Патриарх Никон.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Патриарх Никон.

Главным виновником церковного раскола в России был московский патриарх Никон. Он вступил на патриарший престол в 1652 году. Еще до возведения в патриархи он сблизился с царем Алексеем Михайловичем. Вместе они сговорились переделать Русскую Церковь на новый лад: ввести в ней новые чины, обряды, книги, чтобы она во всем походила на греческую современную им церковь, которая давно уже перестала быть вполне благочестивой. Алексей Михайлович возмечтал сделаться византийским императором, а Никон - вселенским патриархом. В этих видах они и задумали во всем сблизить Русскую Церковь с греческой. [3]

Пришлые греки, часто приезжавшие в Москву за милостыней, сами утерявшие чистоту православия, внушали, однако, Никону и царю Алексею, что будто бы Русская Церковь не вполне православна, что некоторые ее обряды еретичны и прокляты, что богослужебные книги Русской Церкви погрешительны, даже Символ веры в них изменен и подлежит поэтому осуждению. Греческая же церковь, напротив, во всем православна и благочестива, и русские книжники будто бы ошибались, думая, что она изменила православию и древним церковным преданиям и обычаям. [4] Никон, задумавший исправить Русскую Церковь от погрешностей и ересей, не получил никакого школьного образования, не отличался даже начитанностью или какими-либо талантами; он выучился лишь читать и писать, и то не совсем грамотно. Зато он, став патриархом, постарался окружить себя учеными греками. Наибольшее значение имел при нем Арсений Грек. Никон вполне и во всем ему доверялся. Но грек этот был весьма сомнительной веры и бесчестного поведения. Воспитание и образование он получил в Риме у латинских иезуитов. По возвращении после сего на восток, он здесь принял магометанство. Вернувшись потом в христианство, он вскоре уклонился в латинство. Арсений был нетверд в православии и готов был во всякое время держаться какой угодно веры, лишь бы это было ему выгодно. В магометанстве он подвергся даже обрезанию.

Когда он прибыл в Россию в патриаршество Иосифа, предшественника Никона, духовные власти отправили его в Соловецкий монастырь "под начал", как опасного вероотступника для исправления его веры. Отсюда и взял его Никон к себе и сразу сделал главным своим помощником и руководителем в церковных делах. Это вызвало большой соблазн и ропот среди верующего русского народа: стали говорить, что "басурманин" правит святыми делами Церкви. Но перечить Никону было нельзя. Царь предоставил ему неограниченное право и чрезмерную власть во всем. Ободряемый и поддерживаемый царем, Никон делал, что хотел, ни у кого не спрашиваясь, ни с кем не советуясь. Опираясь на дружбу и силу царскую, он приступил к церковной реформе (переустройству Церкви) весьма решительно и дерзко.

Характера Никон был жестокого и упрямого. Один из иностранцев, приехавших в Россию при Никоне, свидетельствует, что как только он получил патриаршую власть, все испугались его. Он держал себя гордо и недоступно. К архиереям относился надменно, не хотел называть их своими братьями. Страшно унижал и преследовал остальное духовенство, все тюрьмы наполнены были священными лицами, чем-либо провинившимися перед гневным и суровым патриархом. Все страшились и трепетали перед Никоном. Он истязал даже духовного своего отца: держал его в подвале закованным в цепи, мучил его голодом и побоями. В народе называли Никона волком и лютым зверем. Сам же Никон величал себя, подобно римским папам, "крайним святителем" и "отцом отцов". Титуловался даже "великим Государем": стремился захватить в свои руки и государственную власть. Никон любил богатство и роскошь. После царя он был первым богачом в России: ежегодно он собирал более 700000 рублей дохода (на современные деньги - это огромные миллионы рублей).

Разумеется, от такого жестокого, безрассудного и любостяжательного патриарха трудно было ожидать спокойной и умиротворяющей деятельности на благо Церкви. Было большим несчастьем для всей страны, что во главе Церкви стал такой надменный и к тому же малограмотный властелин-временщик. [5]

Исправление богослужебных книг.

В старину не было типографий, книги переписывались. В России богослужебные книги писали в монастырях и при епископиях особые мастера. Это мастерство, как и иконописание, почиталось священным. Его поэтому выполняли старательно и с благоговением. Русский народ любил книгу и умел ее беречь как святыню. Малейшая опись в книге, недосмотр, ошибка считались большой погрешностью. Вот почему сохранившиеся до нас многочисленные рукописи старого времени отличаются чистотою, красотой и исправностью письма, правильностью и точностью текста. [6] В древней рукописи трудно встретить помарки и зачеркивания. При таком необычайном бережении текста книг в них могли попасть только случайные ошибки и недосмотры. За сто лет до Никона (в 1551 г.) в Москве состоялся собор русских святителей, названный Стоглавым (на нем изложено сто глав постановлений).[7] Он обратил внимание на состояние богослужебных книг и указал, что в некоторых из них встречаются неправильности только в знаках препинания и в некоторых недописях и описках, и принял меры, чтобы даже таких недосмотров не было в книгах. Можно смело утверждать, что в старых рукописях гораздо меньше описок, чем в современных печатных книгах - опечаток.

Замеченные в прежних книгах неисправности были устранены в патриарший период, когда в Москве уже действовала типография. Исправление книг в это время велось с большой осторожностью. Когда в патриаршество Филарета (1619-1633 гг.) было установлено, что в Потребнике (в книге богослужебных чинов и таинств церковных) находится лишнее слово (в Чине освящения воды: "и огнем"), то оно было исключено не прежде, как состоялось соборное о нем суждение и были наведены справки в многочисленных древних русских и греческих рукописях. Так до чрезвычайности бережно относились русские духовные власти и их паства к делу книжного исправления. Совсем иначе повелось книжное "исправление" при патриархе Никоне. Во-первых, оно было поручено грекам и даже такому греку, как Арсений, который уклонялся в магометанство, отрекся от Христа и христианской веры. Он именно и был главным справщиком. Во-вторых, Никон повел дело книжного исправления путем обмана и подлогов. Он созвал в Москве в 1654 г. собор, на котором хотя и было решено исправить наши богослужебные книги, но лишь по древним русским и древним греческим рукописям. На самом же деле никоновские справщики принялись исправлять русские богослужебные книги по новым греческим книгам, напечатанным в иезуитских типографиях Венеции и Парижа. Книги эти были заподозрены даже самими греками, как искаженные и погрешительные.

К тому времени с востока были привезены Арсением Сухановым (строителем Троицкого Богоявленского монастыря в Москве) около 500 книг. Но по ним не велось книжное исправление. Большинство этих книг было светского содержания: сочинения языческих писателей, греческих философов, разные басни, сказки и т.п. Все эти книги сохранились до нашего времени.[8]

Объявив, что в наших московских книгах заключается много погрешностей, растлевающих даже веру, Никон, однако, не мог найти в них ни одной погрешности, ни одной даже опечатки или описки. Где было напечатано в старых книгах "церковь", в новых исправлено "храм", а где было "храм", новые справщики напечатали "церковь"; вместо "отроцы" напечатали "дети", а вместо "дети" - "отроцы"; вместо "креста" исправлено "древо" и т. п. Защитники старых книг, недоумевая, спрашивали: "Чем же сие лучше оного?"

Не ошибки, не описи или другие какие-либо неисправности старых книг "исправляли" никоновские книжные справщики, а выбрасывали из них вековые чины, обычаи и предания древней вселенской Церкви, некоторые из них догматического содержания. В старых книгах положено говорить аллилуйю дважды, а в третий раз - "слава Тебе, Боже". Никоновские справщики прибавили одну лишнюю аллилуйю. Но сугубую (двойную) аллилуйю Русская Церковь приняла с древних времен, в глубокой древности дважды "аллилуйя" говорила сама греческая церковь. Это была не опечатка в книгах, тем более не погрешность, а установление древней святой Церкви. Трегубая же (тройная) аллилуйя с прибавлением "слава Тебе, Боже" (в сущности, уже четверная) была осуждена древней Русской Церковью и самими греками, например, преподобным Максимом Греком и сонмом русских святителей на Стоглавом Соборе, как латинский обычай, имеющий в основе своей догматическую погрешность латинской церкви об исхождении Духа Святого и от Сына.

По старым книгам установлено божественную литургию совершать на семи просфорах; никоновские справщики две просфоры выбросили. Между тем, семипросфорие существовало в самой греческой церкви еще до крещения Руси и оттуда перешло к нам.[9] Никон отменил, таким образом, древнее церковное установление.

В старых книгах всегда писалось и выговаривалось имя Христа Спасителя Исус. Никоновские справщики всюду переделали это имя по-новогречески - Иисус. Но русские не, греки, а славяне, они должны говорить и писать Исус.[10] Сербы, черногорцы до сих пор печатают в богослужебных книгах Исус.[11]

По старопечатным книгам установлено: во время крещения, венчания, освящения храма - делать обхождение по солнцу, в знак того, что мы идем за Солнцем - Христом, как стали разуметь этот символ даже архипастыри господствующей церкви. Никоновские справщики всюду ввели хождение против солнца - против Христа.

Восьмой член Символа веры по старому тексту читается: "И в Духа Святаго, Господа истиннаго и животворящего". В никоновских книгах слово "Истиннаго" выброшено как лишнее и посему погрешительное. Между тем, греческое слово в этом месте [греческого текста] [12] - то кирион - означает: Господственный и Истинный (то есть, Господа Истиннаго). И по самому смыслу Символа веры требуется в нем исповедовать Духа Святого Истинным, как исповедуем в том же Символе Бога Отца и Бога Сына Истинными (во 2-ом члене: "Света от Света, Бога Истинна от Бога Истинна").[13] Все эти и многочисленные другие примеры исправлений показывают, что Никон и его справщики исправляли в старых книгах совсем не опечатки и не погрешности, а вековые обычаи и установления древней Церкви, даже догматические. Ничего безграмотного или невежественного не могли они отыскать в наших старопечатных книгах. Но сами натворили в новых книгах немало погрешностей и ересей.

Погрешности новых книг.

Погрешностей этих чрезвычайно много - насчитываются они сотнями. Мы укажем лишь некоторые. В Чине крещения по старым книгам священник читает: "Запрещает ти, диаволе, Господь наш Исус Христос, Пришедыи в мир и вселивыися в человецех". Здесь ясно и вполне грамматично выражено, что диявола запрещает Господь, который пришел в мир и вселился в людях, как Сам Он говорит: "Се Аз с вами есмь до скончания века" (Матф., 28:20). Как же "исправили" это место никоновские справщики? Они переделали так: "Запрещает тебе Господь, диаволе, пришедыи в мир и вселивыися в человецех". Исказили сам смысл текста: оказывается, не Христос пришел в мир и вселился в человецех, а диавол.

По старым книгам, в том же чине крещения священник просит Господа: "Молимся Тебе, Господи, ниже да снидет с крещающимся дух лукавый". По никоновским книгам это место читается так: "Ниже да снидет с крещающимся, молимся тебе, дух лукавый". Никоновские справщики переделали так, что священник молится как будто бы диаволу.[14]

В старых книгах при совершении таинства крещения священник просит Бога: "Вообрази Христа Твоего в хотящем породитися святым крещением от моего недостоинства". Крещаемый рождается в новую жизнь именно крещением, поэтому оно и именуется "банею паки бытия", хотя бы оно совершалось и недостойным священником. В никоновских книгах это место "исправлено" так: "...породитися моим окаянством". Выходит иной смысл: крещаемый рождается не святым крещением, а окаянством священника.

В чине освящения воды на Богоявление никоновские справщики вставили (в ектений) странное прошение: "...о, еже быти воде сей, скачущей в жизнь вечную". Вместо того, чтобы просить Господа, чтобы вода своим благодатным освящением нас приводила в жизнь вечную, по новым книгам просят Бога, чтобы сама вода скакала в жизнь вечную. Зачем она там? Да и самое слово "скачущей" не совсем прилично в Богослужебной книге, а применение его к воде - курьезно.

Таких бессмысленных "исправлений" никоновские справщики наделали очень много. "Все книги испроказили," - жаловались на них тогдашние благочестивые люди. В молитве, читаемой Великим постом: "Господи и Владыко животу моему", - по старым книгам мы молимся: "...дух уныния, небрежения, сребролюбия, празднословия отжени от мене". "Отжени", то есть отгони, удали, отбрось его от меня. Мы смиренно каемся Богу, что имеем все эти грехи: и уныние, и празднословие, и сребролюбие, и беспечность - и просим Господа избавить нас от них, отогнать от нас самого духа этих пороков.[15] Но в новых книгах эта молитва имеет совсем иной смысл. Здесь она изложена так: "Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь мне". Тут уж молящийся не кается в своих грехах, он не просит очистить его от них - прошения этого совсем нет: он просит Бога только не давать ему духа всех этих пороков, точно Бог навязывает им этого лукавого искусителя.[16] Это совсем не покаянная молитва.

Никоновские справщики не оставили без переделки даже Херувимскую песнь в божественной литургии: вместо "трисвятую песнь приносяще" поставили "припевающе". Вся литургия есть именно приношение: священник в своих молитвах много раз повторяет, что трисвятая песнь приносится, а не припевается или кому-то подпевается. "Приносим Ти словесную сию службу", - читает священник в литургийных молитвах. Диакон возглашает: "Во смирении приносити". Народ отвечает, что он именно приносит и пение. Заменив литургийное слово приносяще, отвечающее глубокому и таинственному смыслу литургии, новым словом припевающе никоновские справщики совершили просто кощунство, превратив самую сердцевину литургии - Херувимскую песнь - в какое-то припевание или подпевание, в какой-то привесок к чему-то.

Изменили еще одно место в Херувимской песне никоновские справщики, напечатали: "...ангельски невидимо дориносима чинми", а в толковании разъясняют: "копиеносные чинми и копие провождаема". Тогда же такое исправление вызвало большое недоразумение: "Исус Христос, Сын Божий, - говорили противники никоновских исправлений, - от ангельских чинов приемлет дароприношение, а не копие и с копиями провождение". Такое сомнение новая соборная книга "Жезл" разъясняет: "Не мысли копии вещественных орудийных, но умныя, сиречь силу беззаконий разделительную" (л. 117, изд. 2). Но такое разъяснение было темнее самого невразумительного текста, который оно пытается растолковать. Тогда как старый текст Херувимской был ясен и понятен для всех верующих: дароносима - сами чины ангельские несут Дары Божественные - Самого Христа. Эту ясность никоновские справщики заменили какими-то копьями, какой-то "разделительной силой беззаконий.[17] И непонятно, и бестолково.

И самый конец Херувимской песни изменили никоновские справщики по-новому; по-старому поется: "отвержем печаль". Они напечатали: "отложим попечение". Твердое, решительное, категорическое "отвержем" заменили мягоньким и слабеньким - "отложим": для Христа можно кое-что отложить на время, на этот только момент. Зачем так решительно для Христа делать - отвергать все заботы: достаточно лишь на время их отложить. Это только Сам Христос требует: кто хочет за Мной идти, да отвержется себя и возьмет крест свой. А мы не можем этого сделать, поэтому новые книжники и в саму Херувимскую песнь внесли свою слабость. В ней выражена та религиозная теплохладность, которая тогда уже прочно закладывалась в московских верхах и которая потом превратилась в откровенное кощунство и в прямое неверие и безбожие.

Никоновские справщики наделали так много погрешностей в новых книгах и таких бестолковых и нелепых, что это дало основание утверждать, что Никон приказал главному справщику Арсению Греку: "Правь, Арсений, как попало, лишь бы не по-старому".

В течение последующих столетий, вплоть до нашего времени, никоновские книги неоднократно исправлялись и переделывались. Но от этого они не стали исправнее. Старые погрешности в них закреплены и новые прибавлены. Вот еще несколько примеров погрешностей в новых книгах. В кондаке на Успение Пресвятыя Богородицы по-старому читалось: "...гроб и смерть но удержаста" Богородицу, а по-новому переправлено: "...гроб и умерщвление". Это уже другой смысл: умерщвление - не просто смерть, а насильственная смерть: удавление, убийство, расстрел. Кто-то по новому тексту "умертвил" Матерь Божию.

В догматике 4-го гласа "Подаждь утешение" по старым книгам поется: "...волкохищное овча обрете" (Исус Христос). Это отвечает действительности: именно волки похищают овец, В новых книгах поется: "...горохищное обрете овча". Вина похищения овец сваливается на горы, что, конечно, нелепо. А если принять во внимание, что в этом догматике под "волком" разумеется сам диавол, который так и в Священном Писании именуется, то станет весьма подозрительным, почему это новым справщикам понадобилось этого "волка" выгородить, а вину его свалить на бездушные горы.[18]

В четвертом ирмосе 4-го гласа "Седяи во славе" по-старому поется: "Прииде Исус Пребожественныи от Пречистыя Девы". В новых книгах вместо "Девы" поставлено: "Нетленною дланию". Трудно понять, зачем понадобилось такое "исправление": ничего ни поэтического, ни осмысленного нет в такой замене "Девы" - "дланию".

Приветствие Матери Божией: "Богородице Дево, радуйся, Обрадованная Марие", - по старым книгам заканчивается так: "...яко родила еси Христа Спаса, Избавителя душам нашим". Правильно и понятно. А по новоисправленному читается: "яко Спаса родила еси душ наших" - "родила [...] душ наших". И бестолково, и туманно.[19]

Никоновские справщики не оставили ни одной богослужебной книги неиспорченной. Все Чины церковные они то посократили, то поисказили, то повыбросили из них важнейшие призывания и молитвы. Чин, например, исповеди сократили - из 40 листов на 4 листа. В Чине миропомазания по старому Потребнику при помазании миром священник после провозглашения слов: "Печать дара Святаго Духа, аминь", - возглашает еще, например, при помазании лица: "Да откровенным лицем славу Господню зрит". При помазании очей: "Да узрит очима свет Святые Троицы - первыя доброты образ" и т. д. Такие возглашения изложены и в тайноводственных словах св. Кирилла Иерусалимского, жившего в четвертом столетии. Никоновские справщики все эти возглашения выбросили из Потребника. Из Чина маслопомазания (при соборовании) выброшены даже припевы: "Услыши ны, Господи, услыши ны, Владыко, услыши ны, Святыи", - составляющие общую молитву к Богу всех молящихся о больном и имеющие особую духовную красоту Чина маслопомазания. Весьма справедливо роптали на никоновских справщиков тогдашние благочестивые пастыри: "Что кошки по кринкам, блудят нынешние переправщики по книгам и, яко мыши, огрызуют Божественная Писания. [20] Укажем хотя один пример "исправления" никонианами даже самого Евангелия. Еще преподобный Максим Грек и преподобный Дионисий, архимандрит Троице-Сергиевской Лавры, указывали в свое время, что в некоторых рукописях неправильно читается следующий текст пятой главы Евангелия Иоанна: "И власть даст Ему (Отец Небесный Сыну) и суд творити, яко Сын Человечь есть". В такой расстановке знаков препинания читал этот текст Павел Самосатский, еретик третьего века, о чем свидетельствуют св. Иоанн Златоустый и блаженный Феофилакт Болгарский. Никоновские справщики так именно и напечатали это место, как читал его названный еретик. По указанию же преподобного Максима Грека в греческом подлиннике Евангелия после слов "суд творити" стоит точка. Следующие слова: "Яко Сын Человечь есть, не дивитеся сему", - начинаются как самостоятельное предложение. Так этот текст и читается в патриарших, дониконовских, книгах.

В краткой Истории нет возможности перечислять все погрешности никоновских книг. Мы можем заключить наш обзор никоновских исправлений словами наших предков, изобличавших эти книги: "Ни бо нам удобно (аще и восхотели быхом) всяко возновствование, пременение, отложение и преложение стихов, тропарей и речей возъявствовати исчислением, яже имеют новопечатныя перед старопечатными книгами: сие бо толико умножено, яко отчего был, во оно исправления время, о той печатников исправе в народе таковая поговорка: како ни буди, токмо бо не по старому. [21] Все вышеприведенные примеры "исправлений", как и многие другие подобного же качества, доказывают, что это было, собственно, не исправление, а какое-то бесстыдное и наглое озорство, издевательство и кощунство над святыми книгами и над вековыми верованиями и благочестием русского народа. Вполне естественно и вполне законно, что весь русский народ, то есть вся святая Церковь и все ее благочестивое духовенство запротестовали против такого книжного "исправления" и объявили его еретическим.

Проклятия на древние церковные предания.

Никон начал свои реформы прежде всего не с книжного исправления, а с отмены двоеперстного сложения для крестного знамения. Вся Русская Церковь творила тогда крестное знамение двоеперстием: три пальца (большой и два последних) складывали христиане во имя Святой Троицы, а два (указательный и великосредний) имели простертыми во имя двух естеств Христовых - божеского и человеческого. Так складывать персты и такое исповедание выражать ими учила и древняя греческая Церковь. Двоеперстие идет с апостольских времен. Святые отцы церковные свидетельствуют, что и Сам Христос благословлял именно таким перстосложением.[22] Никон же сделал распоряжение еще в 1653 г. Распоряжение Никона было беззаконным и преступным. В то же время он приказал знаменаться триперстием: складывать первые три перста во имя Святой Троицы, а два последние иметь "праздными", то есть ими ничего не изображать. Триперстие было новшеством. Оно незадолго до Никона появилось у греков, они же привезли его и в Россию. Ни один святой отец и ни один древний собор не свидетельствуют о триперстии. Русские люди поэтому и не хотели его принимать. Кроме того, в нем, по толкованию Никона, не изображаются два Христовых естества - божеское и человеческое. Да и сомнительно было изображать на себе крест тремя перстами во имя Св. Троицы, не исповедуя в них человеческого естества Христа, которое, собственно, и было распято на кресте. Выходило, как будто Святая Троица была распята на кресте, а не человечество Христово. Но Никон ни с чем и ни с кем не считался. Он шел напролом.

Воспользовавшись прибытием в Москву антиохийского патриарха Макария и других иерархов с Востока, Никон предложил им высказаться о перстосложении, предварительно, конечно, сговорившись с ними. Они написали следующее: "Предание прияхом сначала веры, от святых апостол и святых отец, и святых седми соборов творити знамение честнаго креста треми первыми персты десныя руки. И кто отъ христиан православных не творит крест тако, по преданию восточныя церкви, еже держа сначала веры даже до днесь, есть еретик и подражатель арменов. И сего ради имамы его отлучена отъ Отца и Сына и Святаго Духа, и проклята". Подобное осуждение было сначала торжественно провозглашено в московском Успенском соборе в присутствии множества народа; затем изложено было письменно и напечатано Никоном в изданной им книге "Скрижаль", соборне утвержденной.[23]

Как громом поразили русский народ эти безрассудные и душеубийственные проклятия и отлучения. Для всех было ясно, что Никон и восточные иерархи прокляли всю Русскую Церковь, всех ее святителей и чудотворцев, знаменовавшихся двумя перстами. По суду Никона и приезжих греков, вся Российская страна - еретическая, армянская, проклятая, ибо она вся, начиная с архиереев и знатных лиц и кончая простым нищим, крестилась двоеперстием. Русский благочестивый народ или, точнее сказать, вся Русская Церковь не могла согласиться с таким крайне беззаконным осуждением, провозглашенным Никоном и его единомышленниками - греческими владыками, тем более, что они говорили явную неправду, будто бы и апостолы, и св. отцы установили триперстие.[24]

Но Никон не остановился на этом одном проклятии, он в изданной им "Скрижали" добавил новые осуждения на двоеперстное крестное знамение. Здесь он осуждает двоеперстие, как содержащее в себе будто бы ереси и нечестия древних еретиков, осужденных Вселенскими Соборами: ариан, македониан и несториан.

В "Скрижали" преданы проклятию и анафеме православные христиане и ва то, что они читают и, значит, исповедуют в Символе Веры Духа Святого истинным. В сущности, Никон и его помощники проклинали и анафемствовали всю Русскую Церковь не за ереси или погрешности, а за совершенно православное исповедание веры и за древние церковные предания. Прокляли они и самые эти предания и исповедание. [25] Эти деяния Никона и его единомышленников сделали их в глазах всего русского благочестивого народа еретиками и отступниками от святой соборной и апостольской Церкви. Таковыми они и на самом деле стали.

Противники и обличители Никона.

Первое же распоряжение Никона об отмене двоеперстия и введении триперстия встретило сильное сопротивление и обличение со стороны московского духовенства. В Москве в это время выдавались своей пастырской деятельностью протопопы Иоанн Неронов, служивший в Казанском соборе, что на Красной площади, Аввакум из Юрьевца Поволжского, Даниил из Костромы, Логин из Мурома и другие. Во главе них стоял епископ Павел Коломенский. Все эти пастыри отличались необычайной ревностью о благе Церкви.

Своими горячими проповедями, святыми подвигами и добрыми примерами старались они всюду, в церковной и народной жизни, нести свет, правду и благочестие. Еще при патриархе Иосифе, предшественнике Никона, они проявили много забот о том, чтобы службы Божий в церквах справлялись чинно, истово и благолепно, чтобы духовенство неуклонно выполняло свой пастырский долг, чтобы народ жил трезво, честно и богоугодно. Пастыри эти пользовались огромным уважением в народе, который признавал их святыми мужами, благоговел перед ними. Питал к ним уважение и царь Алексей Михайлович. Протопопы Иоанн Неронов и Аввакум обладали большим даром слова: они умели говорить ясно, горячо и вдохновенно. Проповеди Неронова в Казанском соборе приезжал нарочито слушать сам царь со своей семьей. Знаменитые пастыри-проповедники отличались еще тем, что не стеснялись говорить правду в глаза сильным и знатным людям, обличая их пороки и преступления. Они были пастырями бескорыстными, прямодушными, честными. Нисколько не заботились о своих личных выгодах, служили Церкви и Богу со всей преданностью и с искренней, пламенной любовью, всегда были готовы пойти на страдания и мучения за дело Христово, за правду Божию. Некоторые из них уже испытали на себе тяжкие страдания от злых и властных людей, которых они обличали в злодеяниях и преступлениях. Таким пастырям не страшен был и Никон с его огромной властью и свирепым характером. Они смело выступили с обличениями против него и его действий. Получив вышеупоминаемое первое распоряжение Никона о триперстии, они немедленно собрались обсудить его и прежде всего обратились с молитвой к Богу. Иоанн Неронов удалился на целую неделю в Чудов монастырь, в московском Кремле, и здесь со слезами молил Господа открыть ему, что ожидает Церковь Божию. Во время молитвы он действительно услышал голос от святого образа: "Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати". Об этом о. Иоанн возвестил всей братии своей.[26] Они после сего еще больше воодушевились. Поименованные пастыри составили обстоятельное обличение на распоряжение Никона. Многочисленными ссылками на древних святых отцов, на постановления освященных соборов, на старые книги они доказали, что вся древняя святая Церковь знаменовалась двумя перстами и что двоеперстным сложением изображается вполне православное исповедание веры о Святой Троице и о двух Христовых естествах - божеском и человеческом. Бессмысленно и преступно отменять это святое предание.

Наиболее авторитетным и непреложным для всей Церкви было постановление знаменитого Стоглавого Собора [27], состоявшегося за сто лет до Никона, именно в 1551 г. в Москве под председательством Московского и всея Руси митрополита Макария, святителя умного, просвещенного и досторевностнейшего, по отзыву академика-историка Е.Е. Голубинского, знаменитейшего из знаменитых архипастырей. В соборе участвовали и великие святители Гурий и Варсонофий - казанские чудотворцы, а также достославный святитель Филипп - московский чудотворец и другие славные архипастыри и пастыри всей Русской Церкви. Собор постановил: "Аще кто не знаменуется и не благословляет двумя персты, яко Исус Христос, да будет проклят" (31 глава Собора). Для Собора, как и для всей Церкви, не было никакого сомнения, что это - благословение Христово. Собор вынес, собственно, готовое постановление, которое находилось в греческих Кормчих древней Восточной Церкви [28] и в Чине принятия еретиков яковитов, который был переведен и на церковнославянский язык и вошел потом в Потребник Филарета, Московского патриарха, утвержденный Московским собором 1620 г. Стоглавый Собор сослался еще на древних святителей восточных - блаженного Феодорита епископа Кирского (VI в.), святителя Мелетия, патриарха Антиохийского (III-IV в.). Таким образом, Никон своей самовольной и дерзкой отменой двоеперстного крестного знамения и благословения подпал под проклятия не только всей Русской древней Церкви, но и всей Восточной древней церкви и Самого Христа.

Написанное пастырями-ревнителями сочинение было представлено ими самому царю, а царь предал его Никону. Но гордый патриарх не внял справедливому обличению со стороны ревностных и благочестивых подвижников веры. [29] Он и после продолжал еще долго верить льстивым, лицемерным и преступным грекам.

Страдальцы и мученики за святую Веру.

Услышанный от святого образа протопопом Иоанном Нероновым голос оказался действительно пророческим. Он предсказал пастырям наступление времени их страданий и мучений. Время это очень скоро наступило. По приказанию Никона первым был схвачен протопоп Логин Муромский.

Он был отдан на мучения "жестокому приставу". Другой протопоп, сам Иоанн Неронов, заключен был по распоряжению Никона сначала в Спасский монастырь в Москве, затем переведен в Симонов, отсюда перевезли его на Цареборисовский двор. Во время переезда нарочно гнали лошадей вскачь, чтобы тряской в телеге замучить престарелого протопопа. На Борисовском дворе били его немилостиво, приковали на цепь за шею, как собаку, и, наконец, сослали его скованным на далекий север, на Кубенское озеро (Вологодский уезд). По дороге в ссылку о. Иоанн призывал всех православных христиан стать смело на защиту святой Церкви, которую Никон так позорит и проклинает. Из ссылки страждущий протопоп писал в обличение Никона и окружающих его лиц замечательные письма. Неронов умолял царя созвать собор из епископов и священников, а также и из мирян и на нем рассмотреть беспристрастно и полно деяния Никона. В ответ на письма и мольбы о. Иоанна, Никон сделал распоряжение сослать этого непоколебимого старца еще дальше на север - в Кандалакшский монастырь и держать его там скованным цепями, и не давать ему ни чернил, ни бумаги, чтобы он не имел возможности ничего писать из своего тяжкого заточения.

Тяжелая участь постигла и протопопа Даниила Костромского. Никон схватил его в Москве за Тверскими воротами, остриг ему голову, содрал с него однорядку и отдал его на истязание в хлебню Чудова монастыря. Отсюда он был сослан в Астрахань и был здесь замучен до смерти в земляной тюрьме. Тогда же схвачен был и другой Даниил, протопоп Темниковский, и "посажен в монастырь у Спаса на Новом". В Москве же был заключен в темницу и священник Михаил и "погублен безвестно".

Но больше всех пострадал протопоп Аввакум. В Москве он проживал в доме Неронова. По приказу Никона сюда ворвались стрельцы и арестовали его. Закованным в цепь отправили Аввакума в Андроньев монастырь. Здесь посадили его в мрачную темницу, мучили голодом и издевались над ним: волочили за цепь, драли за волосы, били под бока, плевали в глаза. "Бог их простит, - отзывался Аввакум о своих истязателях добродушно, - не их то дело, а сатаны лукавого". Из Москвы протопоп Аввакум был сослан в Сибирь: сначала в Тобольск, потом в Енисейск и в Даурию. Десять лет пространствовал великий страдалец на этом далеком пути, преисполненном всяких лишений, тяжких невзгод и невероятных страданий. Этот долгий путь был воистину мученическим подвигом. Все претерпел непоколебимый пастырь: голод и холод, кнут и встряски, мучения и всякие другие пытки. "Ох, времени тому", - с горьким вздохом вспоминал Аввакум эту мучительную ссылку.[30]

Перечисленные пастыри были высланы из Москвы, а некоторые из них и замучены в первый же год деятельности Никона - в 1653 г. В следующем году такая же участь постигла епископа Павла Коломенского. В этом году происходил в Москве собор под председательством Никона по вопросу о книжном исправлении. Епископ Павел, человек прямого и открытого характера, заявил Никону на соборе: "Мы новой веры не примем". Никон, будучи богатырского телосложения и огромного роста, собственноручно избил епископа Павла тут же, на соборе, сорвал с него мантию и немедленно отправил его в ссылку, тоже на далекий север - в Палеостровский монастырь (Олонецкой губернии). Здесь страдалец епископ подвергнут был по приказанию Никона жестоким мучениям и предан сожжению в срубе, "яко хлеб Богови испечеся," - по выражению из его жития.[31]

Страшная весть о таком небывалом еще в России огненном событии облетела все российские пределы. Всюду заговорил народ с ужасом, что на патриаршем престоле в Москве сидит патриарх-мучитель, святитель-убийца. Никон начал свои реформы не с благословения Божия, а с проклятий и анафем, не с молитвы церковной, а с кровопролитий и убийств. Все трепетали перед Никоном, и никто из епископов не посмел уже выступить перед ним с мужественным словом обличения. Никон всех их запугал. Робко и молчаливо соглашались они с его требованиями и распоряжениями.

Бегство Никона из Москвы и суд над ним.

Патриарх Никон недолго пробыл на патриаршем престоле - всего лишь шесть лет. Своим властолюбием и непомерной гордостью он всем опротивел. Произошел у него разрыв и с царем. Никон вторгался и в дела государства, возмечтал встать выше царя и подчинить его своей воле. О царской власти он отзывался с пренебрежением и с укоризнами. Однажды Никон выразился: "Мне и царская помощь не надобна, я на нее плюю и сморкаю". Царю было доложено об этом отзыве Никона. Алексей Михайлович стал тяготиться Никоном, охладел к нему и лишил его прежнего внимания и дружбы. Тогда Никон задумал воздействовать на царя угрозами. Это ему удавалось прежде. Он решил публично отречься от патриаршества, рассчитывая, что царь будет тронут этим отречением, начнет его упрашивать не покидать престола, и Никон в это время потребует, чтобы царь слушался его во всем и только при таком условии он, патриарх, останется на престоле. Но Никон горько ошибся в своих расчетах.

За торжественной литургией в Успенском соборе 10 июля 1658 г. он заявил с амвона, обращаясь к духовенству и народу: "От лени я окоростовел, и вы окоростовели от меня. От сего времени не буду вам патриарх; если же помыслю быть патриархом, то буду анафема". Тут же, на амвоне, Никон снял с себя архиерейское облачение, надел черную мантию и монашеский клобук, взял простую клюку и вышел из собора. Прошел он Красную площадь, вышел на Ильинку и здесь остановился на подворье Воскресенского монастыря, который принадлежал лично Никону. Царь, узнав об уходе патриарха с престола, не стал удерживать его. Никон отправился в Воскресенский монастырь, прозванный им Новым Иерусалимом (в 60 верстах от Москвы), и здесь устроился на житье. Но примириться со своим новым положением в качестве только монастырского обитателя он не мог. Неспокойный и властолюбивый, Никон пытался снова вернуться на патриарший престол. Однажды ночью он внезапно прибыл в Москву, прямо в Успенский собор во время богослужения и послал к царю уведомить о своем приезде. Но царь к нему не вышел, и никто из царедворцев и бояр, присутствовавших здесь, ни из духовенства, ни из народа не стал упрашивать Никона вернуться на патриарший престол, чего ему так хотелось. Раздосадованный, он вернулся в свой монастырь.

Бегство Никона с престола внесло новое расстройство в церковную жизнь. Царь по этому случаю созвал собор в Москве в 1660 г. Собор решил избрать нового патриарха на место Никона. Но Никон разразился неприличной бранью на этот собор, обозвал его "жидовским и бесовским сонмищем". В Воскресенском монастыре он продолжал держать себя властно и возмутительно: совершал рукоположения, осуждал и проклинал архиереев, предал проклятию и царя со всем его семейством. [32] Царь и архиереи не знали, что делать с Никоном. В это время прибыл в Москву с востока греческий митрополит Паисий Лигарид. Ему и суждено было стать во главе всех иерархических и церковных дел в России.

Лигарид был тайным иезуитом; воспитание получил в Риме. Восточные патриархи предали его проклятию за измену православию и низвергли его из сана. В Москву он прибыл с подложными грамотами и сумел обмануть царя и снискать его доверие к себе. Этому ловкому и изворотливому проходимцу и было поручено царем все дело Никона. Ознакомившись с ним, Паисий заявил, что Никон "должен быть проклят как еретик" и что для этого нужно созвать в Москве большой собор с участием восточных патриархов. Никон прекрасно знал, кто такой был Паисий Лигарид, и беспощадно разоблачал его в своих писаниях, обзывая его вором, собакой, нехристем, самоставленником, мужиком-самозванцем. С востока получены были достоверные сведения и справки, что обманщик этот действительно есть еретик-латинщик, что он состоит на тайной службе у римского папы и что восточные патриархи давно его низвергли из сана и предали проклятию. Но так как царю не на кого было опереться в его борьбе с Никоном, то этот разоблаченный самозванец и после сего остался во главе всех церковных дел и правителем всей церковной иерархии.[33]

Для суда над Никоном и для рассмотрения и других церковных дел царь Алексей созвал в Москве новый собор в 1666 г., он продолжался и в следующем, 1667 г. На собор прибыли и восточные патриархи: Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский, уже знакомый нам по его проклятиям на двуперстие и двуперстников. Приглашение этих патриархов было неудачным: они сами были низложены со своих престолов собором восточных же патриархов и посему не имели никакого права решать церковные дела не только в России, чужой для них церковной области, но и в собственных патриархиях. Но они ехали в Россию для наживы, чтобы получить с царя московского богатую милостыню, а церковные дела России их мало тревожили. Паисий Лигарид сумел задарить их, они поэтому обелили его перед Алексеем Михайловичем, и Паисий, в свою очередь, представил их законными и полноправными святителями Востока. По справедливости, нужно было бы выпроводить из России всех этих восточных проходимцев-обманщиков, готовых на всякое бесчестное дело. Но царь без них был совершенно беспомощен. Он поэтому вынужден был опираться на них, хотя и знал, что все они незаконные иерархи и нагло его обманывают.

Начался суд над Никоном. Собор признал Никона виновным в самовольном бегстве со своей патриаршей кафедры и во многих других преступлениях. Патриархи обзывали его на соборе лжецом, обманщиком, мучителем, убийцей; сравнивали его с сатаной, утверждали даже, что он хуже сатаны. Признали его еретиком и за то, что он приказал не исповедовать воров и разбойников даже перед смертью. [34] Никон не оставался в долгу перед патриархами и, со своей стороны, громил их сильно и резко. Он знал, что они лишены своих кафедр и поэтому не имеют никакого права судить его: он, не стесняясь, обзывал их на соборе самозванцами, бродягами, турецкими невольниками, продажными людьми и просто издевался над ними.

Однако они всем собором лишили его всякого священного звания и сделали его простым монахом. [35] Никон сослан был в Ферапонтов монастырь (Новгородской губернии). Но ссылка эта была для него богатой и роскошной жизнью, ибо Новгородские, Белоозерские монастыри обязаны были доставлять ему ежегодно столько всякой провизии и разных напитков, что их в довольстве хватило бы на большое количество свободно и пресыщено живущих помещиков. [36] Никон не признал, конечно, законным состоявшийся над ним собор: "Я ставлю его ни во что", - заявлял он и продолжал титуловаться патриархом.

Он не признавал законным никого и из русских епископов, утверждал даже, что в России вся Церковь превратилась в вертеп разбойников, а иерархическое правление - в бесовское сонмище. Стал проповедовать, что самое христианство уже прекратилось в мире и настало царство антихриста, скоро наступит и конец миру.[37]

Изменил Никон и своим нововведениям. Еще будучи на патриаршем престоле, он заявлял, что старые Служебники добры и по ним можно совершать службу Божию. Уйдя же с престола, он позабыл и думать о своих реформах, которые внесли такую страшную смуту в Церковь. Мало того. Он начал печатать в монастыре богослужебные книги согласно со старопечатным текстом: Символ веры со словом "Истиннаго", имя Христа "Исус", "Богородице Дево, радуйся Обрадованная", а не "благодатная", как было исправлено по-новому, аллилуйю сугубую и т.п. Этим возвращением к старому тексту Никон произнес суд над собственной реформой: он признал ее "ненужной и бесполезной".

Никон скончался в 1681 г., не примиренным ни с царем, ни с архиереями, ни с Церковью.