6. Рискованное предприятие[4]
6. Рискованное предприятие[4]
Чтобы понять, каково быть Богом, надо начать с момента творения. Мы часто читаем первую главу Бытия как прелюдию, спеша к великому разрыву, произошедшему в главе 3, или размышляя о том, как выглядит процесс творения с точки зрения современной науки. Однако глава 1 Бытия ничего не говорит ни об этом процессе, ни о последовавшей трагедии. Здесь мы видим лишь самый примитивный набросок нашего мира — солнце и звезды, океаны и растения, рыбы и животные, мужчина и женщина, и Бог о каждом этапе творения говорит Свое слово.
«И увидел Бог, что это хорошо», — пять раз, словно барабанная дробь, повторяется этот рефрен. Закончив, «увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма». В других разделах Библии о том же событии говорится в более восторженных выражениях: «При общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости», с гордостью напоминает Бог Иову. «Я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими», — подхватывает Премудрость.
Таким видит Бог Свое творение — и каждый художник с тех пор ощущает отголосок той же дрожи в своей душе: Он прищуривается, оглядывая завершенную работу и говорит: «Очень хорошо». С трудом удерживается от улыбки фокусник, когда публика стоя аплодирует ему — все аплодируют, даже та девочка с липкими от сладостей руками.
Антрополог и писатель Лорен Эйсли описал день, когда он ощутил первозданную радость бытия. Он был тогда уже немолод. Добравшись до пустынного берега, он укрылся от промозглого тумана под кормой разбитой лодки и тут же уснул. Открыв глаза, он увидел перед собой два остреньких ушка и любопытную мордочку лисенка — совсем маленького, еще не научившегося бояться. Там, в сумраке своего укрытия, известный ученый и юный лис смотрели прямо друг на друга. Потом лисенок с веселой широкой ухмылкой вытянул из кучи костей куриную косточку и зажал в зубах ее кончик. Повинуясь инстинкту, Эйсли наклонился вперед и ухватился задругой конец. Началась игра.
Лорен Эйсли пишет: «Много сказано о том, что человеку невозможно, как бы он ни старался, увидеть истинное лицо вселенной: мы обречены всегда смотреть на нее как бы со спины, видеть лишь изнанку природы. Но здесь посреди кучи костей обнаружился лисенок, приглашавший меня поиграть. Вселенная чудом повернулась так, что я увидел ее лицо — такое маленькое личико, что это насмешило саму вселенную и она расхохоталась. Тут неуместно было бы вспоминать о достоинстве человека.
Целое мгновение я общался лицом к лицу со вселенной! Для этого оказалось достаточно опуститься на корточки перед лисьей норой и подергать за кончик куриной косточки. И то был самый глубокий, самый осмысленный акт моей жизни… Я увидел детскую вселенную, крошечный, хохочущий мирок»[5], — так Лорен Эйсли завершил свой рассказ о том, как вселенная открылась ему в изначальном своем обличии.
Наша вселенная пугает нас пустотой и болью, и все же в ней сохраняется, словно аромат давно улетучившихся духов, ощущение момента творения, того самого из первой главы Бытия. И на мою долю выпали подобные впечатления. Это было, когда я, миновав поворот тропы, впервые увидел перед собой Иосемитскую долину: струи воды над снежно–белым гранитом водопада, показались мне волосами ангелов. Это было, когда я попал на маленький полуостров на озере Онтарио, где отдыхают во время перелета пять миллионов бабочек–монархов. Их бумажные трепещущие крылышки одевают каждое дерево прозрачным, переливающимся оранжевым сиянием. Это было на площадке молодняка в чикагском зоопарке — каждое животное, будь то горилла, муравьед или гиппопотам, начинает жизнь с игры и озорства.
Эйсли прав: в центре вселенной мы найдем улыбку, струю радости, хранящуюся там от начала творения.
Это знает каждый родитель, впервые прижимающий к себе дитя, свое дитя. Это чувство испытывал Бог, когда, оглядев Свое творение, признал, что оно весьма хорошо. В начале, в самом начале, разочарования не было. Была радость.