Русская национальная идея

Русская национальная идея

1. В девяностых годах, на заре демократии, в средствах информации много говорилось о национальной идее России. Вышел из этого пшик. Никакой национальной идеи, с которой была бы совместима демократия, не обнаружилось.

Разберемся в сути проблемы. Есть идеи, которые присущи русскому народу (как и всякому иному народу) по его генетической природе и по стечению исторических ситуаций. Независимо от этого, искусственно формируются и подбрасываются в общество религиозные, политические и государственные идеи, не совместимые с идеями, которые несет в себе русский народ и родственные ему народы. Наконец, возможно говорить и о национальной идее. Т. е. об идее нации — человеческого образования, которое «сварилось» из народов России, в результате развития капитализма. Когда инородец говорит, что не русский он, но россиянин — то это означает, что он причисляет себя к русской нации, что он приобрел с ней единство через государство: через общность бюрократии, пропаганды СМИ, обязанностей и прав, языка, истории, общности массовой культуры. Если же он говорит, что «Я русский, только глаз узкий», — то это совсем другая форма принадлежности. Это означает душевную симпатию и принадлежность инородца к русскому этносу, помимо института государства, помимо массовой культуры и помимо СМИ.

Условимся, что под русской национальной идеей будем понимать ту идею, к которой предрасположен русский народ. Естественно понимать, что при здоровом государстве, она же и должна быть официальной национальной идеей. В государство Российское входят и другие народы, у которых так же могут быть свои этнические идеи, обусловленные их историей, народным генотипом и традицией. Их естественно учитывать в меру пропорциональности и роли народов в государстве. Но при этом есть не только количественное, но и качественное отличие. Если этническое начало в государствообразующем народе умирает, то гибнет и нация. В этом случае нация не просто дряхлеет и уменьшается численно, она еще и разрывается на части теми входящими в нее народами, чьё этническое чутье находит опасным для себя дальнейшее пребывание в теле гибнущей нации. Поэтому они отказываются от нации, предают ее в пользу своего этнического интереса. Этого требует от них инстинкт выживания, поэтому судить народы в такой ситуации оказывается трудно. В силу этого инстинкта выживания, в теле дряхлеющей нации, всплывают межэтнические конфликты. Так случилось на наших глазах в СССР. Лишь только страна вошла в полосу кризиса, прежние «братья на век», вдруг заострили свое внимание на своих национальных интересах, мгновенно переведя на своих территориях русских из категории «старшего брата» в население второго сорта.

Исторический опыт показывает, что нация, которая складывается как договор и синтез этносов при капитализме, оказывается не жизнеспособной в вековой исторической перспективе. Она существует лишь постольку, поскольку основной образующий ее народ помнит свое этническое происхождение и за счет этого обладает внутренним духовным импульсом. именно поэтому естественно и правильно утверждение, что национальная идея должна быть в первую очередь выражать или хотя бы быть совместимой с этнической идеей титульного народа.

Русский народ, очевидно, более древен, чем русская нация. По нашему разумению нация не является сплавом народов, утративших историческую память. Например, у Маркса и Ленина, типичным беспамятным представителем нации числится пролетариат. исторической памяти он не имел, но числился самым сознательным классом. Как такое единовременно могло быть — марксизм не отвечает. Мы находим эти суждения ошибочными.

В отличие от коммунистических представлений, мы понимаем, что нация в целом, и классы общества в частности, сохраняют в себе культуру, опыт и мудрость народа, их породившего. Иное дело, что тот же пролетарий может не осознавать свою историческую связь с тысячелетней традицией, но его поведение, его жизненные приоритеты его нравственные принципы, вера и предрассудки оказываются результатом всего исторического пути народа. Национальная окраска и идейная ориентация даже самых темных людей российского общества стала очень хорошо заметна на фоне культурных предложений глобализма, начиная с девяностых годов прошлого века.

Здесь будем говорить о смысле, об идее бытия русского народа, понимая, что ее наследует и нация. Сама эта идея, живя бессознательно, порождена древнейшими пластами нашей традиции, и так же имеет напластования всех последующих эпох.

Рассмотрим пример. Вечером 6 июня 2005 г., по телевизионной программе НТВ, грамотные снобы — демократы рассуждали о национальной идее России. Общий лейтмотив их суждений был следующий: Россия молода. Всего 1000 лет культуры. Для создания своей культуры своей национальной идеи этого времени не достаточно. К тому же вся русская культура заимствована из за границы. Простой народ — никогда никакой идеи иметь не мог. Поэтому у нас своей национальной идеи быть не может. Потому ее и не находят наши правители. Ельцин задавался национальной идеей, но не нашел ее. Ну, христианство как бы дает идею, но все равно — это не национальная идея. И защита своей земли — это тоже не национальная идея, потому как что это за идея, если для нее внешний враг требуется? В целом нужна реформа национального сознания — только тогда может появиться и национальная идея…И так далее…

Такие рассуждения указывают не на отсутствие национальной идеи, а лишь на гнилость демократической идеологии. Гнилость рассуждающих об идее толерантных нигилистов.

Гнилость эта не случайна. Она по-своему воспитывалась и дает свои плоды. Гнилость проявляется не только в слове, но и в деле. Так, ко времени появления этих строк, (конец сентября 2005 г.), в столице Кабардино-Балкарии, в Нальчике террористы пообещали ребятам примерно по 2000 долларов за масштабный теракт. Набрать на такое дело прямо в самом Нальчике молодежь, обучить владению оружием и снабдить антигосударственной идеологией — не представило особого труда. В городе царят безработица, коррупция и полное наплевательство властей на нужды своего народа. И у молодежи не оказалось никакой общей сдерживающей идеи, чтобы самостоятельно отказаться от авантюры — не стрелять в своих же сограждан. Результат этой затеи оказался плачевный. Около сотни жертв. Не обученные толком молодые террористы были наголову разгромлены местной милицией, так что выплачивать в полном объеме обещанные доллары заказчикам теракта оказалось некому. Вероятно, на это и рассчитывали.

Этот печальный пример указывает, что общество, строящееся по общемировому демократическому образцу, в действительности готово предать и сгубить само себя за долларовую подачку. Молодым кабардинцам оказалось глубоко чуждо демократическое государство. Говорить о каком-то взаимопонимании и цементирующей связи среди населения, воспитанного на демократических ценностях оказалось бессмысленным. В таком обществе все идеи в равной степени имеют значение только когда подкрепляются деньгами.

Хорошо еще, что явления массовой резни сегодня не имеют место внутри русского этноса. И это не происходит только потому, что у нас еще сохраняется объединяющий нас общий стержень традиции, дающий смысл жизни, и затрудняющий самоуничтожение. На бессознательном уровне русским народом сохраняется идея, которая остается дороже всех иных толерантных, демократических, уравненных между собой общечеловеческих и бесчеловечных идей. Расколоть эту идею — вызвать гражданскую войну — мировому глобализму не удается.

Нет сомнения, что это свойство русского народа осознанно, и вызывает у кого-то опасение. У русских сохраняется чувство единства, и они игнорируют навязываемое равноправие добра и зла! Наверное, именно по этому в стране нельзя зарегистрировать ни одной организации, в название которой входило бы слово русский. Другие национальности имеют право на самоназвание своих национальных организаций, а русские — нет. Этот запрет, скорее всего, не прописан ни в одном открытом законе. Просто такие самоназвания власть регулярно не позволяет. Исключение составляет официальное название церкви: РПЦ. Так демократическое государство борется с недемократическим народом.

Снова вернемся к телепередаче, в которой, рассуждая о национальной идее, демократы, выкинули народ из своих рассуждений напрочь. После этого они сошлись к мысли, что национальной идеи в сфере их рассуждения не осталось. Этот вывод является верным потому, что национальная идея не рождается из институтов государства, церкви или из идеологии политического режима. При сделанном допущении, что народ — ничто, отсутствие национальной идеи является совершенно логичным выводом.

Без народа и без его души — национальной идеи быть не может. Примет ли государство во внимание народную идею или проигнорирует ее, навяжет ли свою — это зависит от установок государства и мировой конъюнктуры. В любом случае, надо понимать, что государство изменчиво и временно, а народ вечен. Поэтому идея бытия народа не умещается в циркуляры государства, и существует независимо. Чтобы подойти к понятию национальной идеи, надо осознать, что есть две истории: история государства, включающая историю сформированной государством официальной церкви, и кроме них — история народа, его духа и его веры. И это совсем не одно и то же.

История народа — во многом есть история души народа. Она облечена в мифы, и берет свое начало в родовом строе, в духовном начале, именуемом язычеством. Поэтому именно язычникам дано владеть коренным смыслом бытия, которым определяется национальная идея. Именно потому, что язычество несет в себе идею бытия народа, оно может составить здоровую конкуренцию идеологии государства. Именно поэтому язычество и было всегда гонимо.

2. У нас, русских, есть склонность к единству, о которой мы сами не подозреваем. Что же есть русская идея? Ответ не может быть статичен. Идея может меняться от ситуации, хотя в ней и будет просматриваться общее содержание. В каких формах может быть выражена народная идея?

Это может быть мечта о том, чего нет, но хотелось бы видеть. Такая идея предполагает свое будущее воплощение, например, как идея коммунизма или как приход в царствие божье. На такое будущее был ориентирован лозунг: «заводы рабочим, земля крестьянам, мир народам!» В этом случае, нация как бы смотрит вперед, а в прошлом важнейшими оказываются лишь какие-то немногие исторические эпизоды, указывающие на это ожидаемое будущее. Например, это эпизоды Октябрьской революции или библейские сюжеты.

Так же возможно, что национальная идея совпадает с повседневной жизнью. Так бывает после осуществления мечты. Например, после великой победы, когда настало время пожинать плоды своих трудов. Историческое прошлое и будущее при этом отступают на второй план, хотя о них могут много говорить, но накала страстей они не вызывают. В такое историческое время слабеет значимость символики, и начинают преобладать прагматизм и рациональность. В обществе наступает покой, устанавливается размеренный неторопливый ритм жизни. Это время рожать детей и заводить большие семьи. Почему-то в истории русского народа такие времена были не продолжительными. Исключение, пожалуй, составляет жизнь Русского Севера в девятнадцатом веке.

Наконец, возможно и такое, что люди не могут, или даже не стремятся воплощать национальную идею в жизнь на прямую. При этом национальная идея живет на уровне сказки или мифа. В жизнь воплощаются символы национальной идеи через искусство, устное слово и через жизнь отдельных подвижников, но не через идеологию государства. В этом случае, общество живет постоянным обращением к прошлому. При этом становится очень важной вся история народа, которая со временем сакрализуется, превращается в былинный эпос.

В значительной степени так жили в Древней Руси. Такая ситуация возможна и в наше историческое время, ибо государство Российское открыто воюет с душой и жизненной идеей русского народа более трехсот лет. Старообрядцы заявили на прямую, что они уходят в леса и не имеют дело с бесовским государством. Но помимо них, в русском народа осталось не мало людей с протестом в душе, которые не уходили ни в какие леса, но дух и культуру, альтернативную политике государства, сохранили и передали своим детям. Эти люди, спрятавшие свою идею внутрь себя, никогда никем не учитывались, и наши чиновники и историки не догадываются об их существовании. В критические моменты истории эта внутренняя идея дает о себе знать.

Так, например, с пришествием Наполеона, не только французы, но и российские власти были крайне удивлены тем, что на захваченной русской земле вдруг начали формироваться партизанские отряды. Удивление было столь велико, что Наполеон требовал от Кутузова, чтобы он усмирил мужиков, что такое поведение не вписывается в правила ведения войны. На это Кутузов ответил, что народ разумеет французов нашествием татар — т. е. дикой ордой, не заслуживающей иного обращения. Стереотип народного поведения Кутузов понял и вывел из древнего народного опыта, хранимого веками про запас.

В всякий исторический период, в национальная идея содержит в себе три указанные компоненты: обращенности к прошлому, настоящему и к будущему. Они могут преобладать попеременно, и они могут быть своевременны, а могут быть и несвоевременны — исторически деструктивны. В последнем случае требуется революция. Не в смысле смены политической власти, а в смысле смены формы выражения национальной идеи. Именно такая революция требуется в наше время. А именно: сегодня патриотами используются методы революционной борьбы девятнадцатого века. В результате мы имеем двадцать лет топтания на месте. Старые революционные методы, за которые революционеры получили от Достоевского звания бесов, должны быть отвергнуты. Сегодня борьба должна вестись не призывами к разрушению: истерией, провокациями, листовками и лозунгами, а созиданием: формированием цельного мира этнической традиции, независимой от рекламы и экспансии идей глобализма. Стереотип поведения борца за идею при этом становится совсем иной, и характер идеалов, характер романтики борьбы так же изменяется.

3. На русскую национальную идею сильно налегла идея православия. Подмена национальной идеи христианством во все века было программной задачей церкви и государства. Исторически, во многом эта уловка состоялась. Утверждение, что русский — значит православный — стали принимать за чистую монету в первую очередь инородцы, которых насильственно крестили миссионеры в Российской империи. Одновременно выступить против государства и церкви всегда было очень сложно. На такое были способны лишь цельные личности, вроде Льва Толстого или Степана Разина.

Революционеры советской эпохи так же выступили против государства и церкви, но в результате захвата власти столкнулись с величайшей проблемой формирования новой государственной идеологии. От победивших разрушителей потребовалось созидание. Подводя ранее итог советской эпохи, мы уяснили, что проблема создания устойчивой идеологии оказалась не решенной в историческом плане. Социализм как стой, и как национальная идея, пал под ударами мирового глобализма. Эти удары оказались роковыми вследствие банкротства советской идеи: якобы, достаточно простому человеку втолковать, что он трудится на общество — так от этого он будет работать хорошо. Так же эти удары оказались роковыми и вследствие гнилости духа чиновников — потомков революционеров.

Сегодня глобализм, через государство Российское, подсунул русскому народу свою интернациональную идею обогащения, потребления технических благ, расслабления и разложения в табаке, пьянстве и наркомании. Это по-своему эрзац национальной идеи, ориентированной в будущее. Конец двадцатого века был ознаменован победным шествием этой идеи вырождения. Через десятилетие, понимание того, что за этой идеей только лишь исторический тупик и смерть, в целом привело к отрезвлению народа и даже некоторых деятелей государства. Вопрос о действительном смысле жизни нации начинает вставать перед нами во весь свой рост. И чтобы дать на него ответ, необходимо обратиться к нашей традиции.

В период интервенции, национальной идеей становится борьба с агрессором. Сегодняшняя экспансия Запада не носит открыто военного характера. Внешне она экономическая, политическая, культурная, уголовная, наркотическая. Уголовщина состоит экономических манипуляциях, в подкупе и последующем шантаже высших чиновников государства агентурой ЦРУ. В силу этих особенностей, сегодня национальная идея должна включать в себя не просто идею борьбы и противопоставления: мы — они, а стремление комплексно преодолеть глобализм и демократию.

Сегодня вопрос стоит так: или в нашем сознании будут преобладать общемировые демократические идеи — тогда русский народ утратит национальное начало, разложится и вымрет. Или мы вспомним: как жили наши предки, восстановим нашу традицию, а общемировые формулировки прав и свобод отодвинем на второй план. Будем к ним обращаться не как к окончательному критерию истины, а как к обобщениям мировой культуры, бессмысленным без национальной поправки. Тогда наш народ получит возможность выжить.

Альтернатива этого выбора сегодня стоит перед каждым русским человеком, и правильный выбор в этой альтернативе оказывается первым шагом в следовании национальной идее. Все частные проблемы личного и общественного бытия упирается в эту альтернативу.

4. Какой смысл национального бытия дает нам языческая вера? Какой характер, какое качество русского человека она предопределяет? Какой дух, какая идея смотрит из нас помимо нашей воли и желания, но в силу биологического единства этноса и тысяч лет истории? Вопросы эти взаимосвязаны. Как смысл жизни отдельного человека определяется во многом его генетической предрасположенностью, так же дело обстоит и для народа в целом. И тут едва ли надо говорить о каком-то расизме или нацизма, в чем нас всегда запланировано обвиняют оплаченные демагоги. Борьба язычества с глобализмом это не ущемление прав каких-то народов за чет привилегий и прав других. Это святое и абсолютно законное право язычников на свой образ жизни, на свою культуру и веру.

По нашей вере, и замыслу Рода, человеческая жизнь должна быть созидательной. Человек должен постигать и организовывать дух и материю. От Природы, в человека вложена потребность постигать, проникать в тайны мироздания.

Материя, сотворенная богами, произвела в себе многое такое, что не известно самим богам. Это отражено в мифологии всех народов, и проявляется, когда новые образы как бы ниоткуда приходят в Мир и меняют его лицо. Самопроизвольность, непредсказуемость проявлений Мира заложена уже в основу мифов творения Мира. Их понимание невозможно без признания того, что навстречу творениям Рода идет волна самостоятельных актов творения и иных проявлений Мироздания, не следующих напрямую из Его воли. Это означает, что фаталистические утверждения, вроде того, что ни один волос не может упасть на землю без воли Аллаха — не разделяются язычеством. В Мире действует много независимых сил как человеческого, так и не человеческого уровня. Но их бессмертие и результат зависят от согласия или несогласия с волей и Нравственным Законом, утвержденным Родом как изначальным творцом мироздания. Вместе с другими народами, в акте божественного сотворчества участвует и русский народ.

Понимание праведной народной жизни как сотворчества с Родом на нашей земле — оказывается общеславянской и русской идей. Эта идея проходит через века, через невзгоды и восторги исторического бытия, через утрату и возрождение этнической традиции. Именно стремление к сотворчеству с Родом — есть та духовность, которая характеризует русское язычество. И насколько языческая идея осознанна обществом, настолько оно и выполняет это свое историческое предназначение.

Кризис русской духовности всегда и сегодня будет преодолен только бескорыстными усилиями лучших представителей народа. Именно острота проблемы преодоления — необходимость в росте духа — привела сегодня к возрождению язычества как веры и духовного щита нашего народа.

Без эмоций, без огня в глазах, без готовности к действию — движения языческой идеи не произойдет. Без этого, языческая идея не станет щитом и оружием, и так и погибнет в нашем умирающем народе, который целиком подчинится западными манипуляторам. Для противостояния им холодного рассудка, «здравого смысла» — недостаточно. Потому как все пути холодного разума мировыми манипуляторами просчитаны, и контрудары продуманны заранее.

Но и эмоции, и огонь в глазах, и просто огромная злость на обступивших Россию демагогов и кровососов — тоже бессильны. Только единство страсти, готовности к самопожертвованию и действию, согласно нашей бессмертной традиции, — только это и может дать нам сегодня мудрость и выход из исторического тупика. Само такое направление действия, признание за ним высшей ценности и смысла — есть элемент национальной идеи.

5. Недостаток наш в том, что исторически мы сознательно никогда не стояли именно за русскую языческую идею. Она как бы сама жила, бессознательно, как и само язычество жило. Понимая, что рано или поздно эта идея будет поднята, наши враги превентивно шельмуют ее, специально ее опуская до уровня нацизма и шовинизма. Некоторые патриоты ведутся на это. Подбирают избитые и изношенные символы фашизма, и бравируют ими. Это тут же подхватывается желтой прессой.

Иные, вместо того, чтобы осмыслять традицию и опираться на национальные ценности, пытаются опираться на идеи и символику т. н. «правой перспективы», порожденной мыслителями Западной Европы начала двадцатого века. Сегодня эту традицию пытается продолжать журнал «Атеней». Но традиция эта мертва. Она не имеет в себе творческого потенциала, и сводится лишь к повторам, к пережевыванию трудов Юлиуса Эволлы и других западных «корифеев». В любом случае, «правая перспектива» игнорирует национальную традицию и приводит нас к вульгарному заключению, что национальная идея — это борьба с дегенератами за расовую чистоту и жизненное пространство.

Русские язычники считают, что на русской земле должен жить здоровый русский народ. И это должно быть не отправной идеей, а следствием, конечным пунктом деяний веры и жизни согласно традиции. Для этого какой либо экспансии против кого-то нам не требуется и по характеру культуры и по масштабу территории. Нам бы, наконец, землю свою освоить — вот перспективный ориентир национальной идеи в простом сермяжном изложении.

Мы знаем, что на нашей земле живут и многие другие народы, которые все, за редким исключением, доброжелательны к русским. Сегодня, когда русский мир пошатнулся, они вдруг вновь вспомнили, что они: ханты, вотяки, чудь да меря. Но стоит русской идее вновь встать, вновь засветиться — они все снова русскими окажутся вплоть до Камчатки. Думается, что в прошлые века русские переселенцы (не путать с экспансией государства и насильственным крещением народов) лишь вернули в Сибирь те отношения, которые вышли из той же Сибири тысячи лет назад. Потому русские переселенцы и были вновь сравнительно легко приняты. Языческая идея не предполагает смешения культур наших народов. Язычество лишь предлагает партнерство с сохранением традиций коренных народов Сибири. Сегодня русские и другие народы в отдаленных местах Сибири сохраняют эталон нравственной чистоты, на который следует ориентироваться.

6. И на предмет не любви к нам. Нас действительно очень не любят именно те, кто сегодня повинен в геноциде русского народа. Не любят сионисты и англосаксы. Не любят потому, что «вселенский охват» русского человека очень выгодно отличается от их замыслов мировой деспотии. Империи США по Бжезинскому не осуществиться на Земле вместе с процветающей Русью. И в этом смысле в Мире идет жесточайшая схватка. Схватка не на уровне промышленных технологий и армий, хотя и они тоже привлекаются довольно успешно. Схватка идет на уровне духовности Мира.

Именно те, кто нас более всего не любит, — генетические тираны и работорговцы — те поучают нас любить равно все народы, ибо будто бы все народы равны. Если мы думаем иначе, то значит мы — расисты, националисты, шовинисты, ксенофобы и фашисты.

Все это грязная ложь. Язычество знает, что народы, а тем более расы не равны, у них разные идеи национального бытия, разные сферы приложения сил, различное мышление и условия жизни. Простая аналогия: в обществе есть мужчины и женщины, дети и старики, здоровые и инвалиды. Нельзя всем равно таскать мешки в пол центнера. Но каждому находится место приложения его возможностей, каждому находится своя доля уважения и внимания. И если в обществе пренебрежительно относятся к старикам или детям — то это дикость. Точно так же и народы, имея разные возможности и разные жизненные потенциалы, в принципе могут жить на основе взаимоуважения.

Язычество древнее понятий нынешней демократии, расизма и национализма. Русские люди никогда заранее не судили плохо о других народах, если понимали их как людей. Афанасий Никитин не сумел рассмотреть в Индии каст. Для него все люди равны. Но именно ЛЮДИ. Равенство наше в том, что землепашец Илья Муромец, сын священника (волхва) Алеша Попович и потомок воинов князь Владимир — по нашим былинам сидят за одним столом. Это крайне важно, ибо индийская каста буквально и означает людей, имеющих право сидеть за одним столом, за одной трапезой. Будучи индусами, наши былинные герои не пировали бы за одним столом ни при каких условиях.

Наши сказки и былины указывают с кем не садятся за один стол. Не садятся с тем, кто вор, мерзавец и нечистый дух — бес. А то, что сотрапезник может быть иного рода- племени — это значения не имеет.

Русские ставят себя в равные отношения с представителями иных народов только тогда, когда видят, что они способны разделять славянскую систему ценностей. Т. е. что они люди. Но заранее, априорно, у русских об иноземцах совсем иные представления. А именно: иноземцы — немцы, живут на том свете, и являются бесами, а не людьми.

Понимание, что иностранцы есть бесы — всенародное. Оно подкреплялось богатым доказательным материалом, например, во времена Петра Первого, когда имела место прямая экспансия иностранной культуры на культуру и сознание Древней Руси. Иностранцев не допускали в церкви, не пускали в дома, к колодцам. Считали их нечистыми. Так было во все времена, вплоть до войны 1812 года. Только когда русская армия вошла в Европу, наши солдаты насмотрелись на жизнь в западных странах — и потом, после отставки, солдаты рассказали об этом односельчанам — только тогда народное представление о бесах на Западе стало ослабевать.

Заметим, что это представление по своей сути все же очень точное, и забывать его нам не следует.

Резюме такое: русский народ чужд какого-то фашизма. Но он обходил стороной другие этносы до той поры, пока они демонстрировали иные ценностные системы. Если они были грязны, вороваты, лживы, эгоистичны, агрессивны — то отношения с ними оказывались не ближе, чем торговые, и в таких людях усматривалось бесовское начало.

Если эти этносы проявляли к славянам или именно русским симпатию и находились в культурном паритете, то никаких изначальных запретов на этнические контакты не существовало.

Боги уберегли нас от этнических контактов с неграми. Но русские имеют этнические контакты с теми, кто в начале двадцатого века звал себя «мусульман», а в конце — стал звать себя казахами, узбеками, таджиками. Надо сказать, что смесь славянской и восточной (в том числе и татарской) кровей оказалась удачной. Такие люди красивы, умны и могут иметь высокие нравственные ориентиры. Все же наш среднеазиатский «мусульман» дал человечеству Омара Хайяма, Бируни, Навои, Авиценну, Улугбека и других учителей.

Русские долго имели контакты с китайцам на востоке. Но почему-то очень мало тех, в ком перемешана славянская и китайская кровь. Надо понимать, что китайцы бессознательно причисляются русскими к разряду бесов. Аналогично о русских думают и китайцы, при этом они улыбаются и кланяются.

При всем этом, причисляя к бесам западные и южные народы, русские не возвеличивали этим себя. Чувство личного превосходства было для нас всегда чуждо. А вот подозрения на предмет не совсем человеческих качеств жителей иных земель — это для нас вполне традиционное чувство. Мы и говорим: у них все как у людей. Или наоборот: у их все не как у людей. В этих расхожих поговорках намек, что они или люди, или бесы!

Русская национальная идея имеет ценность, силу и смысл только среди людей.