Случайная встреча

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Случайная встреча

Москва, а следом за ней и почти вся Русь переживала Смутное время. В 1425 году умер великий князь Василий Дмитриевич. На престол, согласно завещанию покойного князя, должен был вступить его сын — юный Василий Васильевич, к которому, кроме Москвы, переходили еще Нижний Новгород и Муром. По-видимому, княжение юного Василия не могло вызвать никаких возражений со стороны других удельных князей: духовное завещание почившего Василия Дмитриевича было ясно, как Божий день…

Но среди самых близких родственников у юного Василия нежданно-негаданно появился соперник. Это был его родной дядя — Юрий Дмитриевич, князь Звенигородский. Не хотелось Юрию уступать племяннику великокняжеский престол, и он стал ссылаться то на право родового старшинства дяди над племянником, то на духовное завещание своего отца — Дмитрия Донского, согласно которому после смерти Василия Дмитриевича великокняжеский престол должен был перейти к его старшему брату — Юрию Дмитриевичу. Завязался горячий спор. Никто не хотел уступить, и с обеих сторон началась подготовка к междоусобной войне. Она длилась целых пять лет, и наконец Юрий Дмитриевич объявил войну Василию.

Настало тревожное время для Москвы. По словам летописца, это было время страшных знамений: от небывалой засухи иссякли воды, выгорели леса, люди задыхались в густых облаках дыма, всюду свирепствовали голод и болезни. При таких обстоятельствах Василий не решился принять вызов и предложил дяде обратиться к третейскому суду — передать дело на суд хана. Предложение Василия было принято, и оба претендента на великокняжеский престол отправились в Орду. Хан Махмет охотно вызвался разрешить спор дяди с племянником. Был собран особый суд из знатнейших ханских сановников во главе с самим ханом. Юрий ссылался на старые родовые обычаи, на завещание Дмитрия Донского. И вот в то время, когда хан, видимо, уже встал на сторону Юрия, дело приняло неожиданный оборот.

— Известно, что солнце больше луны, — произнес Махмет стоявшему пред ним на коленях Юрию.

— Но, царь, и ты больше Дмитрия Донского, — вкрадчиво произнес боярин Иван Дмитриевич Всеволожский, говоривший от лица Василия. — Юрий ищет великого княжения по древним правилам, а наш князь — по твоей милости! Он знает, что княжество — это твой улус, и ты можешь отдать его кому захочешь. Ты отдал свой улус его отцу, Василию Дмитриевичу, а тот, полагаясь лишь на твою милость, предлагал его своему сыну. Шесть лет уже Василий Васильевич на престоле, и ты не сверг его, значит, он княжит по твоей же милости.

INCLUDEPICTURE "media/image65.jpeg" * MERGEFORMAT

Эта вкрадчивая, льстивая речь понравилась честолюбивому хану и решила дело в пользу Василия Васильевича.

— Я же и говорю, что солнце больше луны и что великим князем Московским должен быть тот, кого я уже поставил, — надменно произнес Махмет, протягивая Василию ярлык на великое княжение…

Но Юрий на этом не успокоился. Через несколько лет он неожиданно ворвался с огромной ратью в московские пределы, разбил Василия на Клязьме, а его самого сослал в Кострому, дав в удел Коломну. Юрий занял Москву и объявил себя великим князем.

Но лишь только Василий Васильевич водворился в Коломне, как московские бояре и служилые люди толпами устремились к нему. Пешие и конные обгоняли друг друга, и вся дорога от Москвы до Коломны стала похожа на улицу многолюдного города: вся Москва устремилась к своему законному великому князю.

Понял оставленный всеми Юрий, что ему не удержаться в Москве, и скрепя сердце возвратил ее Василию. Но ненадолго. Скоро Юрий Дмитриевич начал новую борьбу. Василию Васильевичу не посчастливилось и на этот раз: полностью разбитый, он должен был снова искать спасения в Орде. Однако вскоре обстоятельства изменились…

В то время когда Московское великое княжество изнывало от смуты и междоусобиц, Нижний Новгород жил счастливой и спокойной жизнью. Нижегородская область, отдаленная от Москвы, была совершенно чужда каких бы то ни было смут и волнений.

— Наша вотчина принадлежала великому князю Василию Дмитриевичу, верными ему мы и останемся! — говорили нижегородцы, когда и до них достигли столичные вести.

Чуждые обычных в Москве волнений и борьбы, нижегородцы жили самостоятельной и обособленной жизнью.

— И чего мятутся эти псковичи да новгородцы? За какое-то вече стоят! Какое там вече? Был бы хлебушек да супостат-басурман тебя не трогал бы, а то еще вече надумали! Так это бахвальство одно, — говорили нижегородцы.

— Бахвальство, говоришь? А вот услышали бы тебя на вече, проучили бы за твои вздорные, лапотнические речи! — отшучивались другие.

— Сами они лапотники, а не мы! На вече-то своем гоголем ходят… И то не так, и это не ладно. Иван спорит с Кузьмой, а Кузьма с Иваном!..

Такие речи сплошь и рядом слышались среди скромных нижегородцев. Мысль о единой власти уже давно созрела у них не только из-за попыток и стремлений к самостоятельной политической жизни, но именно из-за дальности расстояния, отделявшего их от Пскова и Новгорода.

Знал великий князь Василий Васильевич характер нижегородцев, поэтому со спокойной душой направил свой путь в Орду чрез обширные нижегородские равнины.

Четыре дня уже ехал Василий Васильевич. Наконец он очутился на левом берегу Волги, у озера Желтые воды. Уставший князь решил здесь отдохнуть.

— Ребятушки, езжайте к тому ракитнику! — сказал он своим приближенным, указывая на берег озера, заросший живописным кустарником.

INCLUDEPICTURE "media/image66.jpeg" * MERGEFORMAT

Путники направились, куда им указал князь, и скоро спешились. К ним подъехал Василий Васильевич.

— Видишь, какая здесь благодать, настоящий рай, — произнес князь, остановив своего горячего коня около берега живописного озера. — Вот бы где жить остаться! Забыл бы, кажется, и гордость человеческую, и удел княжеский, и все-все на свете!

— А здесь, князь, есть человеческое жилье! Посмотри на ближайшую опушку! Видишь — и деревца срублены, и как будто трава помята, а вон и челнок в кустах виднеется. Да, никак, и поет кто-то…

Спешившиеся путники стали прислушиваться. С ближайшей опушки действительно довольно явственно доносилась какая-то мелодия, и вскоре они разглядели: по направлению к озеру с ведром в руках шел белокурый юноша в подряснике.

— Да здесь, по-моему, скит! — догадался один из спутников великого князя.

— И правда, скит, — подтвердил великий князь, — место подходящее! — и он стал следить за быстро спускавшимся к берегу послушником.

Скоро юноша снова показался на верху обрыва и, не замечая никого, быстро пошел с ведром к еле заметной просеке. От фигуры юноши так и веяло здоровьем и молодостью. Слегка склонившись налево, он легко держал в правой руке довольно большое ведро. «Волною морскою скрывшаго древле…» — явственно расслышали наши путники голос молодого послушника.

— Эй ты! — окликнул юношу Василий Васильевич.

Послушник заметно смутился и, приложив руку к глазам, стал смотреть на путников. Нарядный вид свиты великого князя, казалось, окончательно смутил юношу, и он стал как-то растерянно оглядываться, прищурив глаза от яркого солнца. Наконец он, видимо, пришел в себя, подошел к незнакомым путникам и низко поклонился.

— Чей ты и откуда? — спросил его великий князь.

— Из Нижнего я, а живу здесь у отца Макария.

— У Макария Печерского? — переспросил князь.

— Да, мы раньше жили в Печерском монастыре, но вот уже второй год, как живем здесь.

При имени преподобного Макария князь заметно оживился: он уже давно стремился побывать у него, вот и сейчас он поехал через Нижний Новгород, чтобы получить благословение у преподобного.

— Веди же меня к нему! — и великий князь, сопровождаемый своими ближайшими людьми, двинулся вслед за послушником к опушке.

— А вот и келья старца, — пояснил послушник, приблизившись к укромной землянке.

С трепетом в груди подходил к келье Василий Васильевич. Но едва только послушник приготовился открыть дверь, как она широко распахнулась, и в проеме показался благообразный седовласый старец.

— Великому князю Московскому земной поклон от меня, твоего недостойного молитвенника! — произнес старец, выходя навстречу Василию Васильевичу, и, взяв великого князя за руку, увел его в свою келью…

Лишь ранним утром князь вышел к своей свите. Все удивились происшедшей в нем перемене.

— Не дело пастыря бегать от своих овец, а наоборот — где может ворваться волк к овцам, там и должен быть пастырь! — сказал Василий Васильевич, садясь на лошадь и поворачивая обратно… Когда он приехал в Москву, то уже не застал в живых Юрия Дмитриевича…