Жизнь Святой Горы и человеческое общество

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Жизнь Святой Горы и человеческое общество

Монахи на Святой Горе объяты чувством, что они составляют единое целое. Этот, кажется, более склонен к созерцанию, а тот — к деятельности. Один в высшей степени благоговеен, другой более свободен. Вон того пришедший на Афон паломник, пожалуй, сочтет крайним, а он живет самым естественным для него образом. А этого посетитель сравнит с хулиганом, какие бывают в миру. Да, может быть. Однако он «хулиган Божий», который ежедневно предстоит перед Господом. Кто может отказать ему в праве приметатися в дому Бога (Пс. 83, 11)?

В одной из монашеских книг говорится, что если инок осмелится рассуждать о вещах, которых он не пережил сам, то его начнут преследовать демоны мщения («да не станем, будучи сами незрелы и не стяжав зрелого плода, наставлять и учить других, чтобы не сделаться игрушкой бесов»).

Однако я надеюсь, что сегодня этого не произойдет, потому что вы все своим присутствием, жаждой познания и любовью воспрепятствуете им гнаться за мной со словами: «Ты сказал о том, во что не веришь и чего не понимаешь сам»…

Я думаю, что Богу и Владычице Богородице приятно и угодно, когда говорят о Святой Горе. Но рассказчик должен быть ангелом или равным ангелу…

Святогорская жизнь, столь таинственная и сокровенная в храминах келий и сердец, в богослужебных собраниях, в то же время так близка каждому и открыта для всякого человека - будь он духовным лицом или бездомным и блуждающим сиромахой. Ибо Святая Гора живет, словно единое возлюбленное Богом творение в нежных объятьях мира, который привязан к Афону, оберегает его и время от времени подпитывает новыми монахами.

Кому случилось побывать на Святой Горе хотя бы однажды, тот знает, что монахи принимают паломников с улыбкой и любовью, и каждый понимает, что эта улыбка и эта любовь есть одно: распахнутое в небеса окно, отблеск сияния сердец святогорцев. Видят паломники и то, что живут монахи в ликовании и в блаженстве, насыщаясь денно и нощно многоблаженством имени Иисусова и пением псалмов. Каждый день они омываются ими. И если и есть что–то, в чем бы они могли выразить себя, так это имя Господне.

Монахи, вечно испытывающие жажду в памятовании о Господе, будучи соединенными и с теми, кто близко, и с теми, кто далеко, в молитве предстательствуют за всех людей [6], за их обожение. Вся жизнь святогорца — это молитва и плач о падшем и страждущем Адаме и радость о воскресении всего рода человеческого. Подобна небесной жизнь монаха, но в то же время она проходит в человеческом обществе. Поэтому вернее сказать: она есть богочеловеческое собрание людей и святых. Следовательно, это нечто совершенно чужое и в то же время очень близкое каждому из нас.

Святогорец живет в своем месте, удалившись от всего. Это место называется «Садом Богородицы». Он пользуется византийским временем [7], отличным от мирского. Это время богослужебное, оно переносит монаха к великим событиям жизни Христа, дарует ему те переживания богослужения, какие испытали Святые отцы. У монаха другой календарь [8], переданный Отцами. Он не использует его для каких–либо сделок, но для расчета одного - дней памяти святых, то есть своих ежедневных встреч, назначенных с уже причисленными к лику святых подвижниками благочестия в храме, в келии, в своем сердце.

За пределами Сада простирается «зарубежье», внешний мир - мир конечно же Божий. Там - родители, братья, собратья и друзья Христовы, призванные в Царствие, сонаследники обетований Бога. Все они также являются своими для Бога, как бы далеко ни жили. Два мира сплетены столь неразрывно, что я мог бы сказать: нельзя рассуждать о мире, не прочитав прежде целую главу, посвященную Святой Горе.

И не понять Святую Гору, не зная, что такое на самом деле мир. Во всяком случае, Святая Гора есть место, которому радуется святогорец. Здесь, в этом благодатном саду, чувствуешь себя легко, здесь, на Горе святых, ты живешь, словно богач. Открываешь глаза, по слову Писания, и досыта ешь хлеб (см.: Притч. 20, 13), простираешь свою руку, ешь мед, и он сладок для гортани твоей (Притч. 24, 13). Ты наяву причащаешься сладчайшей Божественной жизни.

Ну что мне сказать о жизни святогорцев, высокой, как звезды в раю, и глубокой, как таинство Христа? Давайте с дерзновением в голосе нарушим подобающее святыне молчание и поговорим о некоторых отличительных особенностях жизни на Святой Горе.

Богочеловеческое житие

Во–первых, святогорцы, даже и те из них, кто живут величайшими отшельниками, - это огромная община. Монахи на Святой Горе объяты чувством, что они составляют единое целое. Они никогда не ощущают своей личной независимости от остальных. У них есть единое государство, разделенное на большие и маленькие семьи разного типа (киновии, дома, каливы, скиты). Каждая семья имеет свои отличительные признаки, свою историю. Не существует двух одинаковых. Каждая из них движется свободно и непрестанно приносит Богу то, что может.

Но в то же время все они обладают и общим святогорским сознанием, и единой традицией. Поэтому свобода допускается в рамках этой традиции. Святогорцы чувствуют, что все вместе они составляют одну семью.

Кроме того, каждая монашеская семья представляет свое собственное внутреннее равновесие единства и любви благодаря иерархическому устройству и прежде всего взаимному согласию и принятию во внимание положения, мнения, воли другого человека, находящегося рядом, его характера, ибо другой является отражением моего «я». В нем монах обретает образ Божий, и именно это интересует его в ближнем.

Признавая другого, каким бы характером тот ни обладал, и ставя его выше себя, монах разрешает всякое разногласие и таким образом сохраняет чистоту своей личности и обретает ее завершенность, исполняется мудрости и Божественной справедливости.

Вследствие этого возникает равноправие членов семьи. Все - общее, основания - свобода и добрая воля. Нет ничего собственного. А то, что мое, - так оно все общее, все «твое». Нет ни повелений, ни обязательств, ни каких–либо иных принуждений. Каждый осуществляет посильное приношение Богу. Все предстоят перед лицом Божиим, каждый со своей душой и собственной мерой.

Этот, кажется, более склонен к созерцанию, а тот - к деятельности. Один в высшей степени благоговеен, другой более свободен. Вон того пришедший на Афон паломник, пожалуй, сочтет крайним, а он живет самым естественным для него образом. А этого посетитель сравнит с хулиганом, какие бывают в миру. Да, может быть. Однако он «хулиган Божий», который ежедневно предстоит перед Господом. Кто может отказать ему в праве приметатися в дому Бога (Пс. 83, 11)? Да, вероятно, он совершает плохие поступки, но с надеждой пребывает предстоящим пред Богом (Лк. 1, 19) денно и нощно.

Жизнь каждого монаха и любой монашеской общины отличается и еще одной характерной чертой - радостью. Источником этой радости являются слезы монахов. Радость — плод, принесенный молитвой, соприсутствием Бога. Изо дня в день вершится торжество монашеского содружества и личной духовной жизни. Без каждодневной радости немыслима жизнь святогорца. На Афоне можно лицезреть воплотившиеся слова царя–пророка: Радуйтеся, праведнии, о Господе, правым подобает похвала (Пс. 32, 1). Вси языцы восплещите руками, воскликните Богу гласом радования (Пс. 46, 2).

Такие общественные связи святогорцев выражаются не только во взаимоотношениях между членами одной семьи или членами из других семей, монастырей, скитов, но в контактах с приходящими паломниками и людьми из мира в целом. Монах никогда не смотрит на другого как на чужого. Он не лишает его ни трапезы, ни церкви, ничего из того, чем можно поделиться. Вот она, традиция монашества - ставить превыше всего гостя и своего ближнего.

Чтобы ощутить это, послушайте некоторые наставления к отшельникам аввы Исаии, одного из величайших отцов–отшельников и аскетов, и вы увидите единство мысли Святой Горы со святоотеческой, начиная с глубокой древности.

«Если ты, — говорит он, — встретишь по дороге кого–нибудь из своих обвинителей или клеветников или если он посетит тебя, прими его с лицом радостным и добрым и смотри не скажи ему что–либо о его клевете против тебя».

«Если ты прогуливаешься с другими братьями, то не делай ничего, что могло бы проявить твое предпочтение, любовь или особое благоволение к одному из них, откровенность в отношениях с ним, чтобы случайно не впал в зависть другой и не стал бы подобен мертвому от огорчения».

Сколь простыми кажутся эти слова, но какую глубину они имеют! Проблема не в зависти другого, а в том, что он, завидуя, в своей печали станет подобен мертвому и не сможет более предстать пред лицом Бога, ибо опечаленный человек не может ни молиться, ни даже любить Бога.

Продолжим. «Если ты идешь со своими братьями, и один из них более слаб, притворись, что хочешь отдохнуть или что ты голоден и хочешь поесть, так, чтобы укрепился он, но сделай это, не показав, что оказываешь ему милость».

Вы видите благородство души, тонкость человеческих отношений? Какое соборное мышление приобретает человек! Как исчезает его индивидуализм, и на первое место становится ближний, а через него — Сам Бог!

«Никогда не говори другому: «Ты не умеешь делать это хорошо. Стой, я тебя научу» или: «Еда, которую ты приготовил, могла бы быть и повкуснее», чтобы не огорчать его, но надлежит тебе обрадовать сердце его».

«Если тебе приносят пищу, которую ты не можешь съесть, не показывай этого: принудь себя, вплоть до смерти, чтобы обрадовать другого».

«Остерегайтесь противостоять брату в чем–либо, чтобы не огорчать его». Любовь побеждает скорбь.

Послушайте, что говорит святой Исаак об отшельниках–пустынниках:

«Я заповедаю тебе, брат, хотя ты и в пустыне, что должно тебе подвизаться, «покуда не испытаешь ты к себе ту меру жалости, которую имеешь по отношению к миру»».

«Сердце грубое и безжалостное никогда не очистится».

Брат мой, брат мой, он как бы говорит, ты — в пустыне, ты подвизаешься. Знаешь ли, чем тебе необходимо обладать помимо молитвы и аскетических упражнений? Что говорит о Боге Священное Писание? То, что милость Его наполняет всю Вселенную.

Итак, необходимо, чтобы твоя любовь обнимала не только твою собственную пустыню, но распространялась и на тех, кто очень далеко от тебя. И если случайно ты кого–нибудь огорчишь, кем–нибудь пренебрежешь, то знай, что тогда уже не идет речи о достижении очищения, ибо как войдет в тебя Божественная благодать? Если ты не вмещаешь в себя интересов другого и этот ограниченный мир, то как вместишь беспредельного и невместимого Бога?..

Чтобы иметь наиболее правдоподобное изображение богочеловеческой общности на Святой Горе, не стоит забывать о том, что святогорцы большую часть времени проводят в храме, а лучше сказать, что они в нем живут. Неопределенная и аморфная масса мирян, каждый из которых смотрит на соседа как на безымянного бродягу, со своими мечтами, собственной жизнью, устремлениями, погребена под собственным индивидуализмом и не существует для другого. В противоположность ей богослужебное собрание святогорцев является земным и небесным, полным и завершенным обществом знакомых, близких, свободных и любимых людей, вместе составляющих таинственное Тело Господа нашего Иисуса Христа и чающих в песнопениях и молитвословиях наступления Царствия Божия.

Известно, что почти всегда в святогорских богослужениях участвуют миряне. Да и в былые времена Святая Гора никогда не была местом исключительно монашеским. До сих пор на Святой Горе живут миряне - нищие, недужные, трудящиеся, стремящиеся к покою и радости.

Святогорское богослужение, которое никогда не прекращается, делает жизнь святогорцев непрерывным общением, совместной многоагничной жертвой и приношением за всю человеческую жизнь и обнаруживает не только единое общество людей и святых, но также единство всей твари, которая совокупно стенает и мучится (Рим. 8, 22), обновляется и вместе с Богом воскресает.

Пророческое житие

Итак, если мирянин впервые приблизится к повседневной жизни святогорцев, то будет удивлен, видя, что между собой они говорят о видениях, снах, пророчествах, чудесах как о самых обычных вещах. Например, они станут рассказывать о чудесных исцелениях, говорящих змеях, ангелах, святых (или бесах) как о принимающих реальное участие в житейских событиях, находясь поблизости с монахами. Вы сразу почувствуете, что за этими часто простыми или даже простецкими разговорами стоит некое переживание, влекущая невидимая сила, нечто совершенно иное, некая сокровенная сущность, которая составляет жизнь таинства. Душевный человек с трудом принимает это.

Но святогорцы обладают чувством этих реальностей, существующих как бы невидимо. Вкушение небесного вожделенного опыта в высшей степени присуще обитателям Святой Горы. Монах живет, видя насквозь и предвидя невидимое. У него сердце пророка. И святогорская жизнь неразрывно связана с даром пророчества. Она выходит и разносится в сегодняшнем мире, идоложертвенном и идолонеистовом, как пронзительный пророческий крик.

Пророки в древнем Израиле - и конечно же в новом - были окнами собрания, открытыми в запредельное и надвременное. Через них могли смотреть и слышать все люди, составлявшие верный народ Божий. Молитвы и утешения пророков оживотворяли умершие души верных, их блестящие пророческие вещания приводили всех в дрожь. Путь пророка в народном сознании был путем Бога. Свидетельство пророка в действительности было не возвещением о грядущем, но сообщением о здешнем мире, оно было раскрытием присутствия Бога, откровением, что «се, здесь Христос», Который входит в нашу жизнь, напоминая о Своих правах на нее и о наших правах на Его жизнь.

Каждый может понять, насколько это важно. Ибо народ, зачастую сидящий во тьме (Мф. 4, 16) и невежестве, не переставая быть народом Божиим, знает то, что знают они, видит то, что видят они, - то, что понимают и переживают они, люди Божии. Перед ними открыто и прошлое, и будущее, и видимое, и невидимое, а значит, все это может видеть и он, поскольку составляем мы единое Тело. Мы причастны к их знанию. Их пророческое чувствование помогает и в нашей собственной жизни, ибо мы не идем наугад, а один тянет, влечет за собой другого.

Итак, святогорцы представляют собой одно пророческое собрание, голос которого слышен также в миру, свидетельствуя о явлении вечной жизни, желаниях святых, стенаниях преподобных о том, что приблизилось Царство Небесное (Мф. 10, 7), которое силою берется, приблизились дни родиться духу спасения (см.: Ис. 26, 18).

Это причина, по которой миряне всегда с радостью и ожиданием, несмотря на все возникающие соблазны, принимали святогорских духовников и старцев, лелея тайные надежды, в которых не разочаровывались.

Когда Антоний Великий вышел в мир, при всем нам известных обстоятельствах, то даже и язычники «считали за честь хотя бы дотронуться до старца, веря, что это пойдет им на пользу». Тогда за несколько дней христианами стало столько людей, сколько не было во все времена. Афанасий Великий говорит о нем: «Кто скорбящий не возвратился от него в радости? Кто плачущий… не отложил свою печаль вмиг?» Как много может присутствие одного святого старца в мире!

Вот такими глазами мир всегда смотрел на монахов, а особенно на тех из них, кто стяжал святость и отличается аскетическими подвигами. И в каком–то смысле через них мир приобщается к монашескому опыту и Божественному благословению Святой Горы. Что касается раннехристианской аскетической истории, то она признает относительно таких монахов следующее: «Благодаря им стоит мир и в чести человеческая жизнь».

Они становятся духовными осями, вокруг которых свободно вращается колесо новоначальных юношей. Они являются руководителями душ и воспитателями личностей. О многих верно слово: и сей, «от всего убежав, отправляется к Богу». Почему? Потому что встретил он монаха, жизнь которого является в некотором роде внеземной и надмирной.

Монахи становятся также «мостиками», которые лучше всего соединяют святоименную общину с человеческим обществом. На этом пути они встречают друг друга и приветствуют.

Древний аскет авва Исаия, о котором мы уже упоминали, говорит: «Если на своем пути ты встретишь идущего к тебе человека, то, исполненный святости, поприветствуй его с улыбкой и дай ему лобызание столь светлое, что сможет осветить даже его скорбящую душу. И возьми поклажу (то, что мы называем багажом), если она окажется у него в руке, чтобы лишить его всякой тяжести, и подари ему свою улыбку и радость Самого Христа».

Перевод М. Ю. Грацианского