Беседа 34

^{Беседа 34}

^{Того же блаженного мар Исаака. Об утешениях, которые милосердный Бог дает тем,} [1227] ^{кто пребывает в безмолвии ради Бога.}

1. Высоты благодати Божией кто достигнет и великую глубину милосердия Его кто измерит? Ибо тех, кто не ради награды, но по <чувству> долга служит перед Ним, удостаивает Он великого утешения. Служащие <Богу> как бы ради награды — это те, которые, претерпевая скорби, неудачи и все прочие печальные <обстоятельства> ради Господа нашего, не радуются; напротив, когда, потрудившись недолго, не бывают они утешены и упокоены соответственно ожиданию их, впадают они в безразличие, жалобы и малодушие.[1228] Ибо не положили они в сознании своем, что скорбь ради Бога есть великий праздник для нас — даже если до конца жизни нашей, без утешения или перерыва, одолевает она нас. И если кто не принимает с таким чувством[1229] и не претерпевает эти <испытания> Божии, то ни Бог не будет собирать и уготовлять для него в соответствии со Своими <намерениями>, ни он сам не будет способен к перенесению[1230] <скорбей>. Поистине, сеявшие со слезами, с неограниченным помыслом, словно дети, будут пожинать с радостью,[1231] сверх ожидания разума своего.

2. Бывает, что сидит человек в этом сосредоточенном и просветленном безмолвии, и нет для него ни входа, ни выхода. Но благодаря долгой беседе с Писаниями, постоянному молению и благодарению в немощи его, когда взгляд его непрерывно направлен к благодати Божией, после великого уныния в безмолвии, начинает мало помалу зарождаться в сердце его некий простор и прорастание, рождающее радость изнутри, хотя она и не имеет причины в самом человеке или в какой–либо целеустремленности помысла.[1232] Ощущает он, что радуется сердце его, но почему — он не знает. Какое–то ликование охватывает душу его, и наслаждение, при котором презирает он все существующее и видимое, и разум посредством силы своей видит, на чем основывается это восхищение помысла — но причину этого он не понимает. Видит человек, что возвышен разум его над всем существующим[1233] и в полете своем находится превыше мира и воспоминаний, которые ниже его. Презирает он[1234] временный мир и отодвигает от себя далеко и навсегда. И не делает он уже различия между <нынешним> расширением ума при этом биении сердца и <прежним> долготерпением[1235] в злострадании.

3. Нет никого, кто может постичь природу[1236] этих <состояний>, которые по благодати Божией случаются с ним. Но поистине[1237] блажен, кто в надежде на благодать Божию претерпел уныние, являющееся сокровенным испытанием добродетели его и возрастания <в нем> разума. Это подобно зимней тьме, которая вызывает рост сокровенного семени по мере разложения его под землей, при резких переменах бурной погоды. После продолжительного ожидания плодов, когда это ожидание длится очень долго, <человек> отгоняет от себя уныние, чтобы оно не помрачало око души его из–за размышления[1238] о тех <предметах>, на которые направлен пристальный взгляд его; ведь некоторые из них обычно вызывают радость и прекрасное <состояние>[1239] разума. Ожидание его <длится> долго, и не скоро <получает он ожидаемое>. Ибо если не получает он скорого утешения в трудах, приходит он в отчаяние,[1240] подобно нанятому рабочему, которого лишили заработанной им платы. Бывает также, что искусно и мудро[1241] вдохновится он надеждой на скорое избавление,[1242] дабы отсечь уныние от души через подобного рода обетования, и найдет облегчение. Ибо душа легко принимает обнадеживающие помыслы[1243] и весьма часто посредством надежды меняет она печаль на облегчение.

4. Если бы не было борьбы, не было бы нужды в предостережениях. Есть много <людей>, которые считают эти и подобные предостережения излишними, как если бы вовсе ничего не происходило с человеком![1244] Если бы это было так, все люди в равной <мере> получали бы благословения и в равной <мере> обретали бы душевные блага: тогда или никого <нельзя было бы> признать ни трезвенным, ни усердным, или, наоборот, все обернулись бы злыми. Но я знаю, что такой помысел есть действие лености, которая рождается от расслабленности, порождающей <в свою очередь> этот помысел в <состоянии> уныния. Тогда уже <не надо> ни бодрствования, ни трезвения, ни молитвы, ни какого–либо моления: пусть каждый человек уляжется <в постель> и не волнуется! Если бы в каждой устрице ныряльщик находил жемчужину,[1245] тогда всякий человек быстро разбогател бы. И если бы ныряльщик тотчас добывал <жемчужину>, и волны не били бы его, и акулы[1246] не встречали бы его, не надо было бы ему задерживать дыхание <до такой степени>, чтобы он <почти> задыхался,[1247] и не был бы он лишен свежего воздуха, который доступен всем, и не сходил бы в глубины — тогда чаще, чем ударяет молния, и в изобилии <попадались бы> жемчужины.[1248]

5. Так понимай меня. А те, кто погружается в океан безмолвия, пусть будут учителями — те, которые наталкиваются на сокровища в океанских глубинах.[1249] Устрицами же будем считать молитвы, на которые натыкается ум, <а также> созерцания, прозрения, божественные познания, мудрость, радость духовную.

6. <Ныряльщики> очень часто опускаются, но находят обыкновенную плоть,[1250] и лишь иногда в одной <из устриц обретается> жемчужина. То же самое относится и к нашей торговле, <то есть> к молитве:[1251] разве что одна <молитва> и попадется к нам в руки, даруя утешение[1252] в утомлении нашем.

7. Те, кто искусен в ремесле, кто достиг зрелости[1253] и кто провел долгое время в труде, тоже знают, какие употребить движения при погружении в глубоких местах, где могут они найти прекрасные жемчужины, весьма драгоценные. Подобным же образом случается такое с силой мышления во время молитвы, <когда> плавает оно в таких местах, в которых не для всякого человека легко плавать.

8. Что же до нас, немощных, плывущих <по направлению> к суше, только эти маленькие жемчужины и попадаются нам, если вообще попадаются, да и то только когда мы ныряем усердно, много раз подряд, задерживая дыхание помыслов мира сего в молитвах наших и в службах наших, которые суть недолгое отдохновение от слез.

9. Ибо <этими жемчужинами являются> теплое чувствование[1254] от ниспадающей на нас благодати Божией: через него получаем мы прощение грехов наших, сладостную и мирную теплоту, радость и неожиданную легкость, а также, по временам, свидетельство веры относительно истинной надежды нашей, и некие прозрения о заботе и милосердии Божиих по отношению к нам.

10. Кто не испытал когда–либо этих благ безмолвия, каждое в свое время? Кто станет отрицать и говорить, что обманут он благодатью Божией, сопутствующей ему?

11. Итак, если, пока мы еще младенцы, стремимся мы в бездонные глубины[1255] океана, в которые великие Отцы наши погружались, <и> бываем одержимы желанием видеть богатства, которые они приобретали и приобретают, тогда утонем мы в океане.

12. И если, поскольку легкодоступными и малоценными[1256] бывают в глазах наших <жемчужины наши> по сравнению с их <жемчужинами>, или если бурь океанских избегаем мы и полностью теряем усердие, то никогда не научимся мы плавать в молитве;[1257] не достигнем мы и умственного искусства, которое <происходит от> духовной мудрости, и не сойдем мы в глубины, где находятся богатства. И может быть, даже дневной хлеб наш не будет обеспечен для поддержания кратковременной жизни нашей, и окончим мы тем, что всегда будем пребывать в нищете и нужде. Ибо не столь мала рука Господня, научившая Отцов сознательному плаванию ума[1258] и уверенности при путешествии по океану, столь исполненному богатств, чтобы и нам не дать в <угодное> Ему время крепкое снаряжение, <способное> противостоять волнам страшного океана, дабы достигли мы тех мест, из которых <Отцы> извлекали духовные сокровища.