Рискованное паломничество в Иерусалим

Рискованное паломничество в Иерусалим

Был месяц нисан[869] 30 года. Зимние дожди постепенно прекращались. На холмах Галилеи было заметно пробуждение весны, и уже набухали почки инжирного дерева, что Иисусу все эти годы напоминало о близости прихода Царства Божьего, наделяющего мир новой жизнью. Погода стояла великолепная. Люди готовились совершить в паломничество в Иерусалим для празднования великого праздника Пасхи. Путь из Галилеи занимал около трех или четырех дней пешего хода. Ночь можно было провести под открытым небом без всякого затруднения. К тому же луна росла: в день Пасхи было полнолуние. Иисус объявил своему окружению о принятом решении: он хочет идти в Иерусалим в сопровождении своих учеников и учениц.

Какие мотивы им руководили? Он просто желал вместе с народом отпраздновать Пасху, как еще один паломник? Он направился в город, ожидая там величественного явления Царства Божьего? Иисус хотел бросить вызов правящей религиозной верхушке Израиля, чтобы вызвать реакцию, которая всех вынудит принять пришествие Бога? Он хотел устроить народу очную ставку, чтобы восстановление Израиля ускорилось? Мы ничего не знаем наверняка[870]. До сих пор Иисус проповедовал Царство Божье в галилейских деревнях, но его призыв относился ко всему Израилю. Вполне естественно, что в определенный момент он обращается также и к Иерусалиму.

Это идеальная возможность. Святой город был центром избранного народа: именно сюда обращались взоры и сердца всех рассеянных по миру иудеев. И день выбран самый подходящий. Тысячи паломников из Палестины и всех уголков Империи соберутся здесь, чтобы в течение праздничных Пасхальных дней обновить свою жажду свободы. У учеников, похоже, эта идея вызвала беспокойство. Иисус тоже осознает опасность, которой он подвергает себя в Иерусалиме. Его проповедь может вызвать гнев у правящих иерархов Храма и у римских властей. Однако, несмотря ни на что, Иисус пойдет в Святой город. И уже не вернется.

Совершая паломничество в Иерусалим, Иисус, по всей вероятности следует по самому восточному пути. Он и его последователи покидают Капернаум, двигаются вдоль реки Иордан, а после того, как пересекут Иерихон, пойдут по дороге, ведущей в вади Кельт, пока не достигнут Масличной горы. Она была лучшим местом для обозрения Святого города во всей его красе и великолепии. Паломники немели и плакали от радости при виде него. Возможно, это уже не первый приход Иисуса в Иерусалим, однако на сей раз все по-другому: в его сердце смешиваются радость и тоска, страх и надежда[871]. Мы никогда не узнаем, что он пережил. Оставалось всего несколько дней до его распятия.

С Масличной горы открывается вид на весь город. Вдалеке, на самой возвышенности, виден старинный дворец Ирода с его помпезными залами и садами; он стал местом временного пребывания римского префекта: возможно, Пилат уже здесь, чтобы вблизи наблюдать за проведением праздника Пасхи. Неподалеку можно увидеть резиденцию Антипы, галилейского тетрарха, который обычно всегда присутствовал на подобных массовых празднествах; его дворец напоминал о трагическом прошлом, поскольку здесь жил языческий царь Антиох IV, который причинил много страданий иудеям, преданным Богу. Рядом с этими двумя дворцами располагались роскошные виллы самого богатого района города; здесь жила семья первосвященника Анны и большинство храмовой аристократии. К югу от этого места находились римский театр и цирк, построенные Иродом для того, чтобы Иерусалим был не менее значимым центром, чем другие крупные города Империи. Вполне возможно, Иисус никогда не бывал на улицах этой части города, населенных представителями высшего общества и самыми богатыми и могущественными семьями Иерусалима[872]. Районы для бедняков и простолюдинов находились в противоположном конце, занимая нижнюю часть города. С Масличной горы не видно столпотворения и суеты, которая там царит. На узких улочках сменяют друг друга всевозможные мастерские, магазины и лавки. Продавцы громогласно предлагают свои товары: ткани, сандалии, туники, парфюмерию, небольшие ювелирные изделия или сувениры святого города. Прилавки с зерном, фруктами и другой сельскохозяйственной продукцией сосредоточились в основном у въезда в город. Нелегко продвигаться сквозь такое скопище людей, занятых закупкой провизии на дни праздников.

Однако больше всего взгляды паломников привлекала огромная площадь[873], где возвышался сияющий святой храм — сложный комплекс зданий, галерей и залов различного назначения. Это был дом Бога! По словам историка Иосифа Флавия, «покрытый со всех сторон тяжёлыми золотыми листами, он блистал на утреннем солнце ярким огненным блеском, ослепительным для глаз, как солнечные лучи. Чужим, прибывавшим на поклонение в Иерусалим, он издали казался покрытым снегом»[874]. Именно туда они войдут в ближайшие дни, чтобы принести ритуальные жертвы, спеть благодарственные гимны и зарезать барашка для Пасхального ужина. До начала праздников оставалось лишь несколько часов, так что паломники должны были заняться очищением. Условия чистоты были обязательными. Язычники должны были находиться в широком «дворе язычников»; то же самое относилось и к прокаженным, слепым или паралитикам. Женщины будут в «женском дворе», а мужчины — во «дворе для израильтян». Именно оттуда они будут наблюдать за различными ритуалами. Никто из паломников не может вступать на территорию, закрепленную за священниками, где находится жертвенный алтарь. Пред лицом Бога в sancta sanctorum может предстать только первосвященник, единственный посредник между Израилем и Богом.

Не один человек поинтересовался бы, что это за монументальное здание с четырьмя башнями, виднеющееся на одной из сторон площади и возвышающееся над всеми священными постройками. Речь идет о крепости, воздвигнутой Иродом и называемой в народе Антониевой башней. Согласно Иосифу Флавию, «как храм для города, так и Антония для храма служила цитаделью»[875]. В ней неусыпно дежурил гарнизон римских солдат, контролируя любые волнения, нарушающие порядок. Наверняка, в какой-то из ее тюрем не один несчастный ожидал своего смертного часа.

Иисус и его ученики смогли проникнуться атмосферой Иерусалима, только когда вплотную подошли к городу. По всем дорогам тянулась череда паломников. Тиропеонская долина, а также долины Кедрона, Еннома, окружавшие Иерусалим, не могли вместить толпы людей, направлявшихся к входам в город. Народ стал располагаться уже на любом свободном пространстве: у стен, на близлежащих холмах и на Масличной горе. Более ста тысяч паломников примут участие в этих празднествах[876]. Поскольку общины иудеев находились внутри Римской империи, у них уже не возникало проблем с границами при паломничестве в Иерусалим. Вместе с тем поражающая воображение реконструкция Храма, осуществленная Иродом, служила для паломников новым импульсом. Каждый раз сюда стекалось все больше людей из Египта, Финикии или Сирии; из Македонии, Фессалии или Коринфа; из Памфилии, Сицилии и Вифинии и побережья Черного моря; даже из Рима, столицы Империи. Во время празднования Пасхи Иерусалим превращался в мировую «религиозную столицу» иудейского мира в лоне Римской империи[877].

Скопление такого количества людей в святом городе, сопровождающееся множеством исторических воспоминаний, представляет потенциальную опасность. Встреча стольких братьев, пришедших сюда со всего мира, укрепляет ощущение принадлежности к особому народу, избранному самим Богом. Празднование Пасхи еще более воспламеняет их сердца, когда иудеи вспоминают свое освобождение из рабства фараона. Они полны не только ностальгии, но и надежды. Египет сменился Римом. Заветная земля Яхве уже не страна свободы: теперь ее обитатели — рабы на собственной земле. В эти дни молитвы паломников превращаются в вопль: Бог услышит стоны Своего угнетаемого народа и снова придет освободить их от рабства. Рим прекрасно видит эту угрозу. Поэтому Пилат приезжает на эти дни в Иерусалим, чтобы усилить гарнизон Антониевой башни: необходимо пресечь на корню любое опасное действие, прежде чем оно перекинется в массы паломников[878].

Многие из прибывших поют от радости, что они наконец добрались до Иерусалима после столь долгого путешествия. То же самое делает и окружение Иисуса. Они уже близко от городских ворот. Это последний отрезок пути, и Иисус хотел проделать его верхом на осле, как простой пилигрим, въезжающий в Иерусалим и желающий всем мира. В этот момент, охваченные праздничной атмосферой Пасхи и с нетерпением ожидающие скорого пришествия Царства Божьего, о котором так настойчиво проповедовал Иисус, ученики начинают восторженно приветствовать его[879]. Одни срезают растущие при дороге ветви и зеленую листву, другие расстилают на его пути свои туники. Они выражают свою веру в Царство и свою благодарность Иисусу. И это не торжественно организованный прием выдающегося и могущественного лица. Это спонтанное чествование со стороны учеников и последователей, пришедших с ним. Нам сообщается, что ему воздают приветствия паломники, «предшествовавшие» ему и «сопровождавшие» его. Возможно, они кричали ему так: «Осанна! Благословен Грядущий во имя Господне!»[880]

Действие, совершаемое Иисусом, наверняка намеренное. Его въезд в Иерусалим верхом на осле говорил больше, чем многие слова. Иисус жаждет Царства мира и справедливости для всех, а не империи, построенной на насилии и угнетении. Сидя на маленьком ослике, он предстает пред людьми как пророк, носитель другого, нового порядка, противоположного тому, какой устанавливали римские генералы, ездящие верхом на боевых конях. Его скромный вход в Иерусалим становится сатирой и насмешкой над триумфальными въездами римлян при завоевании городов. Немалое количество людей увидели в действии Иисуса остроумную критику римского префекта, в эти же самые дни прибывшего в Иерусалим верхом на могучем коне, украшенном всеми символами его имперской власти[881]. Римлянам никак не могло это понравиться. Мы не знаем, какую реакцию могло вызвать символическое действие Иисуса среди того огромного скопища людей. В любом случае этот «антитриумфальный» вход, сопровождаемый приветственными возгласами учеников и учениц Иисуса, был насмешкой, которая могла воодушевить людей. Такое публичное поведение Иисуса, провозглашавшего альтернативное ненасильственное правление, служило достаточным основанием для того, чтобы вынести ему смертный приговор[882].