Сельский сход
Сельский сход
После литургии священник собрал крестьян около церкви и стал их уговаривать отвести землю под училище. Долго и убедительно говорил батюшка, внушая мужичкам, что их ребятишки, научившись грамоте, будут читать Слово Божие.
Молча выслушали мужички священника.
— Православные, теперь обсудите все, что я вам сказал, и скажите мне ваше решение.
После этого батюшка удалился. Первым высказался Пахом:
— Зачем нам школа? Жили без всяких затей, не хуже других! Спросите стариков, у них школ не было!
— Разумеется, ни к чему… Пахом Савельевич правду говорит! Землю отдай, приплати учителю, сторожа найми!
— Слышал я все, только нехорошо нам идти против батюшки, — сказал местный кузнец, — да, для школы придется потратиться, но ведь это необходимо! И школа нам нужна: без грамоты как без рук!
Другие стали с ним горячо спорить…
Грустный стоял у своего дома священник. Разбились все его мечты… Вдруг к его дому подъехала коляска, и из нее вышел бравый офицер. Вежливо поклонившись, он спросил, где ему найти избу Пахома Савельевича.
INCLUDEPICTURE "media/image56.jpeg" * MERGEFORMAT
— Позвольте узнать, — спросил батюшка, — зачем вы его разыскиваете?
— По личному делу, — ответил офицер.
Батюшка задумался.
— Сегодня я бы не советовал его искать, слышите, какой разгул идет в деревне?..
— Что же мне делать?
— Переночуйте, если хотите, у меня, — пригласил его батюшка, — а завтра пораньше я пошлю за ним.
Офицер охотно согласился. За самоваром приезжий рассказал следующее:
— Меня взяли в семью Пахома Савельевича из детского дома. Признаться, мои детские годы были тяжелыми. В чужой семье приходилось и голодать, и терпеть побои… Своим детям ласка, а мне — упрек. Да вы сами понимаете! Когда мне исполнилось десять лет, моя судьба круто изменилась. Как-то я принес помещице, покойной Анне Ивановне Погорельской, блюдо с набранной в лесу земляникой. Барыня сама вышла ко мне, взяла у меня ягоды, дала мне гривенник, а потом разговорилась со мной. А через неделю она позвала меня к себе и спросила, не хочу ли я учиться в Москве. Не помню хорошенько, что я ей ответил, только осенью меня взяли из семьи, в которой я вырос, и определили в кадетский корпус. Анна Ивановна внесла плату за все время моего учения. Разумеется, я всю жизнь не забуду ее благодеяния. Учился я отлично, вел себя примерно и успешно окончил курс. Вскоре меня произвели в офицеры.
— Вы, как видно, участвовали и в последней войне за освобождение славян?
— Как же, и переправа через Дунай совершилась на моих глазах, и под Плевной ходил в атаки, и через Балканы переходил. Побывал я и в Константинополе… Потом пришлось года четыре прослужить в Польше. Наконец захотелось побывать на родине, повидаться с родными! Хоть они мне и не родные и много пришлось потерпеть в детстве, однако они были мне вместо отца и матери, растили меня… Может быть, они нуждаются… Скажите, пожалуйста, все ли живы и здоровы?
— Старики-то уже умерли, а братья женились, живут со своими семьями. К сожалению, не могу сказать вам ничего хорошего о них.
Офицер задумался, а батюшка продолжал:
— Давно, когда я только приехал сюда, мечтал о школе. Вы ведь знаете, конечно, в каком невежестве живет наш народ. Нет, думаю, без школы ничего не поделаешь… Начал я хлопотать, все уладил, нашлись благодетели для доброго дела. Сегодня собрал своих прихожан, долго говорил с ними о пользе науки и просил их отвести землю около храма под школу… Что же вы думаете? Они отказались от всякого содействия! И кто же первый восстал против школы? Пахом Савельевич с братом!
— Хорошо, батюшка… Я очень рад, что мне удалось поговорить с вами. Прошу вас утром опять всех собрать у храма!
На другой день собрался сход. Батюшка с офицером вышли к мужикам.
— Что, православные, что вы решили вчера насчет школы?
Стоят мужики, ничего не говорят, с ноги на ногу переминаются. Вышел Пахом и заявил:
— Мы решили отдать землю Прохору Андреевичу под трактир, за триста рублей в год!
— Вы неразумно поступили! — заметил офицер. — Школа — это хорошее дело, православные. Сами знаете: ученье — свет, а неученье — тьма! Подумайте, братцы…
— Ты хотя и царский слуга, а это дело тебя не касается! — запальчиво ответил Пахом.
— Послушайте меня, православные! Теперь я, как видите, офицер, слуга царя и Оте чества… А знаете, кем я был в детстве? Взяли меня из детского дома, и рос я до десяти лет в крестьянской семье. Семья-то большая: сами хозяева да шесть человек детей. Старшего сына звали, кажется, Пахом… Сами знаете, какая доля приемыша в крестьянской семье… Только Господь взыскал сироту, нашлась добрая душа…
— Родимый наш! — бросился Пахом к офицеру. — Вот радость-то!
— Так это ты, Пахом? Здравствуй! Помнишь, как мы ссорились?
— Как не помнить, все помню…
— Ну вот видите, православные, что бы было со мной? Вырос бы я во тьме невежества, пастухом прожил бы всю жизнь, а может быть, научился бы всему плохому… А теперь я офицер, получил от царя награды за службу Родине. Но есть у человека еще одно сокровище, которое выше всех почестей и славы этого мира, — его христианская душа… Больше всего я благодарю Создателя за то, что Он сподобил меня просветиться светом учения… Я принял к сердцу заповеди Божии, хожу с открытыми глазами, понимаю, что должен после Господа Бога больше всего любить царя, Отечество и всех православных христиан. А сейчас я решил навестить свою родину, помочь близким. Хочу пожертвовать на благое дело шестьсот рублей серебром…
— Кормилец ты наш! — закричали крестьяне. — Вот не ждали такой радости! Бог послал…
— Я хочу, чтобы вы обучили своих деток! Сам я в люди вышел через науку, может быть, и им пригодится… Наука-то, знаете, полезна, только чтобы страх Божий в сердце был! А вы не даете своему духовному отцу открыть школу! Я слышал, что вам за землю соседний торговец предложил триста рублей в год… Так уступите это место под школу! А я шестьсот рублей жертвую вам и вашим детям. Так что, братцы, согласны?
— Чего ж лучше! Век Бога будем молить о вас! Известное дело: ученье — свет, а неученье — тьма.
— Так отслужите нам, батюшка, благодарственный молебен, да с Богом и начнем доброе дело!