ГЛАВА 43. Афон.

ГЛАВА 43. Афон.

Защита православия. — Погоня за богатством. — Слабость иноческого жития в городах. — Греческие келиоты. — Духовное значение Афона. — Поборы греков и турок. — Избранники Божий — Рассказ странника. — Благоговение народа к Афону.

Хотя наши афонские монастыри в своё время оказали щедрые пожертвования на русскую школу в Константинополе, но, мне кажется, этого недостаточно. Афон должен теперь выступить на более активную защиту православия, как это он делал в более древние времена. Афон велик и славен своими подвижниками, и уже тем он служит великую службу, что они являются среди него. Но в наше время монастыри должны выпустить своих борцов по всему Востоку для поддержания православия путём учебно-воспитательной деятельности среди греков, арабов и славян Турции. Ведь теперь монашествующие афонцы не ведут исключительно замкнутой жизни на своей Святой горе. Помимо помянутых мною раньше иноков с Афона в Палестине, мы их видим во множестве чуть ли не по всем большим городам России.

На возвратном пути из Иерусалима случайно я встретился с одним очень уважаемым афонским старцем. Он был свидетель старинной строгой жизни Афона, так трогательно описанной известным «Святогорцем», хорошо знает и современное состояние афонского монашества, и вот что он мне с грустью поведал об иноческом житии:

— С каждым годом аскетическая жизнь афонских монахов всё слабеет и слабеет… Сребролюбие нас заело. Прежде мы вполне довольствовались тем, что нам пришлют из России, теперь же мы высылаем целую армию для сбора пожертвований. В любом большом городе стоит лишь устроить подворье с церковью, как тотчас же потекут рекою деньги. Доходы большие, но какою ценою мы их приобретаем! Чтобы содержать подворье, надо иметь изрядный штат служащих, надо иметь сильных, молодых послушников, а главное — хор певчих. Вот тут-то и кроется зло. Молодой народ, живя в больших городах, не может оберечь себя от соблазнов. На него не действуют ни выговоры, ни наказания, ни даже угрозы прогнать его. Он легко находит место в другом монастыре или попробует свои силы на другом поприще. Если отошлёшь его на Афон, он и там находит возможным вести слишком соблазнительную жизнь для монаха, а то ещё хуже — развратить и других, более скромных. И что удивительно! Присылали на подворье исправных, испытанных на Афоне монахов, но и они в городах скоро портились. Тяжёлое, безвыходное положение!..

Старец вздохнул и поник головою. Я ему вполне верил, потому, что он знал афонские дела, как непосредственно принимавший в них самое деятельное участие. Он рассказал мне про огромные пожертвования известного благотворителя-миллионера Сибирякова{8} и о его жизни на Афоне. Коснулись греков.

— Представьте себе, — сказал мне в ответ старец на мои рассказы о святогробских монахах, — я о греческих келиотах более высокого мнения. Они, по-моему, больше монахи, чем даже мы, русские на Афоне. Нас, я говорю, обуяла золотая лихорадка. Они же довольствуются растущею около их келий маслиною и маленькими случайными пожертвованиями. Больших подаяний им неоткуда ждать. Они больше подходят к образу настоящего отшельника, чем мы, повторяю, занятые добычею денег.

Я был страшно поражён тогда этим сообщением. Афон всегда представлялся в моём воображении, как что-то особенное, исключительное среди монастырей всего мира. Туда идут люди, окончательно порвавшие все связи с мирскою жизнью. Это место непрестанной молитвы. Афон — это мост, соединяющий землю с небом, примиряющий людей с Богом. Моим духовным очам всегда рисовалась картина осенения Святой горы покровом Божией Матери{9}. Тут как бы двери рая, вход в Небесное царство и вдруг… мне говорят, афонцев потянуло в мир, к мамоне!

Случилось мне беседовать по этому вопросу ещё с другим афонским старцем. Тот не только не отрицал сообщений первого, но ещё прибавил кое-что от себя. Впрочем, этот оправдывал русских монахов тем, что они поневоле должны позаботиться о деньгах не для себя, а для греков, правящих всем Афонским полуостровом. В свою очередь греки жалуются на непомерные поборы турок. Как бы то ни было, но и те и другие посредством русских монастырей и келий на Афоне высасывают огромные суммы из России. Это обстоятельство, конечно, может оправдывать русских афонцев, но об утрате прежнего строгого иноческого жития надо пожалеть, потому что на первом плане стоит всё-таки высокое подвижничество монахов. На Афоне живут не все простолюдины. В настоящее время среди монашествующей братии есть много образованных людей. Меня очень радует, что афонские монастыри давно занимаются изданием духовно-нравственных книг по самым разнообразным вопросам. Я лично познакомился с одним интеллигентным афонцем, и вот что он мне сказал в оправдание современных монастырей:

— Как в земле, среди множества разнообразных металлов, сравнительно немного находим золота, так и среди многочисленной иночествующей братии очень мало встречается выдающихся подвижников. Взгляните на небо, и там вы мало замечаете особенно ярких звёзд. Таково положение вещей во всём мире. Слава Богу, если в каждом монастыре будет хоть по одному выдающемуся светильнику Божию. Вы того не забудьте, что в монастыре три степени иночества: послушники, монахи и схимники. Немногие достигают последней степени совершенства, большинство бьются на границах мирского жития, хотя и носят чёрное платье. И если бы весь монастырь работал исключительно ради этих немногих избранных «земных ангелов», то, право, он не заслуживает упрёка. Вы помните, что сказано про них в Писании: «ихже не бе достоин весь мир!» Апостол называет их «царским священством». В таком случае пусть монастырь будет дворцом для них, а мы все — их слугами. Право, не грех поработать для Божиих избранников, непредосудительно и дань собрать для монастыря со всех верующих в угодников Божиих.

Этот же почтенный инок рассказал мне и про афонские порядки. Он не обвинял турок, которые не вмешиваются в дела монахов, довольствуясь определённою данью; но не мог удержаться, чтобы не упрекнуть греков, составляющих Протат — местное управление афонцев.

Обыкновенно русские паломники остаются в восторге от пребывания на Афоне и говорят о его долгих всенощных, об общей трапезе с иноками, о суровом их посте с каким-то сладким умилением. Но случилось мне встретиться с московским странником, который, посетив Афон зимою 1895 года, остался им, к моему удивлению, очень недоволен. Это проглядывало у него в каждой фразе.

— Первого декабря, — говорил он, — мы высадились на Афон. Гостиник монастыря принял меня недружелюбно. Должно быть, ему не приглянулась моя худая одежда. Когда мы вдвоём обходили монастыри, к нам в пустынном месте подошли три грека-сиромаха{10}. И такие ребята ухватливые — молодец к молодцу! Они стали приставать к нам и просили денег. Но мой товарищ дал им хороший отпор, и они отстали. Когда я вернулся в русский монастырь, гостиник опять принял меня не по-братски, с большим нерадением. Вскоре он стал мне замечать, что я долго живу в их монастыре, и пора бы мне приискать себе место на Афоне…

И весь рассказ странника был в таком тоне. Но это, повторяю, исключительный пример. Большинство отзываются об Афоне с благоговением. А уж про женщин и говорить нечего! Афон для них «Святое святых», куда они и ступить не смеют.