VII. Константин Сотириу[24]

VII. Константин Сотириу[24]

Он был единственным сыном вориоипиротов[25] Димитрия и Елены. Родился в 1880 году в городе Иериссбс[26]. Его отец трудился на Афоне. Когда Константину было семь лет, умерла его благочестивая мать и о нём стала заботиться его тётя.

Однажды он заболел, у него начался жар. Малыш (который был один дома) пошёл выпить воды, но её нигде не оказалось. Он лёг и стал горько плакать: «Почему у меня нет мамочки?» Внезапно дверь комнаты открылась, вошёл улыбающийся батюшка в епитрахили и погладил его по голове.

— Кто ты? Ты ведь не из нашего прихода? Я здесь всех знаю.

— Ты прав, Константин. Я — это он (тут он указал на находившуюся в доме икону Николая Чудотворца. Покойная мать очень почитала этого Святого).

— Это Святитель Николай. Мне про него рассказывала мама.

— Да, я Святой Николай. Я пришёл тебе помочь, чтобы ты не плакал.

— Я заболел и хочу пить, а в кувшине совсем нет воды.

— Вставай, посмотри, кувшин полон воды.

Мальчик удивился, но послушал Святого. Действительно, кувшин был полон. Константин выпил воды, и температуру как рукой сняло.

— Я выздоровел!

— Да, Константин. Сейчас придёт твоя тётя, принесёт тебе поесть, и ты пойдёшь играть со своими друзьями на улицу. Зажигай лампадку и зови меня, когда я тебе понадоблюсь, и я буду приходить к тебе на помощь. В этот момент Святой исчез столь же внезапно, как и появился.

Зимой Константин жил дома один и ходил в школу, а летом его забирал к себе отец на Святую Гору. Но жить совсем одному в таком юном возрасте мальчику было очень сложно, поэтому ему пришлось оставить школу. Он успел закончить два класса, когда переехал к отцу на Афон и стал помогать ему в работе. Папа Константина был плотником в святогорском монастыре Каракалл.

Благочестивая мать Константина научила сына посещать службы, исповедоваться, поститься и причащаться. На Афоне его ревность и вера ещё больше укрепились. Он всегда усердно молился утром и вечером, совершая множество земных поклонов.

Прошло несколько лет, и Константин поселился в городе Иериссбс, где научился ремеслу бондаря. Он был очень добросовестным и усердным в своей работе и вскоре стал обслуживать все окрестные селения. Его прозвали Сотйрис Варелас[27]. Зимой Константин работал в Иериссосе, а летом — на Святой Горе (в обители Каракалл, в разных кельях и кал ивах).

Женился он на девушке по имени Дафна, дочери Георгия Паппаса. Её отец владел гостиницей в Иериссосе и возглавлял местную общину. Сам Константин был хорошим семьянином. Благочестива была и его супруга. Она была хорошей женой, нежной матерью, доброй христианкой. С радостью помогала людям. У Константина и Дафны родилось шестеро детей. Два первых чада умерли ещё в младенческом возрасте. В их семье всегда царила атмосфера дружбы и любви. Из — за проблем с транспортом в их доме часто находили приют афонские монахи. Игумен Каракалла Павел и отец Василий пользовались гостеприимством этого семейства.

Во время землетрясения 1932 года Иериссос подвергся большим разрушениям. Чтобы освободить семью из — под завала, Константин поднял большую тяжесть и надорвался. Грыжу он не смог прооперировать и страдал от неё до конца своей жизни. Несмотря на это, своим упорным трудом он смог построить для своей большой семьи два новых дома.

Ещё один несчастный случай произошёл с ним на Афоне. Упавшей бочкой ему переломало ноги. Его перевезли в родное селение на лечение. Но сломанная нога срослась неправильно, на голени образовался выступ, мешавший ему делать земные поклоны.

Святитель Николай продолжал посещать Константина в трудные минуты его жизни. Однажды ночью его сын попал в сильный шторм на море, святой Николай разбудил Константина: «Просыпайся, твой сын на краю гибели, а ты спишь. Вставай на молитву». Открыв глаза, Константин увидел, как лампадка перед иконой Святителя сильно раскачивалась из стороны в сторону. Он разбудил жену, и вместе они стали молиться за сына. И он был спасён, хотя (как они узнали потом) действительно находился в эти минуты на волоске от гибели.

В 1944 году после продолжительной болезни в возрасте пятидесяти пяти лет умерла супруга Константина Дафна. Перед смертью она благословила всех своих домочадцев. Константин (которому было 64 года) остался верен жене и больше не вступал в брак. Он выдал замуж трёх дочерей и стал жить вместе с семьёй сына.

Константин продолжал работать бондарем. Он был мастер по изготовлению виноградных прессов и больших бочек. Сын занимался торговлей. Вместе они производили много разных сортов вина и чйпуро[28]. Рабочие, которые помогали им в сборе винограда, очень любили «дедушку Константина», ведь он относился к ним как к собственным детям. Их лица светились от радости всякий раз, когда он встречал их во дворе своего дома и приветствовал с любовью и добротой.

С особым усердием Константин работал в полях и на виноградниках, расположенных достаточно далеко от селения, где они проживали. Воду для полива он носил сам. Он очень уставал. Его упорство в непомерном труде очень озадачивало его родственников. Его просили и даже настаивали прекратить этот изнурительный труд и отдохнуть, но он был непреклонен.

— Теперь ты и работать — то толком не можешь. Зачем ты туда ходишь?

— Зачем хожу… затем… там молюсь (ему пришлось довериться и открыть тайну своим близким).

— И что, надо обязательно идти так далеко, чтобы помолиться?

— Да, потому что только там я могу побыть в полном одиночестве.

Родственники перестали ему препятствовать и даже наняли человека, чтобы трудился там, а дедушка за ним только присматривал.

Бесконечные часы он проводил на этих полях и на виноградниках. Неподалёку на одной из скал была небольшая пещера, с трудом вмещавшая одного человека. Там он пережидал непогоду.

Он спал всего пару часов в день, а в остальное время, даже когда находился в своей комнате, никогда не ложился. Его часто видели сидящим на кровати с опущенной головой. Создавалось впечатление, что он смиренно склонил голову перед кем — то, кого очень почитает, словно даёт ему отчёт в своих действиях. Как выяснилось, он непрестанно творил Иисусову молитву. Но об этом никогда никому не сказал.

Однажды он сидел и что — то про себя шептал. Его спросили: «Что ты там про себя говоришь?» На что он неопределённо ответил: «Что говорю… Вот и я говорю». Время от времени он немного приподнимал голову, глубоко вздыхал и громко произносил: «Господи, помилуй!»

Константин был немногословным. Казалось, что он не следит за происходящим вокруг и живёт в собственном мире, но внезапно он давал близким какой — то совет, к которому те всегда прислушивались, так как очень уважали его мнение. Чтобы он ни делал, он всегда делал с молитвой. Часто родственники из любви и уважения не мешали ему своими разговорами, а приходили, чтобы просто на него посмотреть. Все, кто оказывался рядом с ним, чувствовали бескрайнюю радость и умиротворение.

Он редко бывал строгим, и только в духовных вопросах. Однажды он встретил больного односельчанина, который жестоко избивал животных. Константин сделал ему замечание. По возращении домой он сказал:

— Поэтому Бог и дал ему это увечье. Если бы он был совершенно здоров, мог бы совершить большое зло.

Иногда он бывал непреклонным. Его интересовало только то, что угодно Богу, и он отвечал прямо и чётко. Например, мог сказать: «Её в дом больше не пускайте, она плохая женщина». Его слово было для всех законом.

Первые три дня Великого Поста он держал сугубый пост. Про некоторых знакомых женщин, которые в эти дни запирались дома и ничего не ели, он говорил: «Лучше бы они следили за тем, что говорят, чем держали строгий трёхдневный пост».

Когда в деревню приезжал батюшка с Афона, Константин сразу спешил на исповедь и потом направлял к духовнику всех своих близких. В храме он стоял на стасидии, находившейся рядом с боковым входом в алтарь, и большую часть службы не садился. Стоял по стойке смирно, когда пели «Достойно есть», и по окончании молитвы делал три земных поклона. Это заметила его невестка и спросила:

— И нам следует так поступать?

— Да, как мы всегда встаём, когда играют Гимн нашей Родины, так же мы должны стоять и перед нашей Богородицей.

Константин имел большое почтение к священническому сану и был очень чуток к церковным проблемам. Он очень радовался за сына, который стал церковным старостой.

Во время беседы он обычно улыбался своей доброй улыбкой, а смеялся редко. Он был кротким и очень простым. Не был суетливым. Ходил он бесшумно и незаметно. Одевался опрятно и просто. Однажды фотографу дали для увеличения фотографию Константина, и тот без спроса добавил ему галстук. Когда он это увидел, то забеспокоился и сказал: «Уберите его, чтоб я его не видел. Зачем он мне надел этот недоуздок?» Часто, прося полотенце, он говорил: «Дайте мне эту дерюгу». Даже новые и красивые полотенца с вышивкой он так называл. Его невестка спросила: «Почему ты не говоришь «полотенце»?» Константин многозначительно улыбался и повторял: «Э! Да, дерюга это, дерюга». Только когда он почил, они поняли, что по духовным причинам он относился так к красивым вещам и одежде.

В комнате у него был иконостас, икона Святителя Николая и подвесная лампада. На металлической кровати было тонкое покрывало и твёрдая, как дерево, подушка. Зимой он накрывался чёрным ворсистым одеялом. Дети оказались бессильны поменять что — либо в его быте.

— Почему подушка такая твёрдая?

— Э! Гак нужно.

На печке у него висели большие часы, которые показывали старое, византийское время. По нему он молился, как привык это делать на Афоне. «Ваши часы показывают франкское[29] время», — говорил Константин детям.

Когда его спрашивали о земных поклонах, он отвечал: «Что, разве сложно нам делать сорок поклонов в день?» Это число он считал минимальным и необходимым для каждого. После каждого поклона он немного молился стоя и совершал следующий. Всё это он делал благоговейно и не спеша. Сам поклон играл для него вторичную роль, главным было горение в молитве и умиротворение. Он был целиком поглощён тем, что делал. Его молитва была не формальной и сухой, она имела сладость и совершалась со страхом Божиим.

Мировой судья г — н Аристид Япундзйс некоторое время жил в доме Константина. Его комната была рядом с комнатой дедушки, их разделяла только одна стена. Поначалу гость терпел, но однажды пожаловался сыну Константина, что по ночам не может заснуть из — за разговоров в соседней комнате: «Вечером дедушка просыпается и начинает с кем — то беседовать. Кто — то его посещает. Вы не знаете, что происходит? Может, кто — то стоит под его окном? Эти разговоры мешают мне спать, и днём мне трудно сосредоточиться на работе».

Тогда сын решил поговорить с отцом и узнать, что происходит, так как очень расстроился, что их гость не находит спокойствия и тишины в их доме. Константин растерялся, боялся, что его тайна откроется, и молчал. Но под большим нажимом признался: «Что говорю… Вот… Вечером приходит Святитель Николай и говорит со мной. Что же, мне молча сидеть?» Об этом его домашние не знали, так как их комната была в другом конце дома. И если они что — то и слышали, думали, что дедушка молится.

Однажды невестка спросила: «Как выглядит Святой?» Дедушка улыбнулся, восстанавливая его образ в своей памяти, и сказал: «Он… невысокий». Ещё раз улыбнулся и на этом прервал беседу.

Отныне он охотнее отвечал на вопросы и рассказывал о посещениях Святителя Николая. После таких бесед со Святым, на следующий день, по своему обыкновению он сидел с опущенной головой и плакал. Однажды он плакал так горько, что слёзы капали на пол. Домашние стали расспрашивать: что случилось, не заболел ли он, не расстроил ли его кто — нибудь?

— Мне не больно, никто передо мною не виноват, у меня всё есть. Я плачу не о себе, а о вас, о них. (Константин показал на детей.) Плачу о человечестве, которое впредь не увидит больше светлого дня.

В армии Константин служил в части, располагавшейся в городе Волос[30]. Он был большим патриотом своего Отечества. Часто просил внуков читать ему стихотворения о национальных праздниках и плакал. Он очень переживал о положении греков на Кипре и молился за всех его жителей[31].

Когда кто — то в его доме заболевал, он не сидел с остальными у постели больного, а спешил в свою комнату молиться. Выходил на пять минут, смотрел, в каком состоянии больной, и без промедления опять уходил к себе. Он был главным связующим звеном своей семьи с Богом. Он молился не только о проблемах своих детей, но и за всё человечество.

Дедушка Константин тайно помогал вдове — односельчанке, не имевшей достаточных средств к существованию. Он был очень справедливым человеком. В своём завещании он указал в цифрах меньшую площадь для всех своих участков. Боялся ошибиться и забрать чужое, поэтому не указал даже то, что ему полагалось по закону.

На Афоне ему в благословение дали две книги: «Грешных спасение» и «Сокровищница Дамаскина». Их он хранил как зеницу ока. Очень часто по вечерам или в праздничные дни его невестка читала вслух отрывки из этих книг. Часто вместе с домашними слушали и гостившие у них люди или зашедшие в гости соседи.

Первого числа каждого месяца дом окроплялся и освящался святой водой, раз в год совершалось Соборование. И по крайней мере два раза в год — частная Литургия[32] в одном из деревенских храмов Святителя Николая или Великомученика Димитрия.

Ему был 81 год, когда он в последний раз пошёл на свои поля и виноградники. Устав от многих трудов и дальнего расстояния, он на обратном пути пошатнулся и упал, немного не дойдя до дома. Соседи подумали, что он напился. Но он не был пьяным ни разу в жизни. Никогда не ходил в кофейню[33]. Выпивал только стаканчик вина за обедом, который на афонский манер называл «послушанием». Когда ему предлагали налить ещё, всегда отказывался. Немного вина — для запивки — пил и в день Причастия.

После этого случая родственники ему запретили ходить на поля. Он очень расстроился, но ослушаться не смел. Легонько ударил себя в грудь и сказал: «Сердце летает, хочет бегать и ходить повсюду, но ноги уже не могут».

Никогда он не жаловался на боль, и однажды его спросили, когда потирал руки, болят ли они, ответил: «Болят… Почему бы им не болеть? И они состарились».

У Николая, мужа его младшей дочери, обнаружили болезнь почек. Он был отцом четверых детей. Врачи не оставляли ему никаких надежд. Когда об этом сказали дедушке Константину, он очень расстроился. Вечером он долго молился со слезами на глазах. На рассвете к нему обратился святой Николай: «Хватит, Константин. Ты сделал уже четыреста земных поклонов. Николай умрёт. Так должно случиться. На то воля Божия». С болью и слезами принял он это известие. Утром он не вышел из своей комнаты. У него не было настроения ничего делать. Он был очень расстроен и всё время плакал. Когда его спросили, что случилось, Константин ответил: «Никое умрёт. Мне об этом сказал святой Николай».

Милосердный Бог не позволил Константину пережить эту утрату, он умер за шесть месяцев до кончины своего зятя.

В то время появилась традиция — делать на кладбище мраморные надгробия. Дедушка сказал домашним: «Мне это не нравится. Когда умру, сделайте мне обычное надгробие».

Так, вдали от своих любимых полей он прожил последний год жизни. Ему исполнилось 82 года. За несколько дней до Рождества Христова святой Николай сказал ему: «Константин, начинай готовиться. Впредь мяса не ешь». Он поведал об этом своим детям.

В Понедельник Страстной седмицы он почувствовал большой упадок сил и не вышел из своей комнаты. Также трудно ему было и во Вторник и в Среду, домашние заволновались. «Что — то во мне обрывается», — сказал он им. Позвали врача, который не нашёл какой — либо патологии. Только сердце билось медленнее, чем обычно. «Через два — три дня он умрёт», — сказал врач. На лице Константина было спокойствие, он молился. Когда больному предложили добавить в еду немного масла, он отказался.

Утром в Великую пятницу он попросил прочитать канон Пресвятой Богородице. После полудня он уже не имел связи с внешним миром. Повернулся к стене и шептал молитву. Он умер в девять часов вечера, когда в церкви совершался Чин Погребения. Шёл 1963 год, Константину было 83 года. Как только его тело приготовили к погребению, ударил колокол, возвещающий начало Крестного хода. Спустя несколько минут Плащаницу проносили мимо его дома. В Великую субботу совершили его отпевание.

Вечная ему память! Аминь.