Вспомним, что уже и в греческой литературе Аполлон не раз мыслился как первейший покровитель Рима.

в) Наиболее обширный материал из всей римской лирики дает поэзия Овидия. В ранних своих произведениях он многократно обращается к Аполлону, но очень бегло и не создает ни одного выдающегося образа.

В «Героидах» Аполлон связан с лавром и любовью к Дафне (XV 20). Ему хочет посвятить лиру Сапфо, если он вернет любовь Фаона (X 181 —183); Фаон прекрасный как Феб (23, 188). С Левкадской скалы Феба хочет броситься поэтесса (165), Аполлон строил стены в Трое (1,6, 7) и был причастен к гибели Ахилла (VIII 83). Он — Солнце (XIII 103), сестра его — Луна (XI 45), Ариадну родила дочь Феба–Солнца (X 91).

В «Любовных элегиях» (Amores) Феб — покровитель охотников (III 2, 51), носит лук (3, 29), имеет прекрасные волосы (1, 14, 31), помогает в любви (3, 11); испытывает братские чувства к Диане (115, 27), ему Сапфо обещает лиру за помощь в любви (18, 34). Он ведает гаданием (III 2, 51) и покровитель поэтов (8, 23), которым протягивает чашу с кастальской водой (I 15, 35), помогает им в писании стихов (III 12, 18), носит вместо оружия лиру (I 1, 11), оберегая ее от Купидона (1, 16). Он — Солнце (5, 5).

В «Искусстве любви» Феб носит лавры (III 389), пасет стада Адмета (II 241 и сл.), наставляет поэта (493—510), дотрагиваясь до его лиры, хотя тот не принимает божественного дара (I 25). «Звучный» Феб носит длинные волосы (III 142), и его любовь к Афине сравнивается с любовью Пилада к Гермионе (I 745). Как всегда у римских поэтов, и здесь Феб — Солнце (I 330, II 697, III 119, 347).

В «Средствах от любви» Аполлон — стихотворец и помощник в любви (251), учит поэта полезным вещам (489), вождь поэтов (767), изобретает стихи и лекарства (76), посылает здоровье и носит всегда колчан вместе с лирой (704—706). Он — Солнце (256) и ясный день (585).

В «Ибисе» указывается древняя хтоническая черта в Аполлоне: он может скрывать в глубине Тартара людей, как сделал это аргосский царь Короп со своей дочерью Псамафой, признавшейся ему в рождении сына от Аполлона (574). Он дает знать будущее (126), вещает (262), ему посвящается особый алтарь (463).

Таким образом, ранние произведения Овидия совсем не имеют ни одной подробной картины мифологии Аполлона с более или менее занимательным содержанием.

Зато «Метаморфозы» дают исключительно интересный материал. Любовь Аполлона к Дафне (I 451 — 474) и ее превращение в лавр (490—567), а также его любовь к Гиацинту (X 162—219) необычайно подробно изложены Овидием. Несомненна в этой любви и связь бога с миром стихийной растительной природы, гибнущей от прикосновения светлого бога. Читаем у него и о любви Аполлона к Корониде (II 598—630) и кратко (X 132—134) о любви его к юноше Кипарису и (IX 330— 332) к Дриопе. На древнюю, животную сущность бога указывает его превращение в ворона, когда происходит битва с Тифоном (V 329 и сл.), его стоны после смерти Корониды, похожие на мычание коровы (II 621—625).

Его удивительный сын Асклепий является в облике змея (XV 742). Аполлон связан и с морской стихией, нося название Актийского (XIII 715), с тучами (VI 217) и является Солнцем, отцом Фаэтона (II 24—150, III 151, XIV 416, XV 191, 419, 786). Сюда же надо прибавить, что он именуется Титаном (I 10, VI 438, X 79). Упоминается о беге солнечной колесницы Феба (VI 486, IV 347—349), о блеске солнечного лика Аполлона (715), о Фебе–Солнце и (I 338) о «двойственном Фебе» (имея в виду восход и заход Солнца).

Аполлон — стрелоносец (VIII 30). Своими стрелами он уничтожает хтонического Пифона, устраивая в знак победы Пифийские игры (I 440—451 )? Но этими стрелами он угрожает Ниобе (VI 215), поражает сыновей Ниобы (250 и сл.), убивает Ахилла (XIII 501 и сл.). Он иногда может и не помочь (II 677), жестоко убить свою возлюбленную Корониду (II 543—548), но его же одновременно трогает крик сына Ниобы (VI 264 и сл.) и мольба Корониды (608—611), когда он спасает от смерти сына (619—630). А иногда он наказывает по заслугам, например ворону, приносящую весть об измене Корониды (II 631 и сл.), Дедалиона, отца Хионы, превращает в ястреба (XI 339—342), а (VII 389) внука Кефиса— в тюленя; сам он превращается (VI 122) то в человека с деревенским лицом, то в ястреба, то в льва. В виде пастуха (VI 124) он увлекает Иссу, дочь Макарея, основателя колонии на Лесбосе.

Аполлон — основатель городов: Фивы выстроены по его приказу (III 130), стены Трои он сам возвел (XI 194, XII 587), причем здесь он Сминфей. Жрец Аний живет в «граде Аполлона» (XIII 631 и сл.). Сын его Милет дает название городу (IX 444). Аполлон (XV 865) — покровитель дома.

Далее, Аполлон — пророк и вещун. Он возвещает Кад–му основание Фив (III 8—14), приказывает Энею плыть к Италии (XIII 677), в Кларосе известен его оракул (XI 413, XIII 410 и сл.), на о–ве Делосе — его жрец Аний (632, 640). Он говорит устами кумской Сивиллы, некогда им любимой и наказанной отвергнутым богом (XIV 132— 146), в Дельфах Аполлон прорицает римлянам (XV 631 — 644), говорится о святилищах в Дельфах, Кларосе, на Тенедосе и в Патрах (I 515 и сл.), (IX 332, X 168) о властителе в Дельфах и на Делосе. Говорится также и (XV 722) о каком–то неизвестном храме Аполлона в Акциуме. К Аполлону (VIII 350 и сл.) взывает его пророк Мопс.

Аполлон — бог искусства; Орфей — его певец (XI 7 и сл.); Филаммон — поэт, сын Феба и Хионы (XI 303—321). Пан жестоко наказан богом за смелость соревноваться с ним в искусстве (XI 153—179). Прилагательное «апол–лоновский» употребляется (XV 533) в отношении сына Аполлона Эскулапа, (XI 7 и сл.) Орфея, (IX 455) Кавна, его потомка, в которого влюблена его сестра Библида, а также (XI 155) — пения Аполлона и (I 473) мозга его костей, которого коснулась стрела Эрота. Эпитет «Фебов» (Phoebeius) применяется (II 545) к его птице — ворону, (XV 742) Эскулапу–змею и (IX 663) к его внучке Библиде, a Phoebeus (III 130) — к его «жребиям», т. е. к его оракулу (V 389), к его «огням», т. е. к солнечному теплу, (VII 365) к острову Родосу, который был любим Аполлоном.

Итак, в «Метаморфозах» мы имеем большие красочные рассказы, в которых действует Аполлон. Некоторые из них — любовь к Дафне, смерть Корониды, суд над Паном — великолепны и по своей заостренности и жизненному трепету. Здесь, можно сказать, дан Аполлон в психологическом аспекте, как отчаявшийся в любви, оскорбленный изменой женщины, которая родила ему сына, и как оскорбленный в своем достоинстве божественного певца. Одни эти три рассказа дают нам больше впечатления об Аполлоне, чем все римские эпики и лирики, вместе взятые.

Однако в «Фастах», и «Тристиях», и «Посланиях с Понта» Аполлон Овидия бледнеет; и поэт совершенно банально, утратив былой блеск и свободу изображения, дает только ряд упоминаний об Аполлоне.

В «Фастах» лишь однажды вставляется небольшой рассказ о наказании Фебом ворона за то, что тот не принес ему в чаше живой воды (II 243—266). Однажды упоминается лавр, любимый Фебом (III 139), прорицательский дар (II 713), венок на его главе (II 106) и наказание сатиру, спорящему в искусстве с богом (VI 703—710). Коронида родила от него сына (I 291). Аполлон с Вестой поделили власть на Палати–не (IV 951). Остальные места говорят об Аполлоне–Солнце (I 164, 651; III 361, 416; IV 390, 688; V 17, 420, 694; VI 199).

Такое же однообразие в «Тристиях» и в «Посланиях с Понта»: Троя — город Аполлона (1, 2, 5; Trist. 10, 35); ему посвящен храм на Палатине (III 1, 60); он — целитель (IV 3, 78), стрелок и кифарист (Epist. ex Pont. IV 8, 75).

Если коснуться общей характеристики этой мифологии у Овидия, то прежде всего нужно сказать, что Аполлон для него — Солнце, или, как он говорит, Титан. Не чужд Овидий также и перечисления многочисленных хтонических рудиментов, включая, например, разнообразные превращения Аполлона, даже в животных. Обычные функции Аполлона — пророчество, врачевство, художество и стрельба — у Овидия тоже представлены достаточно широко. Но главное заключается в необычайном очеловечивании Аполлона, в превращении его в молодого и влюбчивого юношу–артиста.

Прочитайте указанный выше рассказ Овидия о любви Аполлона к Дафне. Даром что Аполлон несколько минут назад победил Пифона. Даром что он — владетель многочисленных оракулов. Увидевши прелести Дафны, дочери Пенея, он гонится за ней, как «собака за зайцем» (сравнение самого Овидия), он наслаждается ее распущенными волосами, он чувствует теплоту ее тела; и даже когда она превратилась в лавровое дерево, он продолжает обнимать ее и чувствовать биение ее сердца. Он буквально горит страстью к Дафне; и Овидий уже забыл, что говорит о вечном божестве. Прочитайте также указанный выше рассказ Овидия о любви Аполлона к Гиацинту. Тут тоже и любовь, и страсть, и вздохи, и слезы, и объятия. Когда Аполлон нечаянно убил Гиацинта, он стал испытывать по этому поводу отчаянную скорбь, и тоску, и страстно переживаемое горе по поводу невозвратимой потери. Неужели это вечный бог? Да и сам Гиацинт превращается в цветок, предмет воспевания со стороны всех поэтов и художников. Вызывает слезы у Аполлона также и несчастье с Кипарисом, хотя это всего только потеря любимого оленя.

Аполлон в творчестве Овидия уже не бог, а какой–то чувствительный декадент, которого все трогает и умиляет, которому не везет в любви, который зависит от всякого пустяка и который не хуже обыкновенного юноши подвержен всякого рода приключениям, неожиданностям и даже неудачам. Овидий, может быть, и не верит в своих богов, но он их любит, возится со всякими их слабостями, влюблен в их похождения.

Намеки на подобное отношение к Аполлону мы встречали в греческой литературе. Но там это не было дано с такой интенсивностью. Трудно решить, чего у Овидия больше, психологического ли натурализма или эстетизма; любовного украшательства или ученого коллекционерства, бесконечного копательства в субъективных переживаниях или имманентно понимаемой, но все еще объективной мифологии. Все эти черты эллинистической мифологии гениально совместились в этом толстом томе Овидиевых «Метаморфоз». С этим произведением никогда не расставалось культурное человечество, какие бы исторические эпохи мы ни брали. Это не только бездонный подлинник для изучения античной мифологии, но еще и переведенная на язык цивилизованного сознания мифология, которую легко читать и понимать и которая так близка европейскому субъективизму. Для нас же это, конечно, только определенная ступень эллинизма.

г) Тибулл знает о том, как Феб пас у Адмета стада, не будучи в силах вылечиться от любви (II 3, 11 —18). Однако сам он исцеляет и воспитывает других (IV 4, 2—4; 4, 21, 2, 21 и сл.). Он — юноша с прекрасными волосами (II 5, 121 и сл.) и поэт (IV 1, 8; 1, 178; II 4, 13; 5, 65; IV 4, 44 и сл.). Не чужд Феб Вакху: оба они не стригут длинных кудрей (I 3, 37 и сл.); он пророчествует (115, 1 —14), и волю бога можно узнать по расположению внутренностей, по лавру (46—51), по словам Сивиллы (15—45). Любовь может обойтись без стрел Феба (106). У Тибулла находим традиционное совмещение Феба и Солнца (III 4, 21; IV 1, 66; 1, 158) и простое о нем упоминание (IV 1, 145).

Проперций в своих элегиях знает Аполлона чаще всего как поэта и певца. Феб не диктует стихи Пропер–цию (II 1, 3), но дарует песни (I 2, 27). Он — сама поэзия (IV 1, 7), наставник в искусстве (3, 13—26); певец победы у Левкад (11, 69). Вопреки Аполлону поет Проперций (VI 73), он требует у поэта цитру (6, 69), поэт с плектром напоминает Феба (2, 32); к песням поэта Аполлон милостив (VI 133). Он помогает влюбленным (I 8b, 41); сам он когда–то потерпел поражение в любви, споря с Идасом (I 2, 17). Он сохраняет клятву в чистоте (III 32, 28) и покровительствует городам, храмам, морям и берегам. Так, Пергам именуется городом Аполлона (IV 9, 39). Бог также обитает на Палатине (V 6, 11), в Кларосе и на Ортигии, где изображается в храме с матерью и сестрой (III 31, 9—16). Ему посвящены берега Акциума (34, 51, V 6, 67), афамантский берег (6, 15). Он — морской бог (V 1, 3). Ему посвящаются портики (III 31, 3), статуи (31, 5). Он никогда не покинет Авзонию (IV 32, 30). В военных подвигах Феб вместе с римлянами, воодушевляет Августа в битве при Акциуме, сам пускает стрелы во врагов и пророчит им гибель (V 6, 27—57). В этой битве он разбил десять египетских кораблей (6, 67). Наконец, он близок Вакху (IV 2, 7; V 6, 76), именуясь отцом Лам–петии, отождествляется с Солнцем (IV 12, 30).

3. Классический период. Проза. Из классической прозы только Цицерон более или менее часто возвращается к Аполлону. Все остальные прозаики вспоминают его очень редко.

а) Если Цезарь, изображая нравы галлов и утверждая о сходстве их религиозных представлений с римскими, говорит (Bell. Gall. VI 17), что галлы почитают, между прочим, Аполлона и что он прогоняет болезни, то Корнелий Непот в биографии Мильтиада (1, 2) говорит о посылке за оракулом к Аполлону и о назначении им Мильтиада, а в биографии Фемистокла (2, 7) — об указании Аполлона укрепить Афины деревянными стенами (совет, как известно, истолкованный Фемистоклом в смысле примата морской войны). В биографии Павсания (1,3) говорится о треножнике от Павсания в дар Аполлону после победы при Платеях.

Тит Ливий тоже касается почти только культовой стороны Аполлона. Перечисляются места его культа и храмы: (III 63) храм и места, посвященные Аполлону (Фламиниев луг в Риме), (XXXII 1) храм в Велитрах, (XXXII 40) священное поле в Сикионе, (XXXIV 43) храм Аполлона в Риме, (XXXVIII 13) храмы в Иеракоме (М. Азия), (XXXVIII 41) храм Аполлона Зеринфийского в устье Гебра, (XXXIX 4, XL 51) храм Аполлона в Риме, (XL 2) в Кайетте, (XLI 16) в Габиях. Читаем об (IV 25) обете построить храм в честь Аполлона, (IV 29 и VII 20) об освящении храма Аполлона, о (I 56) посольстве в Дельфы Тарквиния Гордого и предсказании пифии о будущем царе, которым будет тот, кто первым из посланных поцелует свою мать (Л. Ю. Брут понял, что это земля, как общая мать для всех). Камилл (V 21) призывает Пифийского Аполлона на помощь в походе против Вей; Пифийский оракул (V 15) помогает завоевать Вей и (16) советует спустить воды Албанского озера на поля и по каналам, а (V 23) после победы римляне приносят Аполлону десятую часть добычи и (V 25) в Дельфы— золотую чашу. В Риме (V 13) в течение восьми дней умилостивляли Аполлона и других богов в связи с летней эпидемией и (XXII 10) во время одной из войн. Говорится (XXIII 11) о повелении Аполлона во время войны молиться богам и принести дар Аполлону Пифий–скому, о предсказании (XXIX 10) оракула римлянам еще побед; о том, что (XXV 12) в честь Аполлона были устроены игры и принесены в жертву золоченые бык и две козы. Встречаем такие сведения, как: царь Антиох (XXXVI 11), вступая в Навпакт, принес жертву Аполлону в Дельфах; сенат (XXXIX 39) постановил, чтобы П. Корнелий устроил игры в честь Аполлона; (XL 37) во время повальной болезни решено было поставить Аполлону и Эскулапу золоченые статуи.

Замечательный вывод из Тита Ливия напрашивается сам собой: у него — полная нечувствительность к мифологическим сюжетам и исключительное внимание только к практической, культовой стороне Аполлона. Римская специфика Аполлона сама собой бросается в глаза.

б) Цицерон говорит о четырех разных Аполлонах, хотя в основном (De nat. deor. II 27, 68 и III 20, 51) Аполлон является для него греческим именем. Вслед за греками он Аполлона считает Солнцем. Говоря с негодованием о поведении Верреса, Цицерон, между прочим, рассказывает (In Verr. I 17, 46), как он ограбил Делосский храм Аполлона и как оскорблен был бог, родившийся на острове Делос. Продолжая это обвинение (18, 48), Цицерон вспоминает еще одну деталь мифологии Аполлона. Беременная Латона после многих скитаний нашла прибежище на Делосе, где и родила Аполлона и Артемиду. Авторитет Делосского святилища настолько велик, что оно было пощажено даже персами, поэтому (De nat. deor. Ill 36, 88) Аполлон и именуется Делосским. Из родственных связей Аполлона Цицерон вспоминает (здесь же) о его сыне Эскулапе. Мифологические сюжеты встречаются: De divin. I 31, 66 и II 56, 115 — об Аполлоне, занимающем пуп земли; De nat. deor. Ill 16, 42 — мотив борьбы Аполлона с Гераклом из–за треножника. Имеются два текста о наружности Аполлона: (De nat. deor. I 30, 83) об отсутствии у него бороды и (Tusc. IV 54, 73) о его шевелюре. Из эпитетов Аполлона Цицерон приводит «Теменит» (In Verr. IV 53, 119) — по предместью Сиракуз. Остальные тексты из Цицерона малоинтересны и преимущественно бытового характера: о том, что (De divin. II 17, 38) внутренности животных, приносимых в одно и то же время разным богам, даже родственным, как, например, Аполлону и Артемиде, вещают разное; (I 19, 37) об ответах Аполлона; (I 21, 42) приводится из Энния оракул Аполлона о Парисе; (I 50, 115 и II 55, 113) о таинственных оракулах Аполлона, даваемых в результате действия испарений; (De off. II 22, 77) Аполлон Пифийский о гибели Спарты; (De amic. II 7 и Acad. 1, 4, 16) оракул Аполлона о высшей мудрости Сократа, а также (De legg. II 16, 40) об афинянах, которым необходимо придерживаться религии предков. Цицерон (De divin. II 56, 116), сомневаясь в возможности двусмысленных оракулов, верит Геродоту не больше, чем Эннию, выдумавшему стихотворный оракул о победе Пирра: «Аполлон никогда не говорил по–латыни, греки никогда не знали этого оракула, и во времена Пирра уже не было оракула в стихах». Но когда Цицерону стало лучше после болезни (Ad fam. XIV 7, 1), он в своем письме просит жену принести жертву Аполлону и Эскулапу. Аполлону (Tusc. I 30, 73) посвящены лебеди. Аполлон Пифийский учит, чтобы человек познавал самого себя (De legg. I 23, 61; Tusc. I 22, 52, V 25, 70; De fin. V 16, 41). Остальное у Цицерона об Аполлоне касается храмов, игр и изображений бога: (Ad Quint, fratr. II 3, 3 и Ad fam. VIII 4, 4) о том храме Аполлона, где заседал сенат; (Brut. XX 78) об играх в честь Аполлона в претор–ство Сульпиция Галла; (In Verr. V 72, 185) о статуе Аполлона, похищенной Верресом с Хиоса, а также о той прекрасной его статуе в храме Эскулапа в Агригенте, на бедре которой было написано серебряными буквами имя Мирона; о том, что (De divin. I 43, 98) на статуе Аполлона в Кумах некогда выступил пот как определенное предзнаменование. Наконец, (Ad Quint, fratr. Ill 1, 24) Цицерон предполагает в своей поэме изобразить Аполлона, предсказывающего возвращение двух полководцев в Рим, из которых Пизон погубит свои войска, а Габиний продаст их.

Таким образом, у Цицерона имеются хотя бы некоторые намеки на мифологические сюжеты по Аполлону. Но и у него практически жизненный интерес в области мифологии Аполлона берет верх над самими мифами.

в) Варрон (De ling. lat. V 68) тоже, считая имя Аполлона греческим, отождествляет его с Солнцем. Аполлона и Геракла (De re rust. II 1, 7) он считает созвездием Близнецов.

Помпоний Мела (1, 7) говорит о мысе Аполлона в Африке, (9) о храме Аполлона на о–ве Хеммис в Египте, (15) о храме в Патаре (не уступавшем по богатству и авторитету Дельфийскому), (17) о храме и оракуле в Кларосе (основанном дочерью Тиресия Манто, бежавшей от преследования эпигонов, разрушивших Фивы), (II 3) о храме и оракуле в Дельфах. То, что этот писатель ограничивается указаниями только храмов Аполлона, в его устах вполне понятно, поскольку он географ. Но сравнение его хотя бы со Страбоном все–таки указывает на чисто римскую незаинтересованность в развитии мифологических сюжетов.

4. Послеклассический период (I—V вв. н. э.). а) Начнем с эпоса. В поэме Лукана «Фарсалия» надо отметить беглый характер упоминаний Аполлона. У Лукана он почти всюду отождествлен с Фебом–Солнцем (I 48, 420, 533—539, 650—652; II 521; III 231, 423, 521; X 227); он — пророк (I 669—691). Очень выразительна картина пророчества Феба через пифию, напоминающую Сивиллу Вергилия (V 86—224). Натуралистические краски и мощный риторический талант Лукана заставляют вспомнить «Энеиду». В этом большом эпизоде Лукан несколько раз возвращается к изображению экстатического состояния пифии, пророчицы Аполлона. Мы рекомендуем каждому изучить этот эпизод для усвоения того, что такое для Рима пророчество Аполлона. Мы ограничились здесь приведением только одного небольшого отрывка (169—177, Остроум. — Петровск.):

…Безумьем полна, неистово мчится

Вдоль по пещерам она с волосами, вставшими дыбом,

Феба венки и повязки трясет, с затуманенным мозгом,

Кружится в храме пустом, по пути опрокинув треножник,

Пышет палящим огнем, в своем неизбывном смятеньи

Гневного Феба неся. И не только бичом и стрекалом

Жрицу ты, Феб, возбуждал и пламенем жег ее недра,

Но и узду наложил, ибо надо не столько вещать ей,

Сколько грядущее знать. Все столетья слились воедино.

Упоминаются Дельфы, открывающиеся Аппию (70), их храм (III 103) и ворота (182).

Аполлон — покровитель Родоса (V 50), его поля орошает Амфис (VI 368), его следы видны на стенах Трон (IX 965), Келен а наказана им (III 206 и сл.), он убил Пифона (VI 406—411); Аполлону и Вакху посвящены обе вершины Парнаса (V 73—85).

Силий Италик в своих «Пунических войнах» знает Аполлона–Солнце (I 193, VII 206, IX 34, XV 224, 334, XVI 662).

Культ Аполлона встречается на горе Соракт (V 175 и сл.). Аполлон благосклонен к троянцам (XII 330), он — покровитель Энния (XII 405 и сл.) и Палатинского холма (709), о его оракуле (XII 323).

У Стация много мелких упоминаний об Аполлоне в «Сильвах». У него Аполлон связан с вороном (II 4, 17), с лавром–Дафной (I 2, 13; IV 8, 19; V 3, 142), листвой (II 3, 51). Он — пастух (I 4, 105, III 3, 58), прорицатель (I 2, 93; 4, 58; II 2, 46; 2, 39; III 1, 141; 5, 80; 5, 74; IV 3, 115; 7, 23; V 1, 115). Аполлон строил Трою (II 6, 32); он направляет переселенцев (IV 8, 47), является отцом бога врачевания Асклепия (III 4, 80; 4, 6, 69), и вообще он отец (I 6, 1; V 1, 115). Связан Аполлон с лирой, музыкой, поэтами и певцами (I 2, 220; 2, 2; 4, 117; 4, 19; V 3, 56; 3, 91; 5, 3; 5, 55; 5, 3); он — белокурый (V 3, 123), Лукодержец (IV 4, 95). Аполлон отождествляется с сиянием Солнца (I 1, 104; V 1, 17) и вообще не раз упоминается в той или иной связи (1, 2, 17; 5, 3; II 1, 112; 3, 6; 7, 8; IV 3, 152; 6, 1; 2, 56; V 1, 136; 1, 13; 3, 12; 3, 293; 3, 175).

В «Ахиллеиде» всего несколько упоминаний. Аполлон — ликийский охотник (1,165), лук — его атрибут (487); он — прорицает (496, 552); направляет людей (529); связан с искусством (9; II 443).

В «Фиваиде» Аполлон упоминается в связи с рощами (VI 89) и пастбищами (332). Его рождение было на острове Ортигии (IV 796); он — пророк: запрещает Амфиараю идти в бой (I 395—399), оракул его священен (491), его жрец — вещатель (495). Меламп воодушевляется Аполлоном (III 453—455); Пифия прорицает (611—628), Манто — Фе–бова жрица (IV 518); у него свои прорицатели (VI 434); известен оракул Кирры (VII 410); пророк бога (VIII 100 н сл.; III 612). Он вдохновляет Фиодама (X 163 и сл.), Тиресий полон им (624 и сл.); по внутренностям Аполлон узнает судьбу (667); пещеры его священны (726); он подтверждает предсказания оракула (847). Аполлон связан с искусством (V 341 и сл.), голос Орфея слаще Фебова; бог с кифарой в окружении Муз восседает на Парнасе (VI 349—357). Аполлон убивает Пифона (I 553— 581, 635), покровительствует битвам (IV 185); он отвращает слезы (VII 789), оплакивает свои Фивы (X 889), ему воздают почести (V 484). Стаций представляет себе Аполлона в виде Солнца или сияния (II 527, ? I, XII 4); имеется несколько отдельных упоминаний (I 336, VI 289, 365, 665, VII 733, 771, VIII 195, 336, IX 424).

Таким образом, у Стация наиболее выделены прори–цательные функции Аполлона, а также его поэтическое вдохновение. Он — пророк и поэт в первую очередь.

Валерий Флакк в своей «Аргонавтике» повсюду отождествляет Аполлона с Солнцем, лишая его древних специфических функций и крайне обедняя этот образ. Он всегда именуется Фебом, Фаэтоном–Солнцем, сиянием (I 311, III 213, 437, 481, V 332, 404, 484, VI 468, VIII 116). Упоминаются несколько раз пророческие функции Аполлона (I 228—236), аргонавт Идмон, сын бога, получил от отца дар пророчества. Поликсо — жрица Аполлона (II 316), Мопс — вещатель Феба, Фебов (III 372); сам Аполлон открывает будущее (IV 445). К Аполлону взывает о помощи Тифис (V 17—20); Аполлон, Латона и Диана умоляют Юпитера дать возможность Гераклу освободить Прометея (IV 61—67), и Юпитер соглашается на эти просьбы (76). Аполлон долго жил на земле (I 567), над его любовью смеялась нимфа Синопа (V 113), юноша Гилас напоминает Феба–охотника, бросившего лиру (III 541).

Образ Аполлона у римских эпиков довольно бледен. Наиболее ценные сведения находим у Вергилия. Лучше всего представлен у него Аполлон–прорицатель, в некоторых местах со свойственными Вергилию натуралистическими подробностями и высоким вдохновением.

Более или менее ярок Аполлон — покровитель героев. У поздних эпиков мы не найдем и этих материалов. Лукан лишь однажды, видимо подражая Вергилию, с блеском рисует пророчество пифии; Силий Италик совершенно бесцветен, Стаций хотя и многократно упоминает Аполлона, но крайне бегло, выделяя лишь слегка его пророчества и искусство. Валерий Флакк уже окончательно отождествляет Аполлона с Солнцем, завершая собою линию полного обеднения римскими эпиками замечательного образа грозного бога, столь великолепно представленного в греческой литературе.

Эпическая художественная проза представлена в данную эпоху Петронием. Петроний в «Сатириконе» упоминает: об изображении Аполлона, увенчивающего свою лиру гиацинтами (83), об угрозе Аполлона египтянам (121, ст. 115), о помощи Цезарю (124, ст. 269), о кудрях Феба (109) и Фебе–Солнце (122, ст. 180; 134). Во frg. 20 «Феб крылатой осью объезжает быстрый мир». Во frg. 27, ст. 3 и сл. Аполлон тоже Солнце.

б) Сенека Младший в трагедии «Геракл безумный» опять отождествляет Аполлона с Солнцем (25, 595, 607, 844, 940), звездами (15) и светом (512). Лишь однажды говорится об убийстве Пифона (455 и сл.), о пастушеских днях у Адмета (451), о лире Феба (906). Здесь нет никакого внутреннего единства Аполлона с содержанием трагедии. Такой же связи нет в «Геракле на Эте». Здесь Феб только Солнце (41, 337, 666, 688, 727, 792, 1439, 1624, 1022).

В «Медее» та же картина, но там она несколько оправданна тем, что Медея мыслится внучкой Солнца–Феба. Итак, Феб —Солнце (298, 728, 768, 512) и пророк, движущий треножник (86). В «Фиесте» и «Финикиянках» опять Феб — Солнце, Феб еще — отец земли и неба (Thy–est. 602, 746, 792, 838, 789; Phoen. 87).

Несколько разностороннее изображен Аполлон в «Федре». Он — Солнце (126, 654, 889, 379), но он же пас стада Адмета, отбросив лиру (296—298), любовь пронзает и этого бога (192), с ним можно сравнить Ипполита (800).

В «Агамемноне» Феб также солнечный бог (294—297, 56, 816, 588, 42, 310). Он — бог вещаний (255), прорицающий через Хриса (176), сменивший оружие на лиру и переставший бороться с титанами (326—347). Он наказывает Оилея (549) и наводит безумие на Кассандру (710—723).

В «Троянках» Феб гневается на Кассандру (978), имеет свой оракул в Килле (227), своего жреца Калханта (358) и является Солнцем (34 и сл., 1140).

Наиболее сильна внутренняя связь между Аполлоном и ходом трагедии в «Эдипе», где Аполлон представлен преимущественно как пророк, от которого зависит судьба Эдипа и Фив. Феб — пророк (1042). Он изрекает Эдипу прорицание (20), перед ним чувствует себя виновным Эдип (44), хоть и называет Феба лживым (1046). Спасение городу укажет только Феб (109). Он прорицает, что убийца в городе (222), дает темные ответы (214), предсказывает через лавр (228, 453), вдохновляет пророчицу (231), заставляет говорить Тиресия (268 и сл.), ему близок этот последний (296), и его он направляет к Эдипу (288), ожидая как знака спасения торжественной песни (498). Наконец, Феб — Солнце (1, 540, 545).

В «Отыквлении» тоже имеется несколько упоминаний об Аполлоне. Кроме текстов 2 и 7, где он трактуется просто как Солнце в его движении, мы имеем одно интересное место (4), где Аполлон услаждает богинь судьбы своей музыкой, чтобы они выпряли более длинную нить жизни для Нерона (Холодн.):

Песней своей услаждает их Феб и, грядущим прельщенный.

Радостно бьет по струнам и прях понукает к работе.

Песней заслушавшись дивной и счет потерявши и меру,

Братней они очарованы лирой, восторгом томимы,

Боле обычной длины напряли, и жизни пределы

Чудная нить перешла далеко.

И далее Аполлон сравнивает воцарение Нерона с восходом Солнца. Несмотря на отвратительную лесть Сенеки новому императору, это место звучит довольно живо и выразительно с точки зрения мифологии Аполлона.

В диалоге «О гневе» (III 14) по поводу меткой стрельбы царя Камбиза говорится, что и сам Аполлон не мог бы выстрелить более метко, — выражение, близкое к простой фразеологии. В «Письмах к Люцилию» (122, 12) приводятся стихи некоего поэта о восходе Солнца–Феба и пробуждении природы.

в) Марциал (II 89, 3) обращается к некоему Гавру, указывая ему, что он пишет стихи вопреки Аполлону и Музам, т. е., очевидно, плохо. Говорится (X 21, 3) о трудных книгах некоего писаки, в которых может разобраться только сам Аполлон. По словам (VIII 6, 5 и сл.) некоего любителя старинной посуды, его кубки были обещаны Лаомедонтом Аполлону за построение стен. Некий друг (IX 42) Стелла должен быть почтен императором так же, как Аполлон почитается лебедями, Музами и людьми, приносящими жертвы. Смерть (IX 86) некоего человека оплакивается самим Аполлоном и Музами. Аполлон вспоминает свой плач о Лине и особенно побуждает плакать Каллиопу. Говорится, что (X 35, 20 и сл.) поэтесса Сульпиция никого не любила, кроме своего мужа, и даже не полюбила бы Аполлона. Отмели Феба не могут заменить бань Клавдия Этруска (VI 42, 7).

Все эти места у Марциала поражают своим пустым и бессодержательным фразеологизмом. Ни о каком серьезном отношении к Аполлону у Марциала не может быть и речи.

У Ювенала (I 128) Аполлон употребляется метонимически в речи о тяжбах на Форуме. (VII 37) Аполлон не всякому поэту дарует талант для творчества; (XIII 203— 207) Аполлон своим оракулом отказывает в поддержке человеку, не желающему платить долги, и даже приводит его к гибели.

г) Светоний (III 70), изображая пир Августа, говорит, что Август был одет в одежду Аполлона. По этому поводу в Риме распространились анонимные стихи, и на следующий день после пира голодный народ называл Августа Аполлоном–Мучителем (Аполлон–Мучитель — Tortor почитался в одной части города). Аттия (94Х мать Августа, проведя ночь в храме Аполлона, почувствовала себя беременной от появлявшегося там змея, в результате чего и родился Август; перед родами она видела во сне, как ее внутренности доходят до неба и развертываются по всему небу. Встречаем следующее упоминание: Нерон (VI 53) считал себя равным Аполлону в пении и богу Солнца — в искусстве возницы.

Аполлон и Музы покровительствуют искусству (frg. р. 277, 20 и сл.). Август (И 31) приказал отобранные им Сивиллины книги хранить под статуей Палатинского Аполлона; он же (52) посвятил Палатинскому Аполлону золотые треножники, приказавши расплавить собственные статуи. Ответ Дельфийского оракула (VI 40) Нерону о необходимости бояться 73–летнего возраста (вследствие чего Нерон думал, что он умрет (в возрасте) 73 лет, но не думал, что его заменит 73–летний Гальба). Август (II 57) поставил статую Аполлона Сандалиария (название — по поселку, где она была поставлена). Аполлон Теменитский (III 74), статую которого Тиберий хотел поставить в Риме, сообщил ему во сне, что этого не произойдет (и действительно, Тиберий после этого умер). Упоминается (II 31 и 52) храм Аполлона на Палатине и (18) около Акциума. Таким образом, наиболее ценными сообщениями у Светония являются те, которые близко связывают Августа с Аполлоном. Аполлон является либо отцом Августа, либо самим Августом. Примечательно также и сообщение о каком–то Аполлоне–Мучителе в Риме. С таким Аполлоном в Греции мы не встречались. Наконец, важно отметить и то, что, по Светонию, римский народ переживал «божественность» Августа как свое мучительство.

Тацит сообщает (Annal. II 54) о Кларосском оракуле Аполлона, предсказавшем Германику близость смерти; главную роль в этом оракуле играет не пифия, но жрец, вопрошающий только имена пришедших и их число. В других местах читаем: (XII 22) жена императора Клавдия Агриппина донесла на свою соперницу, что она вопрошала Аполлона Кларосского о женитьбе Клавдия* Аполлон Пифийский дал грекам совет в выборе места для Византии (XII 63); Нерон (XIV 14) думал, что Аполлону посвящены песнопения и он — божество первостепенное, которое знает будущее; на заседании сената эфесцы доказывали свои привилегии (III 61) тем, что Аполлон ? Артемида родились не на Родосе, но у них, в роще Ортигии, близ реки Кенхрей, под масличным деревом, существующим еще и теперь, и что после убийства киклопов Аполлон спасался от гнева Зевса именно у них; (Hist. IV 83) про повеление египетского царя Птолемея о посольстве к Пифийскому Аполлону, недвусмысленный ответ этого последнего о доставлении статуи Зевса–Дита из Синопа в Александрию, сопротивление этому со стороны местного царя и благополучное выполнение указаний оракула.

Эти немногочисленные тексты из Тацита тоже ничего не говорят о сюжетной стороне мифологии Аполлона, но зато свидетельствуют о большой живучести святилищ Аполлона еще в I в. н. э.

Квинтилиан, перечисляя свойства разных богов, говорит (III 7, 8), что Аполлон — изобретатель медицины и что (9) он сын Латоны.