Глава 9
Глава 9
Наконец-то для маленькой Элси наступили счастливые дни! Отец обращался с ней с нежнейшей любовью и почти все время держал ее при себе. Казалось, что он не хотел оторвать он нее глаз даже на час. Куда бы он ни ехал, он старался брать ее с собой, гулял ли, шел ли в гости на соседние плантации или просто отдыхал дома.
Он стал замечать ее красоту и приятность характера, больше ласкал и хвалил, но принимая все это, она нисколько не лишилась своей обычной застенчивости, а напротив, была той же кроткой и нежной маленькой девочкой. Она была благодарна за всю доброту, оказанную.ей, и любила бывать с папой в гостях. Но самые счастливые для нее дни были дома, когда они в редких случаях оставались одни, без гостей. Тогда она часами могла сидеть у него на коленях или рядышком, рассказывая что-либо или читая. Иногда он ей читал, и она сидела тихонько со своим вязанием или вышивкой. Он помогал ей со школьными занятиями, сам учил ее ботанике и географии, во время прогулок помогал ей видеть и исправлять ошибки в рисунках. Когда же она играла на пианино, он пел вместе с ней. Отец купил ей массу новых нот и пригласил лучших учителей, чтобы занимались с ней. Короче, он принимал живейшее участие во всех ее занятиях и удовольствиях, всячески потакал ей, при этом изливая нежнейшие ласки. Он очень гордился ее красотой и приятностью, ее сообразительностью и талантами, и ничто не доставляло ему такого удовольствия, как слышать восторженные отклики окружающих.
Элси была очень счастлива, мягкий взгляд стал светиться счастьем, а личико лишилось своего обычно задумчивого выражения, оно стало круглым, свежим и веселым, как у Анны.
Мисс Дэй уехала на север и должна была пробыть там несколько месяцев, поэтому отец Элси отправился с ней в путешествие, проводя время у различных пре-
красных водоемов. Это было ее первое путешествие с тех пор, как она сознательно могла интересоваться подобными вещами. Она просто наслаждалась. Выехали они из дома в июле и только в сентябре возвратились. У девочки было достаточно времени для отдыха и развития, как душевно, так и физически. Она была полна энергии снова начать занятия, хотя постоянное общество ее отца было для нее приятно. Элси просто наслаждалась свободой от школьной дисциплины и, прибыв в Розлэнд, ничуть не расстроилась, что ее гувернантка задержится еще на несколько недель.
— Каким радостным и счастливым выглядит ребенок!— заметила Аделаида, сидя в противоположном конце комнаты и наблюдая за девочкой, которая воодушевленно рассказывала о своем путешествии Анне и мальчикам.
— Да, — подхватила Лора, — и смотри, как она преодолела страх к своему отцу! — Как раз в этот момент Элси оставила своих слушателей и, подбежав к нему, свободно облокотилась о его колени, о чем-то прося. Он ответил улыбкой и кивком головы, после чего она вышла из комнаты и вернулась с толстой книгой гравюр.
Да, Элси перестала бояться своего отца и теперь могла с ним разговаривать, могла поведать ему о своих чувствах и желаниях так же свободно, как всегда это делала Анна. И неудивительно, что во все время их длинного путешествия он ни разу не сказал ей ни одного грубого слова. Конечно же он не имел и причины на это, Элси всегда была покорная и послушная.
Была вторая половина воскресного дня. Первое воскресенье после их возвращения. Элси сидела одна в своей комнате со своими любимыми книгами — Библией, сборником гимнов и «Путешествием пилигрима».
Она сидела уже несколько часов, читая и молясь, а так же тихонько пела свой любимый гимн «Я все отдаю Иисусу». Перевернув странички, она нашла место про Елисея, которое обещала сегодня прочитать тетушке Хлое. В коридоре раздались детские шаги, кто-то резко дернул за ручку двери, и, когда она не поддалась, послышался раздраженный требовательный голос Анны:
— Открой сейчас же дверь, Элси Динсмор. Я хочу войти!
Элси вздохнула и подумала: «Вот и конец моему приятному дню».
Но она быстро поднялась и открыла дверь, ласково спросив:
— Ты что хочешь, Анна?
— Я сказала уже, что хочу войти! — сердито ответила Анна. — А ты должна рассказать мне историю, чтобы позабавить меня, так мама сказала, потому что я простыла, и она не пускает меня гулять.
— Хорошо, Анна, — терпеливо ответила Элси. — Я буду читать замечательную историю няне, и ты можешь сидеть здесь и слушать.
— Я не хочу, чтобы читали! Я сказала, чтобы ты рассказала мне! Я не люблю, когда читают, — потребовала Анна, садясь в маленькое кресло-качалку Элси, последний подарок от папы. Девочка очень ценила эту вещь, но Анна бесцеремонно стала царапать ногтем деревянный подлокотник.
— Ох, пожалуйста, не царапай мой красивый новый стульчик, Анна! — взмолилась Элси. — Это подарок от папы, и я не хочу его испортить.
— А я буду, мне нет дела до твоего старого стула, — последовал капризный ответ, сопровождаемый более усиленным движением ногтя. — Ты, маленькая служанка, слишком много носишься со своими вещами, вот ты кто, так мама сказала. Расскажи мне историю.
— Я расскажу тебе историю, если ты перестанешь царапать мой стульчик, Анна, — со слезами на глазах сказала Элси. — Я расскажу тебе про Елисея на горе Кармил или про пир Валтасара. Хочешь, расскажу про юношей в огненной печи или...
— Я ничего этого не хочу слышать! Я не хочу ни одной из твоих старых библейских историй, — нагло прервала Анна. — Ты должна мне рассказать ту интересную сказку, которая понравилась Герберту Каррингтонy.
— Нет, Анна, я не могу рассказывать ее тебе сегодня, — спокойно, но твердо ответила Элси.
— А я говорю, что ты должна! — завизжала Анна, кивая на ноги. — Я пойду и расскажу маме, и она тебя все равно заставит.
— Подожди, Анна, — поймала ее за руку Элси, — я расскажу тебе любую историю, которую только знаю, если соответствует воскресенью, но я не могу сегодня рассказывать сказки, потому что это святой день. Я могу тебе рассказать завтра, если ты подождешь.
— Ты противная, и я все расскажу про тебя маме! — раздраженно закричала Анна, выдернула свою руку и выскочила из комнаты.
— Ах, если бы папа был дома! — вздохнула Элси, садись в свое кресло-качалку бледная и дрожащая. Она знала, что он уехал и не скоро вернется. Он приглашал ее с собой, но она попросила разрешения остаться дома, и он позволил.
Как она и предполагала, через минуту перед ней появилась миссис Динсмор.
— Элси, — строго сказала леди, — как тебе не стыдно? Отказать Анне в такой маленькой просьбе, особенно когда ребенок болеет. Я должна сказать, что ты самый эгоистичный, ни с кем не считающийся ребенок!
— Я предложила ей рассказать библейскую историю, или что угодно, подходящее для воскресного дня, — кротко ответила Элси, — но я не могу рассказывать сегодня сказки, потому что это неправильно.
— Вздор какой! Нет ничего вредного в том, если сегодня рассказывать сказки, так же, как и в любой другой день. Это просто твое оправдание, Элси, — зло заключила миссис Динсмор.
— Я не хочу слышать ее старые библейские истории, и хочу эту интересную сказку, — капризно настаивала Анна. — Мама, ты должна заставить ее.
— Ну что это еще за шум тут? — спросил старший мистер Динсмор, выходя из смежной комнаты.
— Ничего, — ответила жена, — кроме того, что Анна немножко приболела и не может пойти гулять, и хочет послушать сказку, которую только Элси знает, но она слишком ленивая и настырная, чтобы рассказывать.
Он сердито повернулся к своей внучке:
— Ах, так вот в чем дело? Хорошо, тогда есть старое выражение: «Не знаешь, научим, не хочешь — заставим».
Элси только открыла рот, чтобы возразить, но миссис Динсмор опередила ее:
— Она оправдывается своими сумасбродными убеждениями, что вроде бы это «не соответствует воскресенью». Но я должна сказать, что это просто наглость для ее возраста ставить свое мнение выше твоего или моего. Я ведь прекрасно знаю, что это не что иное, как оправдание, чтобы не сделать одолжения.
— Безусловно, не что иное, как оправдание! — горячо подхватил мистер Динсмор.
Лицо Элси покраснело, и она ответила с легким негодованием.
— Нет, дедушка, это не просто оправдание, а...
— Ты еще смеешь противоречить мне, дерзкая нахальная девчонка? — Закричал пожилой джентльмен, прерывая ее на средине, и, схватив за руку, он гневно затряс ее, затем, приподняв, он с силой посадил ее на стул.
— Вот так, мисс, сиди здесь, пока не вернется твой отец, тогда мы посмотрим, что он скажет о твоем поведении, и если он не всыплет тебе хорошенько, как ты заслужила, то я ошибаюсь в нем.
— Пожалуйста, дедушка, я...
— Замолчи сейчас же! И чтобы я ни слова не слышал, пока не вернется твой отец, — пригрозил он. — Если ты не хочешь говорить того, о чем тебя просят, то молчи вообще.
Затем, подойдя к двери, он позвал слугу и приказал
ему передать мистеру Хорасу, что он хочет его видеть, как только тот вернется.
Следующие полчаса, которые, казалось, длились бесконечно, Элси сидела и желала, одновременно бо-ясь, чтобы отец поскорее вернулся. Накажет ли он ее так, как хочет дедушка, не остановившись, чтобы вникнуть во все детали? Или он внимательно выслушает ее историю? Но даже если и выслушает, подумает ли он, что она достойна наказания? Но на эти вопросы она не могла дать себе ответа. Несколько месяцев назад она была бы уверена в очень строгом наказании, и даже и теперь она трепетала от страха, хотя и не сомневалась, что он очень любит ее. Она также знала и то, что он строгий блюститель дисциплины и никогда не прощает её ошибок.
Наконец ее слух уловил звук его шагов по коридору, и по мере их приближения сердечко ее билось все чаще и чаще, пока он не вошел и, обращаясь к своему отцу, спросил:
— Вы хотели меня видеть, сэр?
— Да, Хорас, я бы хотел, чтобы ты обуздал эту девчонку, — махнул он головой в сторону Элси. — Она вела себя со мной очень нагло.
— Что? Элси нагло вела себя? Это в самом деле? А я ожидал от нее лучшего поведения.
В тоне его было нескрываемое удивление и, повер-нувшись к Элси, он окинул ее серьезным печальным взглядом, который вызвал слезы в ее глазах. Несмотря на то что она его беззаветно любила, было ужасно трудно слышать прежнюю суровость в его обращении.
— Трудно поверить, что моя маленькая Элси так себя ведёт, но если это так, то, конечно же, она должна быть наказана, потому что я не позволю ничего подобного. Иди, Элси, в мою комнату и сиди там, пока я не приду.
— Папа, — попросила она сквозь слезы.
— Замолчи, — прикрикнул он с прежней холодностью,— ни слова, но делай, как я сказал.
Затем, когда Элси вышла из комнаты, он сел и, повернувшись к отцу, спросил:
— Теперь, сэр, пожалуйста, расскажите мне все по порядку, особенно, что Элси сделала и сказала, и какие были причины, потому что это все должно быть взято во внимание, чтобы мне быть справедливым.
— Если ты хочешь быть справедливым, то выпороть ее надо как следует, — резко ответил его отец.
Хорас густо покраснел, потому что ничто так не возмущало его, как чье-либо вмешательство между ним и его ребенком. Но, взяв себя в руки, он ответил довольно спокойно.
— Если я увижу, что она достойна наказания, то я не пощажу ее, но я буду очень сожалеть, если вдруг накажу ее несправедливо. Не будешь ли ты так добр, чтобы рассказать мне о том, что она сделала?
Мистер Динсмор направил его к своей жене как к первоисточнику происшествия, и она выставила поведение Элси как могла хуже. Но даже и тогда ее отцу казалось, что она очень мало заслуживала осуждения. Когда же миссис Динсмор должна была признать, что Элси отказалась рассказывать сказку, чтобы развлечь Анну, только из-за того, что она не соответствовала воскресному дню, он с досадой прикусил губу. Затем он надменно заявил, что, хотя он и не приветствует строгих правил Элси в этом отношении, все же хочет, чтобы миссис Динсмор поняла, что его дочь не следует делать рабом прихотей Анны. Если Элси пожелает рассказать ей историю, или сделать что-либо для ее развлечения, он не возражает, но ее никогда не должны заставлять это делать против воли. Анна так же должна понимать, что это делается как одолжение, а не как обязанность.
— Ты прав, Хорас, — заметил его отец, — но это не является для Элси оправданием противоречить мне. Я должен сказать, что согласен с моей женой в том, что это наглость для ребенка ее лет ставить свое мнение выше моего. Да и, кроме того, она без всякого смущения препиралась со мной.
И он повторил все, что он сказал, и возражения Элси, повторяя в точности ее слова, только изменив тон. Он также пропустил тот факт, что прервал ее и не дал сказать до конца то, что она хотела.
Тон Элси, хотя и был немного раздраженным, но все же оставался уважительным, но, прозвучав из уст ее дедушки, он произвел на отца впечатление, что она была ужасно дерзкой. Хорас направился в свою комнату с намерением наказать ее, как его просил отец.
Однако, пока он шел к своей комнате, гнев его чуть-чуть утих, и ему пришло на ум, что с его стороны было бы справедливо, прежде чем наказывать, выслушать ее тоже.
Элси сидела на диване в противоположном конце комнаты, и когда он вошел, она подняла на него заплаканные, умоляющие глаза, и ее взгляд проник прямо в его сердце. Лицо его было печальным и серьезным, но строгости в нем было совсем немножко. Он молча сел и взял ее на руки. Некоторое время он молчал, а она робко смотрела ему в лицо. Затем он заговорил, осторожно убирая волосы с ее лба.
— Я очень сожалею, мне горько услышать такую плохую новость о моей маленькой дочери. Я боюсь, что должен наказать ее, и мне этого совсем не хочется делать.
Она ничего не ответила, только опять заплакала и, спрятав лицо у него на груди, громко всхлипывала.
— Я не буду наказывать тебя, не выслушав, Элси, — и немного помолчав, добавил: — Расскажи мне, как ты могла так дерзко вести себя со своим дедушкой?
— Я не намеревалась быть непослушной, папа, совсем не хотела, — опять всхлипнула она.
— Тогда перестань плакать, — ласково сказал он, — и расскажи мне все по порядку. Я знаю, что произошло какое-то недоразумение между тобой и Анной, и я хочу, чтобы ты мне рассказала все подробно, каждое слово, которое было произнесено тобой или ей, а так же миссис Динсмор и дедушкой. Я очень рад, что могу верить, что моя маленькая доченька всегда говорит правду. Я уверен, что она не будет говорить ложь, даже чтобы избежать наказания, — нежно добавил он.
— Спасибо папа. — Элси подняла голову и почти улыбнулась сквозь слезы. — Я постараюсь рассказать тебе, как это случилось.
Историю она поведала просто и правдиво, повторяя, как он просил, каждое слово, которое было произнесено ей или Анной, а потом ей и дедушкой. Слова, ею произнесенные, звучали совсем по другому, так как они звучали тихим уважительным тоном. Затем она прибавила, что если бы он позволил, то она бы объяснила ему, что это не было неохотой угодить Анне, а страх поступить неправильно. Поэтому она не могла выполнить ее просьбу. Выслушав все, отец решил, что ее вина здесь совсем ничтожна.
— Ты думаешь, что я очень нехорошая, папа? — с тревогой спросила Элси, закончив свою историю.
— Очень многое зависит от тона, Элси, — ответил он, — поэтому мне трудно сказать. Если ты разговаривала с твоим дедушкой тем же тоном, которым ты сейчас только рассказывала мне, то я не думаю, что это была дерзость, хотя слова были не такие уважительные, как они должны были бы быть. С дедушкой ты должна обращаться с почтением, как ты обращаешься со мной, и еще я бы сказал, что в твоем возрасте рано ставить свое мнение выше его или кого-либо старше. Ты никогда не должна этого делать со мной, доченька.
Элси опустила голову и некоторое время молчала, а затем с дрожью спросила:
— Ты будешь меня наказывать, папа?
— Да, но вначале я должен пойти с тобой вниз, чтобы ты попросила прощения у дедушки. Я смотрю, что ты не хочешь этого делать, — добавил он, пристально глядя ей в лицо. — Но ты должна, и я надеюсь, что мне не придется заставлять тебя подчиниться мне.
— Я сделаю все, что ты мне скажешь, папа, —
всхлипнула она. — но я не хотела быть дерзкой. Пожалуйста, папа, скажи мне, что я должна сказать?
— Ты должна сказать: «Дедушка, я не намеревалась дерзить вам, и я очень сожалею о том, что могло быть наглым в моих словах или тоне. Пожалуйста, простите меня, и я постараюсь всегда быть очень послушной». Я надеюсь, что ты можешь все это сказать от души?
— Да, папа, я в самом деле сожалею и намереваюсь всегда быть уважительной и послушной с дедушкой. — С этими словами она смахнула слезы и взяла его за
руку. Отец привел ее к дедушке и сказал:
— Элси пришла просить у тебя прощения, сэр.
— Так оно и должно быть, — ответил пожилой джен-тльмен, с победоносным видом бросив взгляд на свою жену. — Я ей говорил, что ты не будешь одобрять ее за такую наглость.
— Нет, — ответил сын с оттенком недовольства в голосе, — я не буду ни одобрять ее в неправильном поведении, ни позволять ей обманывать. — Говори, дочь, говори то, что я тебе сказал.
Со слезами Элси произнесла требуемые слова.
— Да, я, конечно, должен простить тебя, — холодно ответил дедушка, — но я надеюсь, что отец твой не оставит тебя без соответствующего наказания.
— Об этом я позабочусь, безусловно я намерен наказать ее так, как она этого заслужила, — ответил Хорас Динсмор, — делая особое ударение на последних словах.
Элси его совершенно не поняла и вся трепетала, когда он вел ее в свою комнату. Она едва переставляла ноги. Заметив это, он взял ее на руки и понес на второй этаж. Она горько плакала, уткнувшись ему в плечо.
Не проронив ни слова, он запер за собой дверь, прошел с ней через комнату и сел на диван, посадив ее себе па колени. Затем, вытерев ей слезы и ласково поцеловав, он сказал примирительным тоном:
— Ты не должна так дрожать, моя милая, я не буду жестоким с тобой.
Она посмотрела на него с радостным удивлением.
— Я сказал, что накажу тебя, как ты того заслужила, — сказал он с улыбкой, — и я намереваюсь запереть тебя здесь со мной до самого отбоя. Я не разрешаю тебе идти в столовую к чаю, и кроме того, я дам тебе длинный урок, который ты должна выучить. Перед сном ты должна мне рассказать его без запинки.
При упоминании об уроке Элси опять насторожилась, она боялась, что это может быть что-нибудь такое, что она не могла делать в воскресенье... Но все ее страхи и тревоги исчезли, когда она увидела, что ее отец взял в руки Библию, которая лежала на столе, и стал листать страницы, как будто бы ища определенное место.
Наконец он положил ее ей в руки и, указывая на тринадцатую и четырнадцатую главу Иоанна, сказал, чтобы она села у окна на пуфик и не вставала, пока не выучит наизусть.
— Ах, папа, какой замечательный урок! — И она радостно посмотрела на него. — Но это же ведь не наказание, потому что я очень люблю эти главы и так часто их читала, что знаю почти каждое слово.
— Замолчи, замолчи! — строго сказал он, притворяясь. — Не говори мне, что мои наказания совсем не наказания, я не разрешаю тебе так говорить. Возьми книгу и учи то, что я тебе сказал, а если ты уже знаешь эти главы, то учи следующие.
Элси засмеялась, поцеловала его руку и пошла к окну. А он лег на диван и взял газету. Скорее всего, она была для него более ширмой, чем предметом интереса, потому что он лежал и пристально наблюдал за своей маленькой дочерью. Она сидела под лучами заходящего солнца, с серьезным видом опустив хорошенькое личико над святой книгой.
— Прелесть, — бормотал он про себя, — она прекрасна, как ангел, и она моя, только моя, моя собственная
драгоценность, которая любит меня всем своим существом. Ах, как я только мог быть таким суровым с ней? Если бы я только мог быть хотя бы наполовину таким добрым и чистым, как она, тогда бы я был гораздо лучшим... — И он глубоко вздохнул.
Прошло полчаса, а Элси все еще сидела над книгой. Прозвенел звонок к чаю, и мистер Динсмор поднялся, подошел к девочке и потрепал ее волосы.
— Ну как, уже выучила, моя крошка?
— Почти, папа. — И она посмотрела ему в лицо с обворожительной улыбкой, полной любви.
В неожиданном порыве он подхватил ее на руки и, целуя ее снова и снова, сказал с чувством:
— Элси, радость моя, я тебя очень люблю! Я никогда не смогу разлучиться с тобой.
— Ты должен любить Иисуса больше, мой милый па-мочка. — И обняв его за шею, нежно поцеловала.
Подержав, он поставил ее на пол и сказал:
— Я пришлю тебе ужин, только чтобы ты его съела, не смей поступать так, как тогда, с хлебом и водой,
— На этот раз опять будет хлеб и вода, папа? — улыбнулась она.
— Увидишь, — засмеялся он и вышел из комнаты.
Элси снова взялась за свою книгу, но через несколько минут вошел слуга, неся на серебряном подносе тарелочку с горячими кексами, маслом, чашку желе, горячий кофе и кусок жареной курицы. Элси стояла как пораженная.
— Что это, Помп? Это все папа прислал?
— Да, мисс Элси, конечно же он, — ответил слуга с довольной гримасой, устанавливая свою ношу. — Я предполагаю, что ты была очень хорошей девочкой весь день сегодня, или, может, мистер Хорас думает, что ты немножко заболела.
— Папа очень добрый, и я очень благодарна тебе, Помп, — ответила девочка, откладывая книгу и усаживаясь за стол.
— Позвони в колокольчик, мисс Элси, если захочешь
еще что-нибудь, и все будет доставлено, так мистер Хорас сам сказал.
Улыбающийся негр поклонился, прищелкивая от удовольствия языком: Элси была его любимицей.
— Папа, милый, — воскликнула Элси, когда он вернулся в комнату и с улыбкой спросил, съела ли она свою тюремную порцию. — Какой замечательный ужин ты мне прислал! Но я думала, что ты не позволяешь мне есть такие вещи?
— Разве ты не знаешь, — игриво ответил он, кладя руку ей на голову, — что я абсолютный монарх в этом маленьком царстве, и ты не должна спрашивать о моих делах и указаниях? — А затем более серьезным тоном добавил: — Нет, доченька, я не позволяю это как постоянную еду, потому что не считаю это здоровой пищей, но один разочек, я думаю, это не повредит тебе. Я думаю, что ты не из тех, которые злоупотребляют одолжениями, и я хотел побаловать тебя немножко, потому что, боюсь, моя маленькая девочка вынуждена страдать сегодня больше, чем она того заслуживает.
Голос его был нежным, когда он произнес последние слова и, наклонившись, поцеловал ее.
— Не думай, — тут же продолжал он, — что я извиняю тебя за непослушание, совсем нет, это только за то, что ты вынуждена была перенести от капризов Анны. Я должен прекратить это, мне так не нравится.
— Да ничего, папа, — ласково сказала Элси, — я к этому уже привыкла, ведь Анна всегда со мной так обращается.
— Почему же я никогда об этом раньше не слышал? — немного раздраженно спросил он. — Это же отвратительно! Так не будет больше продолжаться! И я прослежу, чтобы Анна полностью поняла, что моя дочь ничуть не ниже ее во всех отношениях, и отношение к ней должно быть соответствующее!
Он замолчал, но Элси, немного испуганная его неистовством, ничего не отвечала, и он продолжал:
— Я не сомневаюсь, что твой дедушка и его жена по-
лучили бы немало удовольствия, если бы я заставил тебя подчиниться капризам Анны, но я понятия не имел о происходящем! Ты должна поступать так, как тебе нравится, Элси, но если бы я просил тебя рассказать им эту историю, тогда это выглядело бы совершенно иначе. Ты никогда не должна иметь свои желания или мнение о том, что правильно или что неправильно, против моей воли, я этого не позволю. Я совершенно не одобряю эти строгие правила, которые ты вбила себе в голову, и предупреждаю тебя по-хорошему, что, если они не будут совпадать с моими желаниями или приказаниями, они должны быть оставлены. Но не смотри так встревоженно, доченька, я надеюсь, что этого никогда не случится, и давай сегодня больше не будем говорить об этом, — добавил он ласково, потому что она сильно побледнела и дрожала всем тельцем.
— О, папа, мой дорогой, милый папочка, только, пожалуйста, никогда не проси меня делать что-либо неправильное, мне будет страшно тяжело. — И она положила головку ему на плечо, так как он сел и прижал ее к себе.
— Я никогда не намерен просить тебя о чем-либо нехорошем, но наоборот, я хочу, чтобы ты всегда поступала правильно. Но тогда, мой птенчик, я должен решать, что правильно и что неправильно для тебя, ты должна помнить, что ты еще только маленькая девочка и не вправе еще решать за себя. И все, что от тебя требуется, это быть послушной твоему отцу без всяких сомнений и колебаний, тогда все будет в порядке.
Его тон, хотя мягкий и добрый, был все же твердым и решительным, и сердечко Элси сжалось. Она словно почувствовала, что в тени этого для нее скрываются большие испытания в будущем. Она старалась изо всех сил отогнать дурное предчувствие, которое овладело ею, чтобы предаться удовольствиям настоящих благо-словений. Отец очень любил ее, она это знала, и он не
требует от нее ничего, что было бы против ее совести, а может быть, никогда и не потребует. Ведь он сам ска- зал, и Бог может расположить его сердце, чтобы он не противился ее убеждениям. Но если в Своей безграничной мудрости Он видит, что эти страшные испытания необходимы, Он даст ей силы перенести их. Ведь разве Он не обещает: «Но при искушении даст и облегчение» (1 Кор. 10:13).
Рука отца обнимала ее, а она сидела молча, опустив головку ему на плечо, в то время как эти мысли промелькнули у нее, и она вознесла молчаливую молитву к Богу за него и за себя.
— О чем моя пташечка думает?
— О многом, папа, — подняла она свое личико, опять мирное и довольно счастливое. — Я думала о том, что ты только что мне сказал, и я очень рада знать, что ты меня очень любишь. Я просила Господа, чтобы Он помог нам обоим исполнить Его волю и чтобы я всегда была способна делать все, о чем ты меня попросишь, не нарушая Его воли, — просто ответила она, а потом спросила: — Можно я теперь расскажу мой урок, папа? Я думаю, что уже хорошо его знаю.
— Да, — ответил он отсутствующим тоном, — принеси мне книгу.
Элси принесла, положила ему ее в руки, подвинула пуфик и села у его ног, положив руку ему на колени. Смотря ему в лицо, она своим тихим приятным голоском с чувством пересказала главу, делая на некоторых выражениях особое ударение. Глава, которую он ей задал, была описанием последней вечери с прощальными словами нашего Спасителя к Своим печальным ученикам.
— Папа, тебе это нравится? — И она положила свою головку ему на колени. На ресничках ее дрожали слезы. — Разве это не чудесный стих: «Возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их» (Иоан. 13:1). Даже кажется странным, что Он так заботится о них, с такой добротой и любовью, постоянно сознавая, какой ужасной смертью Он скоро должен умереть. Кроме того, Он знал, что они все разбегутся от Него, оставив Его одного со своими жестокими врагами. Ах, это так приятно знать, что Иисус любит, что Он любит меня, и всегда будет любить меня, даже до конца, даже вечно.
— Откуда ты все это знаешь, Элси?
— Я знаю, что Он любит меня, папа, потому что я люблю Его, и Он сказал: «Любящих меня Я люблю» (Пр. 3:17). И я знаю, что Он будет любить меня всегда, ведь Он сказал: «Любовью вечною Я возлюбил тебя» (Иер. 31:3), а в другом месте: «Не оставлю тебя и не покину тебя» (Евр. 13:5).
— А ты думаешь, что ты достаточно хорошая, чтоб
Иисус любил тебя?
— Ах папа, я знаю, что я совсем нехорошая. У меня очень злое сердце, и часто мои мысли и чувства нехорошие, но Иисус все это знает, и это нисколько не мешает Ему любить меня. Ведь ты знаешь, что умер Он за грешников. Ах, папа, какой Он хороший и добрый! Кто может Его не любить? Иногда мне было так одиноко и грустно, папа, и я думала, что сердце мое не выдержит и я умру, но Иисус любил меня и утешал.
— Когда ты была такой печальной и одинокой, доченька? — спросил он участливо, ласково кладя свою руку ей на голову, поглаживая волосы.
— Тогда, когда ты был далеко, и я тебя еще не знала. Я часто думала о тебе, и мне становилось одиноко и так хотелось увидеть тебя, до боли. Мне хотелось услышать, как ты называешь меня доченькой, хотелось положить мою голову тебе на грудь и чувствовать, как твои руки прижимают меня к себе, как ты теперь делаешь.
Она на мгновение замолчала, стараясь изо всех сил подавить подступивший комок, и потом продолжала:
— Но когда ты приехал, папа, и я увидела, что ты не любишь меня, ох, папа! Это было ужасно! Я думала, что не смогу никогда, никогда перенести этого. Я думала, что сердце мое лопнет, мне так хотелось умереть и уйти и Иисусу и к мамочке. — Девочка всхлипнула.
— Бедная моя малышка! Моя бедненькая маленькая крошка! — И он взял ее на руки, лаская с особой нежностью. — Это было очень тяжело, очень жестоко. Я не знаю, как мог я так ожесточить свое сердце против моего собственного маленького ребенка, но у меня было такое предубеждение... Мне казалось, что ты смотрела на меня со страхом, как на ненавистного тирана.
Элси подняла на него свои глаза с невыразимым удивлением.
— Ой, папа! — воскликнула она, — как ты мог такое подумать? Я всегда любила тебя, с тех самых пор, как могу помнить!
В этот вечер, войдя в свою комнату, Элси очень серьезно думала обо всем, что произошло в этот день, обо всем, что папа сказал ей. К своим обычным молитвам она добавила, чтобы папа никогда не заставлял ее нарушать ни одну из заповедей Божиих. А если даже он это и сделает, чтобы Господь дал ей достаточно сил на этот случай.
Тень, наплывшая на ее тропинку, рассеялась, хотя легкие кудрявые облачка слегка заслоняли ее яркое солнышко. Однако несколько недель не слышно было даже отголоска надвигающегося шторма.