6.4.3 Скептик излагает свое понимание социальной действительности

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

6.4.3 Скептик излагает свое понимание социальной действительности

Возможно, Вы и правы. Возможно, желания, как Вы выразились, «правят балом». Но разве сегодня мы не страдаем от наших собственных желаний? Позвольте мне рассказать, как я вижу современную социальную ситуацию и возможности ее разрешения. При этом я в первый раз буду выступать уже не как Скептик, а как ученый. Современную жизнь я воспринимаю достаточно драматично. На мой взгляд, одно из сильных переживаний, владеющих современным человеком, – тревожность и страх перед лицом настоящего и будущего. Почти всегда человек боялся смерти, войны, болезней, неудач. Но эти несчастья были, так сказать, неизбежны. Сегодня к ним добавились ожидания и ужасы терроризма, экономических кризисов, социальных неурядиц и беспредела, страх перед неясным будущим. И разве нормально, если в культуре в качестве уже привычных социальных персонажей выступают киллеры, манипуляторы разных мастей, начиная от твоих близких, кончая политиками, людьми с разными странными идеями, так что становится невозможным отличить умалишенного от нормального человека, шизофреника от святого?

В истории нашей цивилизации были периоды (в Древнем мире, в Средние века, в XVII-XVIII вв., в ХХ в. в России), когда, вступая в жизнь, человек заставал понятную ему картину действительности: мир и человек созданы богом, Творцом всего, животные и люди эволюционировали в природе и подчиняются ее законам, социальную жизнь направляет царь, государство, партия. Сегодня от картин и различных объяснений мира рябит в глазах, все живут по-разному и идут в разных направлениях. Кто, спрашивается, прав, каково будущее: янки, попирающие международные традиции и право, от состояния экономики которых оказываются зависимыми почти все на планете, старушка Европа, динамичные и жестокие религиозные фундаменталисты, возрождающиеся буквально на глазах христианство, ислам и буддизм, зеленые и антиглобалисты или, может быть, медленно поспешающие евроазиатские народы?

Несмотря на внешне бурную политическую жизнь, человек все чаще задается вопросом: а зависит ли что-нибудь от него лично, на какую социальную реальность ему ориентироваться, ради чего, в конце концов, жить, если действительность как таковая не существует, а представляет собой (что утверждают, например, постмодернисты) просто языковую игру, за которую ответственность берет сам играющий, т. е. живущий (но мало ли какие странные игры можно создать!)?

Однако, возможно, так было всегда, только менялось содержание наших переживаний? Например, человек Древнего мира панически боялся демонов (духов болезни и смерти) и загробного существования, средневековый – конца света и Страшного суда, а жители 60-70-х гг. ХХ в. – ядерной войны. Правда, ставя вопрос таким образом, мы невольно понимаем человека во всех веках и культурах одним и тем же, но современные философские и научные исследования, особенно культурологические, гуманитарные и социальные, показывают, что это представление неверное. Человек – не только творец истории и культуры, но и их продукт. Он менялся, причем кардинально, при смене культур и цивилизаций, и в связи с этим по-разному решал вопрос о смысле своего существования, свободе и необходимости.

Современные исследования показывают, что вплоть до середины ХХ в. «конструкция» личности, стоящей в центре мира и действующей по собственным желаниям, о которой Вы так хорошо рассказывали, работала вполне успешно. Но, начиная с этого периода или еще раньше, резко меняются условия, назревает кризис культуры. Европоцентристское мироощущение отходит на задний план, вместо него формируется широкое культурологическое мироощущение, требующее признания самоценности разных культур. Складывается новая цивилизация, в рамках которой утверждаются как правомерные самые разные конфессии, эзотерические учения, видения и мироощущения. Начиная с И. Канта, идет критика натуралистического видения действительности, которая не могла не привести к признанию разных реальностей вместо одной – физикалистской. И в практическом отношении человек учится новым формам жизни: не отказываясь от себя, он учится признавать видение и реальности других людей, строить с ними совместную деятельность.

В плане интересующей нас тематики можно отметить две разные тенденции: с одной стороны, человек все более обнаруживает и осознает свою обусловленность, с другой – ощущает и реализует свою свободу как личность. Обусловленность современного человека интересно обсуждает, например, Мартин Хайдеггер, анализируя природу техники. Вводя трактовку техники как «постава» (когда всякая техника рассматривается как функциональный элемент поставляющего производства – вода Рейна как средство для работы электростанции, электростанция как средство выработки тока, электрический ток как средство для освещения городов или работы электромашин и т. д.) и показывая дальше, что человек и природа сами превращаются в постав, Хайдеггер блокирует столь привычное для нас убеждение, по которому человек стоит над техникой и природой или что техника не влияет на природу, поскольку создана и действует в соответствии с ее законами.

В настоящее время обусловленность современного человека связана также с формированием новых форм социальности. Анализ показывает, что переход к новым типам хозяйственной деятельности, втягивающих в свою орбиту экономику разных стран, новым типам власти (власти знаний, информации, экономических отношений), создание новых социальных институтов (например, международных, транснациональных), новых технологий (например, информационных) с необходимостью влечет и становление новой социальности. Современные транспортные системы (прежде всего авиация, быстроходные корабли, скоростные железные дороги), средства связи (радио, телевидение, электронная почта, Интернет), высокие технологии, новые экономические схемы и системы в корне изменили многие социальные процессы, позволив сблизить и объединить отдельные, до того не связанные между собой, территории, социальные структуры, сообщества. Под воздействием новых возможностей (к ним относятся даже ядерные войны или международный терроризм), происходит становление новых социальных организмов, например, «метакультур», международного терроризма, антиглобалистского движения.

Действительно, начиная со второй половины ХХ в. можно говорить о становлении суперорганизмов социальной жизни – лагерей социализма и капитализма («политические метакультуры»), экономических зон США, Общего Рынка, Японии, Китая и Юго-Восточной Азии («регионально-хозяйственные метакультуры»), буддийского, мусульманского, христианского мира («конфессиональные метакультуры»), наконец, единого социального пространства Земли («планетарная метакультура»). Для каждого их этих суперорганизмов характерно (в прошлом или в настоящее время) постепенное формирование общих институтов, становление единых условий хозяйственной и экономической деятельности, сходных структур власти, принятие общих политических деклараций, создание союзов и других политических объединений. В некоторых случаях, как например для социалистического лагеря, речь шла даже о единых базисном культурном сценарии, хозяйстве и системе управления (власти). К этому же фактически движется Общий Рынок.

В чем отличие метакультур от обычных культур? Субстрат метакультур включает в себя не только людей, технологии и сети, но и отдельные культуры и национальные государства, прежде существовавшие самостоятельно. Подобно тому, как в свое время при становлении первых культур формировались институты и хозяйство, обеспечивающие базисные, а затем и производные потребности людей, сегодня метакультуры начинают обеспечивать потребности отдельных культур и государств, входящих в метакультуры. И наоборот, отдельные культуры и государства как субстрат метакультуры начинают трансформироваться, приспосабливаясь к выполнению специализированных функций в суперорганизме метакультуры.

Как правило, современного человека мы называем личностью, говоря о ее правах, свободе и пр. При этом забываем, что человек, пусть он даже будет сверхсовременный, продолжает оставаться социальным индивидом. Последний же действует не самостоятельно, а по законам социума, в свою очередь, социальный организм действует через него и посредством него. Для социального индивида его собственная жизнь неотделима от культурной. Когда в Древнем мире, например, Ассирии или империи Ацтеков, цари демонстрировали ужасающую жестокость, принося в жертву богам тысячи пленников, они действовали не лично от себя, а реализовали волю своих богов. В то время это было вполне оправданно, поскольку цари Древнего мира рассуждали так: если мои боги не смогут уничтожить чужих богов, мой народ ждет печальная участь, его поработят окружающие царства.

Если учесть, что культура, как социальный организм, осуществляет себя в людях, нельзя уже удивляться, что в периоды, когда речь идет о становлении социума или вопросах его выживания, многие социальные индивиды начинают действовать только исходя из интересов целого, какими бы странными и жестокими с этической позиции они ни казались. В этом отношении не уникальна и современная ситуация – мы живем при становлении новой цивилизации, где на место привычных культур и национальных государств встают «метакультуры» и другие глобальные социальные образования.

Действуя от имени метакультуры, идентифицируя себя с ее ней (Богом, человечеством, народом), человек полностью обусловлен. Но в качестве личности, отстаивающей свои права, осознающей свою уникальность и индивидуальность, человек осознает себя не обусловленным, свободным.

Обсуждая, как можно преодолеть «технократический дискурс» и связанную с ним обусловленность человека со стороны техники, Хайдеггер говорит, что для этого необходимы сознательные усилия человека. Однако человек для этой задачи нужен иной. Необходимым условием осмысленного воздействия на технику является, по Хайдеггеру, работа человека в отношении себя: человек должен «открыться существу техники», «опомниться», заново «ощутить широту своего сущностного пространства». Это верно, но и достаточно наивно, романтично. Если человек глубоко обусловлен, то, как спрашивается, он может опомниться?

Суммирую современные представления о человеке. Как социальный индивид он действует от имени целого – социальной группы, этноса, нации, культуры, человечества. В теоретическом плане здесь можно говорить о том, что человек в данном случае является субстратом социума и культуры. В свое время Б. Малиновский писал, что

«Культура – это единое целое, состоящее частью из автономных, а частью согласованных между собой институтов. Она объединяет в себе ряд моментов, таких как общность крови, смежность среды обитания, связанная с совместной деятельностью, специализация этой деятельности и не в последнюю очередь – использование власти в политических целях. Каждая культура обязана своей целостностью и самодостаточностью тому факту, что она служит удовлетворению всего спектра базовых, инструментальных и интегральных потребностей»[244].

Как мы видим, «общность крови» здесь не самое главное. И «потребности» Малиновский понимает не биологизаторски и психологически, а культурологически.

«Потребности, – подчеркивает Малиновский, – мы соотносим не с индивидуальным организмом, а, скорее, с сообществом и культурой», «лучше опустить понятие влечения в анализе человеческого поведения, пока мы не поймем, что мы должны пользоваться им иначе, чем зоопсихологи и физиологи»[245].

Именно культура является самостоятельной формой жизни и организмом (социальным, а не биологическим), а биологический план (люди как биологический вид) – зависит от этой формы жизни, находится у нее в подчинении. Другое дело, что одна из важных функций культуры – обеспечение базисных и производных потребностей людей как биологических существ. Но только одна, у культуры есть и другие функции – воспроизводства социального опыта, реализации базисных культурных сценариев и других культурных смыслов, поддержание самой жизни культуры.

Как личность человек действует от самого себя, но не в безвоздушной среде, а в обществе и культуре. Тогда он выступает в другой ипостаси: является условием развития культуры, выступает как носитель всей социальности. Когда в «Политике» Аристотель пишет, что человек по своей природе есть существо общественное и политическое, он, по сути, говорит о том же.

Общество состоит из «общественных образований» (например, партий, союзов, групп, отдельных влиятельных личностей и т. д.), которые обладают способностью вести борьбу, формулировать самостоятельные цели, осуществлять движение по их реализации, осознавать свои действия. Общество образует некую целостность, обладает своеобразным сознанием, создает поле и давление, в рамках которых действуют общественные образования и социальные субъекты. В отличие от обществ культуры Древнего мира гражданское общество, вероятно, складывается в следующей культуре – Античной. Именно здесь формируется личность (т. е. человек, переходящий к самостоятельному поведению, создающий индивидуальный, не совпадающий с общественным культурный сценарий и картину мира) и на ее основе отдельные группы, союзы, сообщества, партии, преследующие самостоятельные цели. Имея общий «плацдарм жизни» и социальные ресурсы, общественные образования взаимодействуют друг с другом, пытаясь склонить других участников общественного процесса к нужным для себя результатам. В результате этого политического процесса и складываются общественное мнение и решения.

Если говорить об обществе в теоретической плоскости, то можно выделить следующие его характеристики. Общество имеет два основных режима – активный и пассивный. В пассивном «общество спит» в том смысле, что, поскольку социуму ничего не угрожает, общество бездействует, кажется, что такой реальности нет вообще. Но в ситуации кризиса социума, его «заболевания», общество просыпается, становится активным, начинает определять отношение человека культуры к различным социальным реалиям и процессам.

Следующая характеристика – наличие у представителей культуры представления о взаимозависимости, а также социальном устройстве, понимаемые, конечно, в соответствии с культурными и индивидуальными возможностями сознания отдельного человека. Каждый человек культуры в той или иной степени, кто больше, кто меньше, понимает, что он зависим от других, что культурная жизнь предполагает совместную деятельность, подчинение, взаимопомощь, что все эти отношения обеспечиваются общественными институтами (соответствующий аспект, план сознания назовем «общественным»).

Третья характеристика общества – общение. В ситуациях кризиса или заболевания социума люди переходят к общению, т. е. собираются вместе вне рамок социальных институтов и, главное, пытаются повлиять на общественное сознание друг друга с целью его изменения. Ю. Н. Давыдов, рассматривая в Новой философской энциклопедии понятие «общество», точно подмечает обе указанные здесь характеристики: «Общество (лат. societas – социум, социальность, социальное) – в широком смысле: совокупность всех способов взаимодействия и форм объединения людей, в которых выражается их всесторонняя зависимость друг от друга; в узком смысле: генетически и/или структурно определенный тип – род, вид, подвид и т. п. общения, предстающий как исторически определенная целостность либо как относительно самостоятельный элемент подобной целостности»[246].

Вспомним, как вел себя Сократ на суде. Он не только и не столько доказывает свою невиновность в юридическом смысле, сколько пытается повлиять на сознание своих оппонентов, сторонников и судей. Для этого Сократ рассказывает о себе и своей жизни, обсуждает привычные убеждения людей, присутствующих на суде (понимание смерти, жизни, того, ради чего стоит жить), вводит новые представления, например, утверждает, что смерть есть благо, что жить надо ради истины и добродетели, а не ради славы и богатства, что лучше умереть, чем жить в бесчестии, что где себя человек поставил, там он и должен стоять всю жизнь, невзирая на саму смерть. Общение всегда предполагает воздействие друг на друга, причем способы влияния могут быть самыми различными: задание новых представлений и схем (например, как это делает Платон в «Пире» по поводу любви; кстати, этот диалог и построен в форме рассказа об общении на пиру), обмен мнениями, внушение, запугивание, демонстрации разного рода и пр.

Результатом эффективного общения, как правило, является сдвиг, трансформация общественного сознания (новое видение и понимание, другое состояние духа – воодушевление, уверенность, уныние и т. п.), что в дальнейшем является необходимым условием перестройки социально значимого поведения. В этом смысле общество напряжено (структурировано) силовыми линиями поля социума, куда всегда возвращаются общающиеся (чтобы продолжать функционирование в соответствующих институтах). Но одновременно само общество есть своеобразное поле, силовые линии и напряженности которого задаются текущим взаимодействием (общением) всех участников, которые «здесь и сейчас» сошлись на общественном подиуме.

Вернемся теперь к вопросу о том, как в рамках общества мы рассматриваем человека (людей). Он уже не субстрат культуры, а потенциальный носитель всей социальности, а также будущего социального устройства. Именно его активность, направленность и взаимодействие (общение) в рамках общества определяют возможную в перспективе структуру культуры, возможную в том смысле, что новая культура состоится (при этом возможность перейдет в действительность), если имеют место и другие необходимые для формирования культуры предпосылки (семиотические, ресурсные и пр.). Такой человек, назовем его «латентной личностью», является самостоятельным социальным организмом, живущим, однако, и это существенно, в лоне культуры.

Может показаться, что формирование личности, т. е. человека, действующего самостоятельно, создающего представления, часто не совпадающие с общепринятыми, самостоятельно конституирующего свою жизнь – процесс, совершенно не обусловленный социальными факторами. Но это не так. Культурологические исследования показывают, что и латентная личность, и «актуализованная» в культуре (античная, средневековая, ренессансная, нововременная) формируются в культуре одновременно с рядом социальных практик, которые как раз и обеспечивают реализацию личности. Например, становление античной личности повлекло за собой формирование трех новых социальных практик – античного судопроизводства, античной драмы и античной философии (рационального мышления). Указанная здесь закономерность действует и в последующих культурах: становление личности и ряда социальных практик происходит одновременно; в рамках этих практик личность может себя реализовать, в свою очередь, развитие личности обусловливает дальнейшее развитие этих практик. Чтобы убедиться в этом, можно обратиться и к современной культурной ситуации.

Картина мира («базисный сценарий») Нового времени является «распределенной», т. е. образуется несколькими группами практически несогласованных идей. Одни из них пришли из средневековой культуры и Возрождения, другие были заимствованы из Античности, третьи – созданы мыслителями XVI-XVIII вв. В «негомогенных культурах» (Античность и Новое время), где имеют место подобные сценарии и складываются разные типы личностей, важное значение приобретают «фундаментальные дискурсы». Например, приведенный Вами выше текст Пико делла Мирандолы «Речь о достоинстве человека» представляет собой подобный дискурс (назовем его «культурно-антропологическим»). На мой взгляд, он не столько описывает то, что было в культуре, сколько вменяет человеку Возрождения и далее Нового времени определенные реалии – требование самостоятельного поведения, новую роль в мироздании и пр. Другими словами, фундаментальные дискурсы выполняют роль социальной нормы, но не всеобщей, как в «гомогенной культуре» (Древнего мира и Средних веков), а приватной или групповой. Люди, подобные Макиавелли или Леонардо да Винчи, рассматривали «Речь о достоинстве человека» в качестве своего манифеста, проникновения в суть вещей, другие же не обращали на нее внимание.

Фундаментальный дискурс хотя и выступает в качестве социальной нормы, но не для всех, а только для тех, кому он «приглянулся» (на самом деле в большинстве случаев индивид не осознает возможность свободного выбора дискурсов, обычно фундаментальный дискурс воспринимается как сама реальность). Фундаментальные дискурсы создают возможность свободного личностного или группового поведения, которое уже не оценивается автоматически как нарушение культурных норм. В негомогенных культурах, как правило, одни фундаментальные дискурсы противостоят другим и между их сторонниками идет полемика.

Особый вопрос: как такие дискурсы соотносятся с картинами мира? Например, культуре Нового времени наука задает для рационального человека картину мира (представление о природе, рациональном знании, инженерии и т. п.). Но при этом допускается, что ученый может быть религиозным человеком. В данном случае его религиозные представления являются фундаментальным дискурсом. Напротив, для папского государства картину мира задают религиозные представления, а увлечение какого-нибудь кардинала наукой есть факт его частной жизни и фундаментального дискурса. Важно другое, если некто принял определенный фундаментальный дискурс, проникся его содержанием, то для него этот дискурс задает саму реальность и соответствующие ей формы поведения. Как социальная норма фундаментальный дискурс принудителен.

Принимая определенный фундаментальный дискурс (несколько дискурсов), личность начинает действовать в его рамках. При этом она вынуждена любой материал и свои собственные действия вводить в эти рамки; необходимое условие этого – воссоздание реальности под соответствующим углом зрения. Например, некто проникся научно-инженерным дискурсом, т. е. считает, что ничего, кроме природы, не существует, и всякое действие опирается на законы природы. Дальше он сталкивается с определенными проблемами (социальными или личными). Поскольку он мыслит и действует в рамках научно-инженерного дискурса, постольку и понимание этих проблем и их разрешение для него осмысленно лишь в схеме этого фундаментального дискурса. Например, он считает, что проблемы, с которыми он столкнулся, связаны с естественными (природными) противоречиями или факторами, а их решение предполагает разворачивание технического действия, воздействующего на данные противоречия и факторы.

Однако неправильно думать, что принятие фундаментального дискурса и подведение под него личностного событийного материала – автоматический процесс. Напротив, исследования М. Хайдеггера и М. Фуко, а у нас, например, М. Мамардашвили, Л. Ионина, А. Пузырея показывают, что необходимое условие обоих процессов – формирование социальных практик и вовлечение в них человека. Одно из первых мест здесь занимают образование (и идеология), СМИ, на втором месте идут искусство, профессиональные занятия, образ и стиль жизни и др. Например, психологические практики, неважно, будет ли это занятие психологической наукой или посещение психотерапевта, выполняют в современной культуре важную роль именно в плане способствования принятия человеком различных фундаментальных дискурсов, а также их реализации в жизни личности.

Если ренессансный человек еще не имел средств удовлетворения своих желаний и не знал, как себя изменить (чтобы «переродиться в низшие, неразумные существа или в высшие божественные»), то этого не скажешь о современном человеке. Он уже обладает такими средствами и знает, как целенаправленно переделывать себя. Безусловно, это связано с технической цивилизацией, основанной на естественных науках, инженерии, индустриальном производстве и потреблении. Проиллюстрирую сказанное на примере психологии.

Известно, что распространение на человека естественно-научного подхода приводит к построению научной психологии. Распространение инженерного подхода – к становлению психотехники. Включение внутреннего мира и поведения человека в сферу потребления ведет к появлению психологических услуг. Сегодня нам кажется естественным, когда психолог предлагает свои услуги и утверждает, что у нас есть психологические проблемы, которые он поможет разрешить. Однако, еще в XIX в. внутренняя жизнь человека рассматривалась иначе: или как находящаяся в сфере действия божественных сил и замыслов, или как область, не подлежащая вмешательству со стороны. Различные проблемы внутренней жизни, которые мы сегодня относим к компетенции психотерапевта, в те времена понимались совершенно по-другому: такова природа, характер, конституция, судьба, наказание свыше и т. п. Именно развитие психологии и психологических услуг, как это показывают современные исследования (смотри, к примеру, работы Фуко), позволили обнаружить в человеке психические нарушения и заболевания, а по сути, конституировать их. Каждая новая психологическая теория или практика – это новая потенциальная область таких нарушений и заболеваний. Но те же теории и практики – гарантируют их разрешение.

Итак, человек нашей культуры, реализуя себя как личность, тем не менее, обусловлен в социальном отношении, причем двояко. С одной стороны, он обусловлен фундаментальными дискурсами, навязывающими ему реальность и сценарии поведения, с другой – практиками, предоставляющими ему социальные услуги. Основные фундаментальные дискурсы – это культурно-антропологический, научно-инженерный, гуманитарный и потребительский; основные практики: образование, идеология и политика, СМИ, плюс сегодня – церковь, психотерапия и прочие модные институции.

При заданном понимании социокультурных тенденций и человека можно попытаться продумать волнующие всех нас проблемы. Анализ тенденций не означает отказа от личной позиции исследователя, другое дело, что эта позиция преимущественно работает на какую-то одну тенденцию. Соглашаясь с тем, что наша цивилизация оказалась технически ориентированной, что техника, действительно, играет в ней исключительную роль, в частности, потому, что «техногенная цивилизация» сложилась при реализации техническим путем двух глобальных социальных проектов – «овладения природой» и «удовлетворения постоянно растущих потребностей населения», мне лично трудно согласиться с пониманием в перспективе социальной жизни как сплошного постава.

Замечу, что в состав базисных представлений современной культуры и Социума входят не только технократический дискурс, описывающий реальность в качестве постава, но и другие – «гуманистический дискурс», «религиозный», «эзотерический», «культурологический», «прагматический». Соответственно, можно указать на «нетехнократические» сообщества, личность, социальные институты. Указанные здесь представления и дискурсы задают другой, нетехнический образ мира и ценности, иначе ориентируют поведение и действия человека. Что не может не создавать в Социуме напряжения и конфликты.

Другое поле деструкций и напряжений в современной культуре создается осознанием негативных последствий научно-технической деятельности и прогресса. Оказалось, что человек не только демиург (как писал в свое время Ф. Бэкон: «Пусть человеческий род только овладеет своим правом на природу, которая назначила ему божественная милость, и пусть ему будет дано могущество»[247]), но и включен в природу, что техническая деятельность меняет параметры природы как экологического организма и параметры социальной жизни. Эти изменения со второй половины ХХ в. стали столь существенны, буквально переделывая облик планеты и жизнь человека, что последний больше не может их игнорировать, не может не реагировать на них.

Признание глобальных кризисов нашей культуры (прежде всего экологического и антропологического) и возможности гибели нашей цивилизации – один из моментов новой культурной ситуации. Другая тревожная тенденция – во многих регионах планеты человек начинает понимать, что безопасность его жизни не может быть обеспечена ни им самим, ни государством. Эти два момента – угроза безопасности жизни человека и паралич базисных культурных сценариев в связи с их противоречивостью, как показывают культурологические исследования, являются свидетельством заката и гибели культуры. Но одной культуре на смену всегда приходила другая.

Будем дальше рассуждать не об эмпирическом человеке, который действует по-разному: и стихийно, и как социальный индивид, и как личность, и ответственно, и безответственно – короче, эмпирически, а о «человеке возможном». То есть о человеке, которого бы хотелось видеть, на которого стоит работать.

Как социальный индивид возможный человек должен перестать понимать себя в духе Пико делла Мирандолы, как стоящего в центре мира и независимого ни от чего. Вероятно, нужно строить новый образ себя, который бы включал идею Культуры и Других как равноценные в отношении к идее «Я». В этом случае источник нашей жизни (соответственно, наших желаний, воли, переживаний) не только в нас самих, но и в Других, а также в Культуре. «Центр мира» не один – в нас, совпадающий с нашим «Я», а размещается в своеобразном «треугольнике», вершины которого задаются Культурой, Другими и, наконец, нашим «Я». Моя история – это не только история моего «Я», но также моей семьи, народа, той культуры, к которой я принадлежу. Реальность и моя, и других людей – принципиально неонтологична, т. е. является феноменом культуры, квинтэссенцией моего личного опыта и бытия. Как социальный индивид возможный человек, вероятно, должен работать на грядущую цивилизацию.

По мнению многих исследователей у человечества нет другой альтернативы, люди будут вынуждены, с одной стороны, ограничить рост техники и технологии и, так сказать, гуманизировать их (т. е. ориентировать на решение экологических проблем, сделать технологическую эволюцию контролируемой и т. п.), с другой – изменить свой образ жизни, возможно кардинально. Новый социальный проект, вероятно, должен включать в себя следующие три фундаментальные идеи: безопасного развития человечества, создание условий, допускающих сосуществование и взаимодействие разных стилей и форм индивидуальной и групповой жизни, согласование всех форм индивидуальной и общественной жизни с требованиями, идущими со стороны «Социума». Под последним рационалисты могут понимать планетарную социальную жизнь (Социум), важным механизмом которой являются сознательные усилия самого человека и его институтов. Мистики и эзотерики Социум будут трактовать иначе – как мистического Мегасубъекта (социУм), или Творца, определяющего глубинные структуры социальной жизни. В рамках подобного базисного сценария техника перестанет восприниматься как постав и судьба человечества, хотя и сохранит важное значение как необходимое условие социальной жизни.

Как личность (и латентная, и актуализованная) возможный человек строит собственную линию жизни, реализуя прежде всего самого себя, прислушиваясь к себе. В тоже время он должен понимать, что его путь протекает в культуре, что, хочет он того или нет, его жизнь может стать примером для уподобления. В этом смысле возможный человек – это человек культуры. Можно согласиться, что современная личность, как показывает, например, Фуко, вынуждена себя постоянно воссоздавать в своей константности и автономии. Но что это означает, как это возможно? На что при этом человек может опираться? Кажется, что только на самого себя. Однако анализ показывает, что, воссоздавая себя, мы реально опираемся на помощь других, на саму творческую работу (усилия) по воссозданию (в том смысле, что анализируем ее неудачи или же ее ограниченные возможности), что в этой работе мы изобретаем средства самой работы (знаки, приемы и т. д.), что наши усилия являются эффективными лишь в той мере, в которой они совпадают с общим ходом нашей эволюции (развития), а также поддерживаются извне ситуацией, в которой мы находимся. Другими словами, воссоздать себя – это значит не только работать над собой, изменять, преобразовывать себя, но и выслушивать реальность, встроиться в дискурс, высвободить место для встречи с самим собой, высшими силами, Богом; вообще, каждое свое усилие сверять с усилиями иных сил и реальностей.

Современный человек обречен действовать и как социальный индивид, и как личность, и не всегда векторы этих действий совпадают. Он обречен выслушивать и себя, и время, и не всегда выслушанные реальности одинаковы. Возможный человек, выстраивая себя как личность в обоих указанных ипостасях, устанавливается как человек, при этом он подчиняет свои действия и поступки как требованиям времени, так и требованиям своей личности. Спрашивается: как это возможно? Это возможно в том случае, если сам человек будет пониматься не константно, а как «устанавливающийся», как делающий себя человеком, в том случае, если человек будет пониматься как существо, неотъемлемое от культуры, а последняя – как неотъемлемая от человека.

Сменим теперь позицию, точку зрения, будем рассуждать не от возможного человека, а в плане вероятности развития событий. Исследования показывают, что в целом можно говорить о двух основных мегатенденциях: процессах (как конструктивных, так и деструктивных), характерных для все ускоряющегося развития техногенной цивилизации, и о формировании новых форм социальности (одни из них известны – движения зеленых, антиглобалистов, формирование нового «социального проекта», другие только осознаются – например, становление метакультур). Понятно, что человек может работать как на первую мегатенденцию, так и на вторую. И современная личность развивается в разных направлениях. Один полярный тип, назовем условно такую личность «социальной», имеет место, когда человек так выстраивает свою жизнь, что фактически выступает от имени целого (техногенной цивилизации, ее критиков, альтернативных форм жизни, метакультуры и пр.). Другой тип, назовем такую личность «виртуальной», напротив, идет от самого человека. Здесь человек выстраивает такой мир (реальность), в котором он может себя полностью реализовать. Это может быть мир эзотерика, мир, созданный с помощью Интернета, алкоголя или наркотика, мир общения, творчества и фантазий. Наконец, третий полярный тип, назовем такую личность «рефлексивной», предполагает особое опосредование. Рефлексивная личность опосредует свое становление на основе современных знаний и психотехник, примером такой личности является рассмотренный выше возможный человек. Конкретный эмпирический человек может располагаться не только на соответствующих полюсах, т. е. идентифицировать себя с социальной личностью, или виртуальной, или рефлексивной, но и между данными полюсами. Я согласен, намеченная здесь картина мира значительно сложнее тех, на которые человек опирался в прошлые века. И пока она внушает мало оптимизма. Но такова социальная реальность, вклад в которую делает и сам человек. Понимая это, уясняя природу социума, человека и наших собственных действий, можно надеяться, что человечество все же справится с кризисами и вызовами времени и построит цивилизацию более жизнеспособную и больше ориентированную на человека, чем существующая.