Путь от Америки до Японии

Путь от Америки до Японии

Провожаемые любезными молодыми членами миссии, мы отправились на пароход. Наш пароход «Citu o Peking» далеко не большой, сравнительно с прежним пароходом до Америки; он имеет немного кают для чистой публики и палубу для остальных пассажиров; содержится, как видно, бедно и не совсем опрятно; прислуга и матросы все китайцы с косами; из всей прислуги только один японец одет по-европейски и, должно быть, считается чем-то вроде начальства над остальными. Ход парохода далеко не быстрый: в первые сутки прошли 394 мили, во вторые — 331, в третьи — 327, в четвертые — 327; до Гонолулу — 2089 миль, там остановка, а оттуда до Японии 3399 или по другому пути 3445 миль. В Гонолулу придем как раз на Рождество Христово по новому стилю; но весьма сомнительно, чтобы на свое Рождество Христово мы попали в Токио.

С вечера декабря 6-го поднялась вдруг большая качка, в то время как мы были на палубе и, пользуясь тишиной и отсутствием публики, отправляли там всенощное бдение под воскресный день. Пришлось прекратить службу, спуститься в каюту, лечь на койку. В каюте все летало и каталось из угла в угол, того и гляди слетишь с койки; пришлось пострадать опять несколько дней, не пивши, не евши, кроме самой малости овсянки, которая будто бы помогает в такое время, и кисловатых апельсинов. Да так все время до Гонолулу погода была переменчивая: то утихнет, то опять закружит и закачает. В воздухе весьма тепло, как у нас летом, но не удушливо и не жарко; теперь мы уже, вероятно, под 28 градусом, а спустимся у Гонолулу до 20 градуса.

Декабря 11-го прошли 320 миль. Погода прекрасная, в полдень даже немного жарко становится, потому что спускаемся все ниже и ниже. В 3,5 часа дня недалеко от парохода видели громадного кита, только он мало выходил наружу, а потом, заметив наш пароход, скоро и совсем скрылся. Часов в 5 вечера капитан вдруг дал тревожный звон в часовой колокол, а потом пароход тревожно и жалобно засвистел. Вся команда побежала к своим местам: кто схватил топор, кто забрался в шлюпку и т. п., кто забрал кишку пожарной трубы и принялся поливать из нее на мокрое море; это была ложная тревога. Скоро все утихло, и капитан важно и посмеиваясь расхаживал среди пассажиров: вот-де все-таки и забава среди безлюдного океана. Вечером залюбовались прекрасной картиной заката южного тропического солнца: чудная игра сменяющихся нежных многочисленных цветов, чудесная и причудливая смена картин на небе и в облаках, приятный голубой отсвет морской воды — все это действительно настоящее упоительное и умиряющее душу заглядение. Недаром святые подвижники, строгие к себе до ригоризма, однако большею частию поселялись в местах хотя и пустынных, но красивых: сама окружающая природа содействовала им постоянно возноситься мыслию к невидимому Богу и, созерцая красоту природы, познавать всемогущество Творца.

Капитан обещает быть в Гонолулу в 3 часа дня в субботу 13-го декабря, где придется забрать каменного угля до Японии. А так как по случаю Рождества Христова работать не будут, то, говорит, вероятно, придется простоять дня два. Притом угрожает, что там ни днем ни ночью не будет покоя от комаров. Печально. Значит, мы на свое Рождество Христово в Токио не поспеем.

Оказывается, наш пароход в чистой его половине почти и везет одних только миссионеров в разных их видах. Старичок, Mr. Taylor, едет в Китай; по исповеданию он методист, а может быть, и иной секты. Сорок лет уже он пробыл миссионером в Китае, и он именно начал там самое миссионерское дело; о нем говорят как о человеке сильной веры, ею только и руководящемся. Он уже довольно сед стал на своем трудном деле; росту низкого, лицо весьма спокойное, видно, что человек поработал душевно очень много и достиг уравновешенности сердечной; глаза вдумчивые и пристальные; ходит он в длинном старомодном сюртуке и черной шляпе круглой; роскоши никакой ни в чем не заметно. Оказывается, и теперь он же заведует всеми протестантскими миссионерами в Китае, управляя даже епископами: все дело, как им созданное, и теперь в его опытных руках. С ним едет какая-то старушка, должно быть жена, лицо постоянно какое-то слащавое, как будто ходит и мечтает перед Богом, по привычке сектантов. Около них еще такая же старушка, только еще слащавее, как будто блаженная улыбка застыла у нее на устах, и так ей, должно быть, приятно. С ними же пожилая девица, строгого, должно быть, характера, судя по лицу, но строгого к себе; взгляд весьма энергичный и самостоятельный. И еще довольно молодая девица, — оказывается, доктор-хирург. Это все в разных видах миссионерки, сотрудники Mr. Taylor’a; все они едут в Китай и там в разных местах и на разных служениях будут трудиться в деле распространения христианства и помощи язычникам. К этой же партии принадлежит чета молодых: мужа и жены; муж, кажется, едет учителем куда-то и тоже причастен к миссионерскому делу.

Еще едет молодой человек, студент — член общества молодых людей для воспитания современного молодого поколения человечества в христианских истинах. Очень симпатичный юноша. Он едет в Японию и там будет учителем в одной школе этого общества для японцев. Прочитали мы устав их союза и несколько книжек их журнала, весьма роскошно и содержательно издающегося. Первое условие для всякого, вступающего в их общество, — признание себя евангельским христианином и обещание насаждать и в себе и в других чистоту и святость нравов. Из списка членов видно, что их уже много в разных государствах. В журнале прочитали речь одного почетного секретаря их союза, который говорит: «Союз молодых людей с самыми чистыми и идеальными стремлениями все растет и растет быстро; всюду студенты присоединяются к нему в разных странах, объявляя себя прежде всего евангельскими христианами, и расходятся в разные страны или учителями, преследуя при этом цели своего союза, или миссионерами к язычникам». Нужно сказать, что среди современного безверного века, воспитавшегося на позитивизме и дарвинизме, одно уже открытое объявление себя христианином, да еще евангельским, есть некоторого рода подвиг, исповедничество, требующее сильного духа и энергии убежденного человека.

Как видно, с нами едет компания довольно светлых людей. С ними еще один молодой китаец, только что окончивший курс в Америке и теперь возвращающийся на родину, чтобы служить делу миссии. Они все время проводят почти вместе, ежедневно устраивают библейские собрания, на которых читают Библию и объясняют ее сообща. Руководителем, конечно, является Mr. Taylor со своей довольно истертой Библией; перед ним масса каких-то рукописей, уложенных в большой ящик, разделенный на несколько мелких отделений, должно быть по содержанию самых тетрадок; это, вероятно, его записки на Библию. В остальное время они почти постоянно читают Новый Завет или Псалтирь, но уже всяк самостоятельно. Читают и иного рода книги, но без дела не остаются. По временам разговаривают с китайцем, бывшим консулом в Сан-Франциско и теперь возвращающимся в Шанхай; с ним они объясняются по-китайски, конечно.

Вот какую ревность проявляют иноверы к распространению своего учения между неверными. На это у них и деньги, и люди находятся в изобилии, и люди все воодушевленные своим делом. К сожалению, как все они мало знают Православие. Нас удивил своим замечанием относительно восточной Церкви вышеупомянутый студент: кажется, говорит, греческая Церковь отделилась от римской в IV веке? Очевидно, сразу записал нас еретиками несторианами или монофизитами. А потом прямо сказал, что о греческой Церкви он ничего не знает. Вот и удивляйтесь после этого перед европейской и американской ученостью, если там только вышедшие из университетов таких простых вещей и не слыхивали. Очевидно, для них только и свету в окне, что папа да Лютер со всеми их разветвлениями и распадениями, причем протестантство, несомненно, для них самое-то истинное христианство и есть, ибо ни на чем ином не основывается кроме самого Евангелия. У нас ведь самый последний семинарист подробно знает о всяких ихних квакерах и шведенборгианах и т. п. сектах. Пора нам отбросить это рабство и пресмыкательство перед Западом; мы обладаем несравненным с ним богатством. Только приложить старание к разработке своего собственного богатства. В самом деле: что может на Западе сравниться со всем нашим церковным учением? Ведь это не мечтания какие-либо большею частию прельщенных мечтателей, однако своим воодушевлением стягивавших к себе многих последователей. Наше Православие — самый опыт христианской жизни; его уяснили действительно вместившие его в себе святые отцы и учителя Церкви, о которых Запад и слышать не хочет. А вся масса богослужебных песнопений и молитвословий, а также весь уклад церковной жизни, и богослужебной и бытовой, — да ведь это поистине, на деле раскрытие того, что дано в словах Христовых. Уж если Запад и Америка удивляются и внимают тому, что пишут наши народники о русском быте и миросозерцании народном, если их там принимают как некоторых пророков и провозвестников настоящего пути и уклада жизни, то что сказать о всем вышеупомянутом, истинно церковном? Тогда бы действительно инославие узнало наше Православие и его истинную силу. А теперь видит только свои же собственные измышления, только в нашей переделке на православной почве, и, следовательно, ничего не видит у нас кроме себя же самого.

Кроме всех этих миссионеров с нами едут три купчика, но образованные, как и подобает всем заграничным, да еще две какие-то дамы. Вот и вся наша кают-компания.

Канун Рождества Христова по новому стилю. Праздник начали прекрасным обедом с разными к нему сверх обычая добавлениями и забавами. Все наши спутники чувствовали себя прекрасно, по-праздничному; даже и мы с ними заодно как будто переживали заранее хоть отчасти свой праздник, который едва ли придется встречать по-церковному. К сожалению, мы не заметили, чтобы пассажиры были особенно благочестиво настроены: никакого богослужения не было; может быть, миссионеры там где-нибудь у себя в каюте и устраивали его, но публично никакой молитвы не было.

Во 2-ом часу ночи пристали к Гонолулу, когда мы давно уже спали. Но вверху наша команда подняла с канатами и т. п. такую возню и крик, что поневоле пришлось проснуться. Они вообще всякую работу сообща исполняют непременно с криком и гамом, должно быть изображая этим своего рода «дубинушку». А вчера некоторые из них залезли во время хода на самый верх мачт для заготовки флачных бечевок; не мало все мы пассажиры внимали этому их риску и удивлялись той быстроте и ловкости, с которой они взбирались на самый верх уже без всякой лестницы и спокойно перебирались там с веревки на веревку, как будто на ровной плоскости.

Декабря 13-го утром я прежде всего поспешил наверх полюбоваться на Гонолулу; но высокий навес пристани все закрыл, и города видно очень мало. Климат тропический (210° широты), прекрасный, мягкий; особенно приятно было дышать чистым утренним воздухом; за городом тотчас же начинаются высокие горы, сплошь покрытые зеленью всякого рода; приятный вид они имеют с переливающимися на солнце мягкими разнообразными колерами: так и хотелось бы забраться туда да погулять среди этой прелести. Горы тянутся не одним хребтом, а постоянно разделяющимися отдельными высокими холмами, то уходящими вглубь и висящими над остальными, то спускающимися в долину и как бы ютящимися среди остальных громад. На острове есть многочисленные вулканы, а по местам множество лавы от прежних страшных извержений. Это нам передавал англичанин, ходивший днем туда далеко в горы. В городе видны целые пальмовые сады; говорят, есть замечательные высокие пальмы, будто бы в 100 футов высоты. Вообще заметна богатейшая растительность; на пароход приносили замечательно вкусные ананасы с хорошую дыню величиной. К сожалению, с 8-ми часов началась сильная припекающая жара, так что мы в своих черных подрясниках не решились и сходить в город; а интересно бы поближе посмотреть на него. В городе виднеется несколько церквей, вероятно протестантских. Вот и туда интересно бы проникнуть, особенно сегодня интересно бы попасть на богослужение ради праздника.

Говорят, на всех Гавайских островах республики жителей до 100 000 — и малайцев, и европейцев, и американцев, и японцев с китайцами. Теперь будто бы японцы намериваются захватить эти острова себе; поэтому гонолульцы сами спешат присоединиться к Североамериканским штатам. Малайцы (австралийцы) приходили на пароход; довольно прилично одеты; кажется, народ добродушный и не дичащийся, на нас они смотрели даже менее любопытно-дико, чем американцы. Время здесь, должно быть, дешево, и работа не спорится; вопреки ожиданиям капитана, уголь нагружают; но целый вот уже день множество подвод и людей возятся с этим делом и нагружают до 500 тонн (по 60 пуд.) угля. Ужасно долго и мешкотно работают люди всяких народностей и во всяких одеяниях. Капитан, однако, обещает в 12 час. ночи сегодня выйти отсюда. С 3 час. дня полил дождь и долго не переставал, а потом перешел в изморось. Хотя и прохладно сделалось, но по грязи шляться тоже неинтересно; так мы и просидели на пароходе. Комаров не видали почти совсем — может быть, потому, что после дождя сделалось сравнительно прохладно.

В гавани стоят военные американские громадный крейсер и большая броненосная лодка. Кроме них — множество торговых пароходов и кораблей. Гавань очень просторная и, вероятно, тихая, потому что защищена горами, выдвигающимися в море. Все суда были украшены по-праздничному сплошь флачными гирляндами. В общем очень красивый вид. Военные суда открыли гонку на лодках дважды, для чего, конечно, снарядили самых лучших гребцов; расстояние для гонки весьма большое; гребцы работали из всех сил, но с разным умением: гребцы с крейсера все как-то вразбивку, не дружно, тогда как гребцы с лодки работали не торопясь и согласно, как бы по команде взмахивая веслами. После них перегонялись на плотах кочегары, работавшие вместо весел своими угольными лопатами. И в том и в другом случае победа осталась на стороне лодки, хотя на крейсере и сам адмирал, так как развевался его флаг. Во время состязания все матросы взобрались на самый верх мачт и с чаянием посматривали на состязателей, поднимали вслед и навстречу им страшные крики, махали им и руками, и платками, и шапками, как бы желая тем помочь своим матросам; а пароходы в это время ужасно ревели своими свистками, а крейсер даже так называемой сиреной, ужасно пронзительной и занывающей отчаянно. Во все время спора стоял кругом страшный крик и шум. На набережной, на соседних пароходах и на нашем собрались зрители, а некоторые даже на лодках плавали за состязающимися, чтобы ближе видеть успех одних и неуспех других. И то забава среди однообразия, да в праздник все-таки и повеселились порядочно. Итак, мы попали в тропики, и даже к австралийцам.

Молодой студент, ехавший в Японию учителем, встретился в Гонолулу с друзьями и остался там до следующего парохода. Но вместо него появился новый пассажир, английский священник Berdy Louis, три года бывший в Гонолулу, а теперь на три месяца в отпуске до Лондона, с остановкой на месяц в Китае; предполагает, что его в Китай и пошлют. Он производит впечатление молодого, горячего студентика, увлекающегося ролью общественного деятеля и немножко рисующегося ею, что он особенно показал в совершении богослужения. С его появлением жизнь пассажиров приняла несколько церковный характер.

Декабря 14-го в воскресенье утром в 10 час. устроили богослужение в верхней небольшой кают-компании. Священник имел на себе при богослужении длинный подрясник, а сверху белую ризу, как наша ряса, с широкими рукавами: она короче подрясника, на спину спускается белый меховой мешок, как башлык, а через шею на грудь спускаются две черные узкие полосы материи — епитрахиль. Он стоял или сидел на кресле перед столом, а богомольцы сидели на скамейках по сторонам; у всех было по две книжки — гимны и молитвы; их пели и читали под аккомпанемент рояли, вообще так же, как и на прежнем пароходе. Некоторые молитвы читал сам священник и в это время для выражения благоговения закрывал глаза или же возводил их вверх. В общем их богослужение производит впечатление какого-то искусственного воодушевления. Похоже оно на сходки молодых людей, искусственно воодушевляющихся на какое-то общественное и чуть ли не общечеловеческое дело, без всякой солидной подкладки, и кричащих: надо читать, толковать, в народ идти, разгонять мрак невежества и т. п. И сами они чувствуют, что что-то неладно, а приятно самое увлечение и обособление. Но так как нет силы высшей этого личного увлечения, то скоро ли долго ли община и распадается на мелочи или и совсем исчезает в пустоте. Так и в протестантском богослужении именно незаметно настоящей молитвы, настоящего возношения духа к Богу, действительно беседы с Богом. Войдите в наш православный храм, особенно в настоящей русской среде: там всякий христианин действительно в храме стоит как в месте особенном, в месте нарочитого обитания Бога, и действительно все его лицо говорит, что он свою душу старается или уже возносит Богу, Ему исповедуя свои думы и моления, от Него прося и ожидая себе милости по Его суду и устроению. Там все говорит именно о совершенно иной и возвышенной, не мечтательной жизни. Здесь, напротив, все именно свидетельствует о том, что и богослужение нисколько не возвысилось над жизнью, что и оно есть самая обычная жизнь, искусственно выделяемая из нее. И на лицах молящихся здесь поэтому не прочтете того высокого молитвенного настроения, каким богато наше православное собрание церковное. Они, напротив, совершенно как обычно читают и поют гимны и молитвы, как простые умные вещи. И в действиях незаметно ничего молитвенного. Вот, например, они, когда священник читал закрывши глаза молитву, все спустились со скамеек и, преклонившись на одно колено, облокотившись на скамейку, закрывши глаза, что-то стараются сообразить пред Богом, может быть грехи свои; но и тут на лицах никакого действительного стояния пред Богом или сокрушения, а просто какое-то головное напряжение — подумать о Боге, так как нужно это для молитвы и в молитве. Как на первом пароходе, так и здесь в этом отношении одинаковое впечатление от протестантского богослужения: оно не богослужение, а только правило для освящения воскресного покоя и имеет серьезный отпечаток не церковного собрания, а сектантского, хотя по видимости благоговейного, но в сущности совершенно холодного собрания. Кстати, как ни противны им все внешние действия и знаки, а ведь не обходятся без них и в облачении, и в молитвенных обрядах, только не принимают самого естественного знака — креста. В конце богослужения священник говорил поучение в продолжение 15 минут; говорил о том, что нам не нужно жалеть своих сил для дела Божия, если Бог Сына Своего Единородного не пощадил; указывал и на пример св. Стефана архидиакона первомученика. Вот и все протестантское богослужение, разве может быть какое-либо сравнение с нашим Православным богослужением?

Священник скоро с нами познакомился и многое порассказал и о себе, и о всем их миссионерском деле. Оказывается, он был в числе первых возбудителей того студенческого миссионерского движения на Западе, о котором, между прочим, в прошлом 1897 году была подробная статья в «Православном Собеседнике» (Пр. Соб. 1897 г., январь). Они поставили себе целью проповедовать Христа в продолжение настоящего поколения, то есть в продолжение лет 30–40, чтобы потом христианство уже сделалось достоянием народов путем предания от отцов к детям — к следующему поколению. Теперь число присоединившихся к этому движению громадное, и все они действительно разошлись по разным странам и народам, так что почти у всякого народа непременно есть миссионеры их общества. Способы их миссии разнообразны; например, в Центральной Африке они начинают дело с обучения английской грамоте: первое отделение — азбука, второе — чтение Евангелия; а потом, если кто пожелает креститься, то читает послание апостола Павла к римлянам и изучает катехизис. Они имеют при таком ведении дела то в виду, что так человек сам придет постепенно к Евангелию. Там у них до 40 тысяч первого и второго отделений и до 4 тысяч оглашенных. Это по отчету за 1896–97 гг. Церковного миссионерского общества, который мы у него взяли для прочтения. Из отчета видно, что учителя у них получают от миссионерского общества только рублей по 18 в год, а главным образом содержатся за счет туземцев, и это у них поставлено за главное и первое правило. Замечательно откровенно написан весь отчет, весьма большой том убористой печати, прекрасно изданный: нет в нем обычного в таких случаях представления всего в лучшем виде; напротив, очевидно, все описано так, как есть; недостатки и неуспехи не скрываются, а, напротив, с сожалением выставляются. Их, миссионеров, нередко гонят и отталкивают, но они не унывают, а терпеливо переносят и выжидают лучших условий; и так дело с маленького восходит до большого. Теперь Япония почти вся заполнена протестантскими миссионерами.

Подобное же богослужение утром было и в следующее воскресенье. Проповедь говорил сам старичок Mr.Taylor. Он выразил благожелание на наступающий новый год, так как вчера был ихний новый год. Сам он читал, как псаломщик, положенные псалмы и чтения из Библии, не считая для себя низким исправлять это дело, как поступают некие ученые богословы. Вечером в каюте у них было communion, то есть причастие. Быть на нем и мы испросили себе позволение, на что они с величайшим удовольствием согласились. Священник ходил до вечера весьма радостный, с высоким настроением, должно быть радуясь, что многие пожелали причаститься. В каюте на подносе, покрытом скатертью, были заготовлены дары: на маленьком дискосе обыкновенный столовый хлеб, разрезанный на мелкие кусочки, а в маленькой серебряной чаше — вино. Сначала пропели гимн, причем священник, стоя в своем облачении, достал какой-то инструмент, похожий на гармонику, положил его на колено и начал наигрывать, аккомпанируя певчим; буквально, как русские мужики наигрывают на гармонике, поставивши ее на колено. И зачем это непременно музыка: без нее прекрасно запели гимн, а гармоника только портила дело, потому что священник не мог играть как следует. Потом читали псалмы. Затем священник прочитал соверши-тельные молитвы: в самом главном месте, держа руку над дарами, молился, чтобы им достойно причаститься Тела и Крови Христовых; значит, пресуществления нет, а только воспоминание учреждения Таинства. Потом он взял дискос и, произнося слова причащения, хотел было нас причастить, сначала отца архимандрита Сергия, как ближе к нему сидящего. Мы, конечно, отказались, чего он, по-видимому, не ожидал: он, может быть, потому и радостный ходил целый день, что наше желание присутствовать при их communion’е принял за намерение вместе с ними причаститься. Делать нечего, он пошел предлагать по кусочку всем остальным, давал каждому в руку; а потом таким же порядком всякому давал пить из чаши, произнося слова причащения. После причащения он прочитал молитву и пропел гимн причастный. В заключение он всех благословил воздеянием рук. Странное общение людей разных сект: тут кто методист, кто конгрегационалист, кто епископал, кто пресвитерианец — и все они одинаковое имеют церковное общение. А между тем англикане говорят, что они с сектантами не имеют церковного общения. Вот и верьте им и вступайте с ними в общение. А самую тайну причащения как недостойно они совершили: основательно пообедали, подвыпили, пошутили, посмеялись и в заключение — духовное утешение в знак следования по пути креста Христова.

От Гонолулу с полдороги погода сразу переменилась на зимнюю; вдруг подули страшные ветры, а однажды даже настоящая буря была, так что сорвало парус; пошел дождь и нечто вроде снега, стало ужасно холодно и сыро; началась большая качка, но она на нас уже не действует — привыкли; ход тихий, так как винт обнажается на волнах. Вот уже идем 11-й день от Гонолулу; вероятно, сегодня, декабря 25-го, ночью придем в Йокохаму.

Сегодня вечером Mr. Taylor в библиотечной комнате публично рассказывал о китайской миссии, начатой им именно 40 лет тому назад. Сначала у них было всего только человек 20 миссионеров; но он, веруя завету Иисуса Христа — сеять, а дальнейшее предоставить Богу, начал дело проповеди в открытых для иностранцев приморских городах. Сначала и средств не было почти никаких, но Бог не оставил. Один человек предлагал 8000 долларов, чтобы их положить в банк на дальнейшие нужды миссии; но Mr. Taylor отклонил это приношение, сказавши, что средства нужны теперь, а в дальнейшем мы не властны; Бог не оставит Своею помощию. И потом действительно скоро помаленьку нашлись и средства на дело; а затем появились и люди для проповеди, так что составилась довольно порядочная компания миссионеров. После этого они постепенно проникли и в глубь страны, раз навсегда поставивши для себя — делать по ней постоянный обход. Сначала над ними смеялись, как над мечтателями, говорили, что миссионеры хотят прошибить непреступную стену и т. п. И народ сторонился от них; пустили молву, что миссионеры для каких-то своих проделок будто бы выкалывают глаза у детей. А потом постепенно присмотрелись и привыкли к миссионерам, увидавши, что ничего худого, кроме хорошего, они не говорят и не делают. Главная черта китайца — неподвижность на все новое от своего старого, к которому он прочно привык; но если он раскачается и примет христианство, то примет его основательно и убежденно и в нем серьезно и постоянно пребудет искренним последователем. Это, прибавил Mr. Taylor по нашему адресу, китайца отличает существенно от японца, который на все новое легкомысленно и, любопытствуя, скоро набрасывается и принимает, а потом бросает. В миссионеры, хотя к нему и многие просились, но он делал строгий выбор, не заботясь о количестве миссионеров, он принимал только тех, которые при себе имели карманную Библию и постоянно неопустительно читали ее. Так постепенно дело началось и возросло; теперь там в Китае множество и миссионеров, и миссионерок, из которых и теперь некоторые с ними едут туда, множество и христиан хороших.

Рассказал он один весьма замечательный случай обращения в христианство: зашел, говорит, я в один город, поднялся на гору к языческому храму, христиан там совсем не было, помолился я тут среди природы Богу, чтобы здесь насадил Он христианство, и сам остановился жить в городе. Один китаец по делам часто обращался к нему за различными разъяснениями и книжками, между ними он дал ему и Библию, которую китаец, однако, никак не хотел читать и бросил в угол, придя домой. Советовавшему ему читать ее Mr. Taylor’у он говорил: как я буду ее читать, если вы говорите, что не всякому она понятна? Mr. Taylor объяснил ему, что перед чтением нужно помолиться Богу, чтобы открыл разум и сердце к уразумению Библии. Как же, говорит, я буду молиться Богу, Которого не знаю и в Которого не верую? А в таком случае я о вас помолюсь и вы помолитесь от души, и Бог нам поможет. Однако раза два Библия попадалась ему на глаза и в руки, но он ее небрежно откидывал. А на третий невольно взялся за нее и сказал: если есть Бог, то да откроет Он мне разуметь Библию. И потом так увлекся чтением, что читал ее, пока окончательно не пришел к христианству, и пришел скоро и очень искренно. Но когда пришло время крещения, то оказалось, что жена его совершенно против того и не хотела ничего слушать об этом. Тогда китаец решил: если обо мне молился миссионер и мне Бог помог, то почему же и мне о ней не помолиться? И после сердечной молитвы раз наедине с женою повел беседу о Едином Боге. Жена слушала, да и говорит: о Едином Боге я давно знаю: когда было возмущение в стране, то я от возмутившихся заперлась в своей комнате и молилась: Небесный Дедушка, спаси меня от неприятелей; и действительно, кругом все было разрушено, а мою дверь как-то прошли мимо, и я осталась жива и невредима. И вот и она постепенно просветилась; оба сделались христианами и такими ревностными, что сами постоянно проповедуют о Христе и говорят: не можем не проповедовать, если все в нас о том говорит. Такова краткая история этого дела. Теперь в Китае уже до 700 миссионеров из разных стран. Укорительно посматривая на нашу сторону, Mr. Taylor при этом прибавил: есть и из России, именно из Финляндии, и весьма ревностные проповедники. Вот что поведал о своем 40-летнем деле этот старичок. Значит, сколько идеализма среди их учащейся молодежи!

Нужно заметить, что в Америке все почти университеты стараются устраивать не в больших городах, а в самой провинции, даже в селах незначительных; ибо там-то в тиши и может быть настоящая колыбель и науки, и всего духовного и чистого; там-то юноши и научаются действительно серьезно готовиться к предстоящей им жизни; а жизнь учащейся молодежи в городах, ввиду знакомства именно с самою этою жизнию, чтобы юноши знали то, что будут потом иметь как почву для своего дела, — именно это-то самое уж очень их сближает с обыденною жизнию и их, еще не окрепших, постепенно делает совершенно обычными людьми, задающимися теми же интересами, какие господствуют в мире сем, прелюбодейном и грешном. Американцы это поняли и стараются своих юношей по возможности уединить от суеты житейской, желая в них видеть здоровое молодое поколение, которое потом будет в состоянии внести в жизнь новые светлые начала, обновить жизнь. И их молодежь, очевидно, на самом деле отвечает таким желаниям своих стариков, если среди нее является столько людей, которые идут к народу неведомому и по своим силам трудятся там в деле проповеди. С нами ехавший студент, член «Общества молодых людей для воспитания человечества на началах христианства», — очень чистый юноша, очень нравственного настроения душевного. Если не все, то, вероятно, много таких там, а это и благо школы, умеющей вложить идеализм и нравственные стремления в своих питомцев.

И в обществе там весьма большой интерес к христианству и его проповеди среди язычников. Англия, например, дает только одних пожертвований до 8 миллионов рублей, и только на одно Церковное миссионерское общество, не говоря о других миссионерских обществах и учреждениях, а правительство на это ничего не отпускает из своих сумм. Все этим делом живо интересуются: газеты переполнены религиозным элементом; очевидно, спрос на то есть. Во время путешествия по Америке мы часто на дороге брали газеты; в каждой непременно есть религиозный отдел и сведения о разных религиозных делах. Отчеты о миссиях печатаются громадными роскошными книгами во множестве экземпляров для раздачи и продажи и встречают большой интерес в обществе. Миссионеры или путешественники устраивают разные чтения о миссии и христианстве, и чтения переполнены и дают не только прекрасный сбор, а и богатые пожертвования на дело проповеди. И это в такой коммерческой стране, как Америка. Там какая-нибудь старушка сидит над Библией, читает ее и проповедует о Христе. И на пароходах, и в других случайных благоприличных местах устраивают богослужение и проповедь. К сожалению, и это у них не обходится без некоторых странностей, как и все у сектантов. Они часто проповедуют даже на открытом воздухе: остановится среди улицы миссионер и начинает проповедь о Христе; проходящие останавливаются, прислушиваются, иной заинтересуется, а иной пройдет; но миссионер не смущается, даже если и никто его не слушает, все-таки говорит. К чему это? Не есть ли это некоторое омирщение дела проповеди, могущее повести и к унижению его. Благодаря этому, вероятно, японцы теперь в большинстве случаев наслышались таким путем о христианстве и уже настоящую проповедь слушать не хотят: знаем-де мы все это, слыхали не раз. Это уж чисто свойственная сектантам излишняя экзальтированность. И как действительно похожи по характеру духовному наши сектанты на всех этих протестантов. Физиономия духовная совершенно тождественная: видно, что одни родились от других. На пароходе прочитал я несколько методистских брошюрок мелкого издания, их тщательно Mr. Taylor распространял между пассажирами; эти брошюрки совершенно такого же характера, как ходящие у нас сектантские брошюрки, — о спасающей вере, о том, что Христос есть Пастырь и т. п. Одни жалобные благочестивые слова, наводящие скуку своим однообразием и, в сущности, бессодержательностью. Они не могут совсем и сравниваться с нашими, например, «Троицкими листками». А если бы умело издавать краткие для народа брошюрки и листки на основании богослужебных книг и святых отцов, то это было бы несравненное с сектантскими вещаниями богатство духовного содержания. И, однако, при этом сектанты усиливаются количественно, именно потому, что неутомимо трудятся в своем деле, отвечая насущным запросам в обществе, давая пригодную пищу жаждущей душе народа. А жатва действительно многа всюду: и за границей, и в язычестве, и у нас на родине. Теперь не то, что было в минувшую пору: все ищут правого пути жизни, только суметь бы дать на это вовремя и прямой ответ, чтобы не пришли злые враги и не похитили себе душу немощную. Как жаль, что и при всеобщем религиозном возбуждении в Европе и Америке о нас ничего не знают хорошего, кроме всяких темных россказней, а о православии говорят, что это только мертвая форма без жизни, как выражается вышеуказанный отчет Церковного миссионерского общества, когда, заключая отдел об успехах протестантства в Японии, прибавляет: «и время покажет, что возьмет верх: мы или христианство, в котором осталась одна только мертвая форма без жизни», под которым они всегда разумеют православие. Вот что я вынес из краткого знакомства с Америкой и ее случайно встреченными в путешествии деятелями. Есть кой-чему у них и нам поучиться, при всей их беспочвенности и неосновательности религиозной.

Праздник Рождества Христова приходится встречать в дороге, далеко от православного храма. Все-таки мы постарались отправить ради этого великого дня службу по имевшимся у нас книгам. Стихиры и канон взяли из воскресной службы 8-го гласа, ирмосы пропели праздничные, а равно тропарь с кондаком; это с вечера. А в самый праздник отправили обедницу. И все-таки как будто у праздника: на душе повеселее, хотя с замиранием сердечным думаешь о том, что там далеко все такие радостные и хорошо настроенные теперь, или в церковь идут, или уже домой возвращаются в родные кровы и к дорогим сердцу людям. Христа славят там все.

Ныне мы накануне прибытия в Страну Восходящего Солнца, где Бог судил нам теперь трудиться. Как-то Он благословил нас на сие дело? Как-то встречусь со всеми тамошними — и народом, и деятелями, а главное, с Преосвященным Николаем. После троекратного опыта я сам-то уже отвык думать о некоторой продолжительности пребывания в том или другом месте. И теперь вот на третий год после академии приходится уже на третье место перебираться с весьма дорогих сердцу мест. Завтра буду в Японии, а надолго ли и там — Бог весть. Одно знаю, что в конце концов все бывает по воле Божией и все Им ус-трояется к лучшему, только бы нам не расстраивать Его планов своим вмешательством и своеволием. Где бы ни жить, только бы с Богом, да дело Его делать. Благослови, Господи!