7-е Письмо

7-е Письмо

Твой белый дом летел в тугой ночи,

И Моцарта сверчки неистово играли,

В саду неясные крыльца лучи

Нас то скрывали, то вновь открывали,

Как будто мы играли.

За ночь такую можно заплатить

Судьбой, в такие ночи происходят

Перевороты жизни. В небосводе

Нет ничего. И, если лампу запалить,

Огонь горит, хотя от лампы не уходит.

Мы оказались так, как средь земли,

Нет, на земле в средине океана.

Ночные бабочки опасно и упрямо

Стучались, в лампу, слепли и ползли,

Как волны по песку, шурша о рамы.

А возле дома в белых креслах мы

Уж объясняли свойства красоты —

“Киндзмараули” так легко все объясняет...

В саду незримо двигались цветы,

А яблоки топтались, как скоты,

И ночь была, как будто не растает.

Пошли зарницы и пугали нас,

Как предвестители. Мы все чего-то ждали,

Нам наши судьбы чем-то угрожали,

Сверчки, как “Боинги”, гремели, — мы дрожали,

И мир был ненадёжен, как баркас.

О, эту ночь придумал бы поэт —

Изгнанник-Дант, вернувшийся от Бога,

Но эта тьма невыразима слогом:

Она всё то, чего как будто нет,

Или чего невыразимо много.

В такую ночь густая темнота

Тверда, как состояние природы,

И безнадёжна, будто нет свободы...

Но прикровенна жизни полнота[2]

И тайна судеб под тяжёлым небосводом.

Твой дом пылал белей монастыря.

Никто не спал, и даже дети речи

Вели о вечно повторимой встрече,

Когда бы Бог нам бесконечно повторял

Любовь и тьму, и бабочек, и вечер.

Земля одна, поэтому одна

На ней любовь — дневна и полуночна.

Судьба всех нас пока благополучна.

В обыденности вечность нам дана,

Но в сумерках, в ночных полутонах,

Когда душа всё помнит, но не точно.