40. Поморское беспоповство и денисовы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

40. Поморское беспоповство и денисовы

Несколько другой характер, чем в Новгороде и в ранних федосеевских общинах, приняло развитие беспоповщины на крайнем Севере Руси, в Поморье. Как это ни странно, но там, в глуши северных лесных дебрей и болот, в пустынях этого бесконечного и малозаселенного многоозерного и богатого реками края русская историческая традиция и верность древлему церковному преданию оказалась гораздо крепче, чем среди беспоповцев стариннейших русских городов Северо–Запада во главе с бывшим Господином Великим Новгородом. Может быть, это явление можно объяснить тем, что в иноческих скитах Поморья социальная сторона русского церковного движения протеста играла значительно меньшую роль, чем в посадской городской среде старых поселений Северо–Запада, да к тому же Поморье было гораздо менее доступно возможным духовным влияниям соседних протестантских стран, чем Новгород или Псков. Поморское беспоповское движение развилось на старинной земле русских монашеских скитов, что лежала между озером Онегой и Белым морем, вернее, Онежской же губой этого моря. Там по озерам, рекам и речкам шла древняя дорога из Новгорода на Онегу и Соловки, в то время как с юга к этой дороге примыкала другая из Москвы, тоже на Онегу, Соловки и Белое море, но через Тверь или Вологду. Ряды монахов этих пустынь и скитов, уже с 1650–х годов поддерживавших борцов против нового обряда, в 1670–х годах пополнились уцелевшими иноками из братии Соловецкой обители, которые, как уже отмечалось, сразу же оказались в радикальном крыле староверцев и дали ряд выдающихся проповедников самосжигания. Неоднократно уже упоминаемый в этой книге соловецкий экклезиарх черный дьякон Игнатий был одним из самых видных соловецких деятелей этого радикального крыла, умевший вдохновлять своих последователей незаурядным талантом проповедника и напряженностью религиозного экстаза.

Наряду с рассуждениями об Антихристе и критикой руководства русской церкви Игнатий в своих проповедях неизменно подчеркивал православность русской церковной традиции и роль старой, уходившей Московской Руси в охране “подлинного христианства”:

Плачь Рахиль, возстени, возстени духовный Вифлееме,

небесного доме хлеба!

Возопи, возопи в горести болезней своих

ко Владшему тварию всею Господу Богу, —

окровленная горкочадною кровию

духовная мати наша,

огражденная и укрепленная телесы святыми,

страдальческими, и мученическими, и юношескими,

испещренная кровию неповинной.

Возвыси, возвыси глас свой,

жалобы и умиления, и молитвы и воздыхания,

к Седящему на престоле херувимстем, —

святая наша, пречистая, нескверная и непорочная,

апостольская, восточная,

истинная востока востоков,

опаленная и поженная яростию и прощением,

по велениям царевым,

— Христианская соборная церковь![207]

Слушая, а после самосожжения Игнатия перечитывая строки этого вдохновенного и страстного призыва соловецкого экклезиарха, в котором чувствовались и сила слов ветхозаветных пророков, и поэтическая гибкость библейских перепевов, поморские старообрядцы, несомненно, проникались его настроениями пламенной любви к старой Руси и ее церкви и, следуя за своим вождем–проповедником, шли за ним не только в дебри северных лесов, но и на костры гарей, очищавших их от греха сей земли.

В последние годы своей жизни Игнатий обосновался на небольшом острове на Саро–озере, недалеко от Онеги, где вместе с ним подвизались в строгой аскезе и некоторые из его последователей. В 1684 году с северо–западного берега Онежского озера в этот скит экклезиарха пришел некий Данила Викулин [1653—1733][208], дьячок Шуньгского погоста, который после самосожжения Игнатия в Палеостровском монастыре, происшедшем 4 марта 1687 года, стал во главе Саро–озерского общежития[209]. Через четыре года после смерти Игнатия к Викулинскому общежитию присоединился Андрей Денисов, которого старообрядцы считали одним из последних отпрысков рода князей Мышецких. Судьба уготовила Андрею Денисову исключительное положение в старообрядческом движении. В конце XVII и начале XVIII века Андрей выдвинулся не только как самый выдающийся представитель старообрядческой мысли и организатор мощной сети “поморской” беспоповщнны, но и как первый русский палеограф и лингвист, выделявшийся среди своих русских современников проницательным аналитическим и методическим умом и значительным литературным талантом.

Так как Саро–озерское поселение было неудобно и ограничено размерами острова, Данила Викулин и Андрей Денисов принялись за поиски нового места, где бы их община могла свободнее и просторнее развиваться. После двух неудачных попыток переселения в 1694 году оба поморских вождя остановились на сухом и просторном берегу в месте слияния речки Сосновки и реки Выга, куда они в том же году и переселились.

Здесь, на Выге, уже около полутора десятка лет проживал знаменитый своим опытом и летами более чем столетний инок Корнилий, который скончался как раз через год после переселения туда Викулинского общежития, достигнув в 1695 году мафусаиловского возраста — ста двадцати пяти лет. Этот бывший келейник патриарха Филарета, современник всех русских патриархов и десяти русских царей от Ивана Грозного до Петра Великого включительно, благословил Викулина и Андрея Денисова продолжать его дело. Разойдясь в 1680–х годах с игуменом Досифеем, с которым он еще в годы царствования Алексея Михайловича вместе хаживал на Дон провозглашать там правду старой веры, Корнилий стал одним из ранних столпов беспоповщины. Свою строптивость и пренебрежение иерархией, представителей которой он успел навидаться за свою долгую иноческую жизнь, он проявил еще в Новгороде, где во время правления Никона, бывшего там митрополитом в 1648—1652 годах, он отказался подходить под благословение своего владыки[210].

Корнилий после собора 1667 года сделался не только упорным противником “никонианства”, но и настойчивым бракоборцем. Прожив чуть ли не столетие в “ангельском”, монашеском, чине, он на втором веку своей жизни начал, как и двести лет после него это сделал Л. Толстой, проповедовать полное целомудрие и настаивал не только на незаключении новых браков, но и на разводе “старобрачных” супругов. Старец постоянно “прикладствовал апостоловы главы [то есть приводил в пример слова апостола]: время прекращено есть прочее, да имущие жены — яко не имущие будут”[211].

Так в лесах Поморья на реке Выге слились две крайние, но несколько разные аскетические монашеские традиции, Игнатия и Корнилия, в которых причудливо и неожиданно сочетались бесконечное преклонение перед русским церковным прошлым, исступленная готовность на крайнюю, доходящую до добровольного самосожжения жертвенность и абсолютная непреклонность в духовных вопросах, переходившая в церковное бунтовщичество, анархизм и даже нигилизм.

Игнатий, бывший только дьяконом и поэтому не имевший права “литургисати”, склонялся к учению об “упразднении” священства и причастия: сам он, будучи соловецким экклезиархом, выдающимся и пламенным проповедником и волевым духовником, вероятно, часто чувствовал свое превосходство над рядовыми деревенскими батюшками и вряд ли имел охоту подчиняться их духовному руководству. Быть может, будь он сам иереем, он рассуждал бы иначе и не проявлял бы в этом и других духовных вопросах такого крайнего радикализма. Как монах, он, конечно, “пренебрегал” и браком, но, несмотря на эти крайние установки в вопросе священства и таинств и неудержимую страсть к проповеди гарей, он в противоположность дьячку Феодосию Васильеву, выходцу из мелкого провинциального городка Яма, имел и осознавал за собой все старое предание и мышление Соловецкого монастыря, одной из влиятельнейших и важнейших русских обителей. Как сам он не без гордости отмечал, его устами “вопияла наша святая Соловецкая обитель”, и он крепко чувствовал свою связь со всем прошлым русской церкви, церкви “восточные, истинного востока востоков”[212]. Но, как известно, именно эта обитель всегда проявляла больше строптивости, гордости и непреклонности, чем другие, даже более старые, русские монастыри, что в конце концов и довело ее до мятежа против царевых и церковных властей, а последних переживших осаду ее иноков до проповеди ниспровержения всех живущих авторитетов и самоспасения в огне ради верности букве устава. Но, несмотря на всю свою мятежность и независимость в вопросах веры, Игнатий всем сердцем и умом принадлежал русскому церковному прошлому и сумел передать своим ученикам и последователям страстную любовь и неограниченное преклонение перед своим “востоком востоков”.

Со своей стороны, упрямый и непреклонный аскет Корнилий тоже не был просто “лесным старцем”, бросившим и ненавидившим мир. Корнилий принес на Выг не только навыки крайнего монашеского аскетизма, доведшие его до бракоборства и полного “целомудрствования”, и бесконечную любовь к пустынному житию — недаром современники его называли “пустынь прекрасная, столп пресветлый, наказатель [руководитель] сладостный”, — но и плоды долгого служения церкви и знания ее прошлого, живым свидетелем которого был он сам. Еще будучи келейником Филарета, а затем и других иерархов, Корнилий научился ценить единение царства со священством и мог наблюдать годы цветения тогда еще в его глазах святого Третьего Рима. Став пустынником, он не потерял чувства ответственности за судьбы своего христианского народа и, несмотря на короткое время сожительства с ним, Викулин и Андрей Денисов, по всей вероятности, от него унаследовали преданность старой церковной Руси.

Благодаря усилиям и способностям обоих основателей Выгорецкого поселения их обитель уже в течение двух последующих десятилетий стала ведущей не только в Поморье и беспоповщине, но и во всем русском старообрядчестве. Викулин занимался организацией самого общежития, Андрей (1672—1630)[213] скоро вырос в положение ведущего богослова и мыслителя старой веры, а брат Андрея, Семен Денисов (1682—1741), прославился в старообрядчестве как патетический писатель и славослов ранней истории движения древлей веры и русской церкви. Кроме того, благодаря их хозяйственно–организаторским способностям Выгорецкий монастырь стал как бы преемником Соловков, которые еще долго не могли оправиться от разгрома 1670–х годов[214].

Заслуга Андрея Денисова заключалась в ясном, логически и систематически составленном объяснении “старой веры”, изложенном в его знаменитых “Поморских ответах”. “Поморские ответы” были действительно ответами на вопросы, предложенные синодальным миссионером и обличителем “раскола” иеромонахом Неофитом, который в порядке полемики со старообрядцами задал поморцам Выговского общежития 104 вопроса. Ответы были соборным трудом выговских отцов, но их формулировка, редакция и написание были работой прежде всего Андрея и отчасти Семена Денисовых[215]. В своих ответах Андрей не поддается страстям и гневу, как Аввакум или Лазарь, а спокойно, с многочисленными ссылками на источники разбирает вопросы миссионера и дает почти исчерпывающее толкование разногласий между “великороссийской” церковью и старообрядцами[216]. Поскольку большинство вопросов Неофита касалось общих для всего старообрядчества проблем, то и “Ответы” стали своего рода декларацией веры всего старообрядчества и были приняты почти всеми толками как главное руководство для объяснения самого существа “старой веры”. Только самые последние девять вопросов, вопросы 98—106, относились лишь к особенностям беспоповщины.

После составления “Поморских ответов” Денисов стал общепризнанным авторитетом среди всех старообрядцев, и уже почти через полтора столетия после его смерти один старообрядец заявил, что он принадлежит к христианской вере, принятой св. кн. Владимиром при крещении Руси, и в соответствии со 106 ответами, данными при царе Петре кн. Мышецким[217]. Историк и библиограф старообрядчества Павел Ануфриев–Любопытный уже в ХVIII веке называл Андрея “патриархом поморской церкви”, митрополит Макарий считал, что “никто столько не сделал для утверждения раскола, как два брата Андрей и Семен Денисовы”, а один администратор Олонецкой губернии уверял, что если бы А. Денисов принадлежал к православной [синодальной] церкви, то он, наверное, стал бы патриархом Московским и всея Руси[218].

Основная концепция Денисовых зиждется прежде всего на теории особого христианского исторического пути русского народа. Вслед за Филофеем, авторами Повести о Белом Клобуке, грамотой патриарха Иеремии, боголюбцами и ранними старообрядцами Денисовы утверждают, что только Русь смогла сохранить до середины XVII века чистое христианство, четкое изложение которого было составлено на Стоглавом соборе 1551 года. Но Денисовы, не удовлетворяясь сухими формулировками своих предшественников, дают панегирическую, богатую красками и славословием картину прошлого русского православия.

В лирическом энтузиазме от прошлого русского православия Семен Денисов начинает свой “Виноград Российский” с описания древней дониконовской Руси. “Коль предобре всепредобрый Бог того яко другой рай насади! Коль всеблагостне всепрекрасным оплотом спасительных законов огради! Коль всекрепце и широце корния углуби, елице концы вся части, вся пределы Всероссийския всекрасне исполнити, аще на сень его пречудную!” Семен продолжает свое славословие земле русской в таком же торжественном стиле: “Бяше убо российская земля елико пределами — толико благочестием весьма обильна, елико странами — толико православием зело пребогата, от моря и до моря от рек вселенныя прекрасно расширися: великий убо и всехрабрый князь Владимир, муж яко пречудныя храбрости, тако дивного тщания сый, иже своим доброподвижным тщанием взыска светлого, пресветлого благочестия сионского на востоке. И взыскав от восточных стран Россию привод во благочестие просвети. От Сионе, бо рече, изыде закон и слово Господне от Иерусалима. От греческих стран прия благочестия доброту”[219]. С тех пор, как Владимир крестил Русь и “преславная Россия просветишася всепреславным благочестия светом”, русское православие и церковь завоевали исключительное положение в мире и создали страну “единым благоверия мерцанием освещашуся”, в которой каждый город, каждое село, каждая весь преисполнены сиянием святости и изобилуют благочестием. В глазах С. Денисова православная дониконовская Русь была “вторым небом” и за дела, подвиги и молитвы русских святых ей была дана великая миссия охранения истинно христианской веры. Эти русские святые чудотворцы, преподобные и знаменосцы, пишет он, соединили землю и небо, народ России с самим Господом Богом, а их верность вере и молитвенное стояние объединили всю Русь в одно стадо, возглавляемое Христом и пасущееся на небесных лугах. Это стадо Христово являлось мистическим соединением конечного с бесконечным, ангелов и людей, которые вместе славили Бога и просили, чтобы на земле был мир и в человецех благоволение[220].

Руководимая божественным промыслом Россия “православно, единогласно и безраздорно, всесоборне и всецерковне, содержаху православную христианскую веру”[221], что в свое время подтвердили и восточные патриархи Иеремия, Мелетий, Феофан и многие другие[222], которые в своих посланиях действительно писали, что Московская Русь осталась главным защитником православия и что “великое русское государство превзошло всех благочестием”[223].

Все эти аргументы в защиту древлего русского православия были уже приводимы в челобитных Никиты Дружинина, в Соловецких челобитных, в писаниях Федора и Аввакума, в словах Спиридона Потемкина, но теперь они были собраны воедино, логически организованы в работах Андрея и Семена Денисовых и облечены в особенно торжественный стиль панегириков, столь свойственный пышным формам барокко.

Что было действительно новым в сочинениях Денисова, так это некоторая идеологическая демократизация Третьего Рима, хотя они это выражение почти не упоминают. Теперь вместо стольного города Москвы на роль преемника вселенской задачи охраны подлинного православия в их писаниях выступают все русские города и деревни, веси и села, сам русский народ, а не “великий государь” Московской Руси, которого, поскольку он стал императором Санкт–Петербургской империи, они вообще предпочитают замалчивать. Этому перенесению роли защитника христианства с Москвы на всю Русь, с великого государя на народ российский соответствовала и иерархическая перестройка своей церкви, предпринятая Денисовыми. Вместо грозных владык епископов, необходимость которых для преемственности Господней благодати они не отрицали, Денисовы выдвинули новую соборную организацию своей поморской церкви. В их сочинениях и посланиях неизменно бесконечное количество раз подчеркивается соборное, а не иерархическое начало. Слова: собор, соборный, собрание, совокупность, соединение, братоводительство изобилуют в их словаре для обозначения своей церкви и Выга, который они называют равноапостольским обществом, святым равноангельским собранием, апостольским совокуплением, всепрекраснейшим церковным соединением, богоспасаемой христособранной киновией[224].

Величание старой Руси и возвеличивание своей поморской церкви, конечно, отражало общее мышление Денисовых и их взгляд на вопрос об Антихристе. Хотя Андрей в своих проповедях неоднократно пользовался эсхатологическими темами и вскользь говорил, что приход антихристов был указан злополучной “Кирилловой книгой”, которая, в свою очередь, состояла из писаний ранних отцов церкви[225], тем не менее ни он, ни Семен никогда не были подавлены апокалиптическим отчаянием. Они упорно и успешно работали над созданием церкви старой веры, надеялись восстановить в ней, как мы это уже видели, священство и иерархию и были полны веры, что старая вера не только будет восстановлена на Руси, но и выполнит свою вселенскую миссию, указав миру, как должно жить по христианским заветам.

Поэтому Денисовы, и Выг при их жизни, не стали узкими руководителями одной из беспоповских сект, а старались примирить между собой все старообрядческие согласия, затем объединить их под общим знаменем старой веры и даже направить их объединенные усилия на возвращение России к древлеправославному идеалу, на воссоединение “единого тела вселенской церкви”.

По всей вероятности им, как и за два с лишним столетия до них Иосифу Волоцкому, это идеальное православное государство мыслилось как вселенский храм с монастырским укладом и вечно празднуемой литургией. Ведь и Иосиф, сомневаясь в православии своего склонного к поощрению еретиков монарха, Ивана III, предпочитал говорить в своем “Просветителе” не столько о православном царе, как о русской земле, которая “ныне всех благочестием одоле”[226], и хотел превратить Русь в почти монастырскую теократию. Но судьба не дала Денисовым возможности не только вернуть Россию к старой вере, но даже и объдинить самих старообрядцев в одну церковь.

Картина Руси — второго рая, нарисованная Денисовым, относилась, конечно, только к той Руси, какой она была до Никона и царя Алексея Михайловича. Это благочестивое, подлинно православное положение церкви было нарушено Никоном и его клевретами, которые начали переделывать уставы и молитвы на свой лад[227]. Но несмотря на искушение единства, старообрядцы остались, по мнению Денисова, верными старому благочестию, ничего нового не создавали и ничего старого не нарушали. Объясняя, почему старообрядцы не могут соединиться с “российской церковью”, Андрей писал:

приобщения нынешния российския церкви опасаемся

не церковных собраний гнушаюшеся,

не тайнодействий церковных ненавидюще

но новин церковных опасающеся,

древлецерковные заповеданья соблюдающе,

да под древлецерковные запрещения не попадем опасаемся,

с новоположенными клятвами и порицаниями

древлецерковного содержания согласиться ужасаемся

…сего ради несми расколотворцы[228].

В этом заявлении Денисов указывал, что он не отрицал ни теоретической возможности существования священства, ни правильности исполнения ими таинств, но что за отсутствием правильного священства в русской церкви старообрядцы не могут обращаться к нему. Старых же, служивших по дониконовским книгам священников поморцы все же признавали и некий “черный поп” Пафнутий с Соловков в течение нескольких лет служил на Выге[229]. В 1714 году Андрей еще яснее высказал свой взгляд на священство в письме к новгородскому митрополиту Иову: “Аще бы совершалися преданья, чины и уставы по старопечтным книгам, то ни один старообрядец в своем упрямстве бы ни пребыл, но вси с веселием вашего архиерейства стопы лобызали”[230].

Этим Денисов еще раз подтверждал, что расхождение было основано на исправлении книг. В этом отношении позиция Денисова и Выга была близка к поповцам, с которыми они поддерживали добрые отношения и которым, в частности дьякону Александру со Стародубья, они, поморцы, помогали составлять ответы на богословские запросы, данные епископом Питиримом, миссионером “российской” церкви[231].

Вера в священство и сотрудничество поморцев с поповцами зашли так далеко, что в 1730–х годах выговцы вместе с ветковцами послали своих “послов” для поисков епископа древлего православия, который бы смог восстановить всю полноту староверческой иерархии в церкви. Ученик Андрея Иродионов, впоследствии изменивший своему учителю и ушедший в православие, даже уверял, что Андрей перед своей смертью собирался перейти в “поповщинскую ересь, но внезапно суд Божий его постиг”[232].

Несмотря на примирительную богословскую позицию в вопросе благодати, священства и таинств, сам Андрей Денисов все же так и остался беспоповцем и не признавал новопосвященных иереев. “Новостех каких от никоновского времени в церкви введенных сомневаемся и опасаемся”, — открыто заявлял он в своих “Поморских ответах”, говоря о “никонианской церкви”[233]. Признавая возможность иерархии, он считал, что и без иерархии церковь может существовать. “Церковь Божия не стены и покров, а вера и жизнь”[234], — повторял он, слегка видоизменяя слова Иоанна Златоуста. Как отметил в своем исследовании “Поморских ответов” о. Иоанн Хризостомос, у Иоанна Златоуста было еще одно слово в этой фразе, которую следует читать: “Церковь Божия не только стены и покров, но вера и жизнь”. Видимо, нарочно забывая слова не только, Андрей старался показать, что, по мнению Златоуста, иерархия церкви и возглавление верующих не так важны, как вера и сама церковная жизнь[235].

Отношение Андрея и его современников поморцев к таинству евхаристии было такое же, как и к священству. Таинство причастия возможно и нужно, но сейчас нет возможности выполнять его ввиду отсутствия правильных священнослужителей. В 104 ответе[236] различаются три вида причащающихся:

1. Причащающиеся, которые принимают св. Дары с благоговением из рук священника.

2. Духовно причащающиеся — те, которые страстно желают причаститься, но, не имея возможности получить св. Дары, все же мистически общаются с Христом. Денисов приводит в пример ряд святых, которые мистически так причащались: Мария Египетская, св. Феоктиста, преп. Петр Афонский и др. В подтверждение своего учения Денисов приводит слова св. Киприана, который указывал, что люди благочестивой жизни спасутся и не имея возможности получить св. Дары, а только духовно общаясь с Господом Богом. Так, по его мнению, поступают и старообрядцы–беспоповцы, не имеющие пока возможности иметь священников и всю полноту церковной жизни. Это духовное причастие является следствием огнеопального желания общения с Христом. Здесь невольно напрашивается вопрос, не считал ли Денисов и гари за такое огнеопальное приобщение к Всевышнему. Денисовы и поморцы всегда прославляли жертвы гарей как мучеников и не осуждали самосжигания. Недаром же они вели свою духовную линию от крупнейшего самосжигателя дьякона Игнатия.

3. Те причащающиеся, которые недостойны св. Даров. Такие никакого спасения от причастия не получают и, наоборот, отягощают свои вины, подходя к причастию.

Подводя итоги учению Андрея и отчасти Семена Денисовых, можно сказать, что для них вера в святость церкви и вера в Христа составляла центральную часть их учения. Несмотря на возведение ими обряда в догмат, на самом деле горячая, полная, огнеопальная вера была самым важным, по их мнению, для спасения человека.

Рассуждения Денисова о природе церкви, которая является не покровом и стенами, а верой и жизнью, и его рассуждения о возможности огнеопального мистического причастия без получения святых Даров лучше всего показывают, что было самым важным для этих вождей поморских. Вера стояла для них выше добрых дел, аскезы, поста, молитвы и таинств. Следуя за апостолом Павлом, которого любил цитировать и Аввакум, Денисовы повторяли “праведный верою жив будет”, добавляя “кроме веры невозможно есть угодити Богу”. Может быть, поэтому они восторгались и огнеопальной верой самосжигателей, которые ради спасения души жертвовали свои тела. Наряду с прославлением святых древлерусской церкви оба Денисовы почитали, например, не только первых мучеников подлинного старообрядчества, епископа Павла, Морозову, Авраамия, Аввакума с его товарищами и первых жертв Никона — Даниила и Логина, — но и “лесных старцев”, “отцов чудного и дивного воздержания”, во главе с Капитоном и его учениками Прохором, Вавилой, Леонидом и другими вязниковцами, “елико они до самых кровей противу новолюбцев [никоновцев] добродетельно ставились”. Эти плоть умерщвлявшие “отцы”, которые благодаря своим крайностям отошли от церкви задолго до обрядового раскола 1652—1667 годов, были в глазах Денисовых “всекрасными пустынножительными отцами”, “всехрабрым ополчением”, “дивным красным страданием”, которые заслуживали почитания старообрядцев–беспоповцев[237].

Соединение обеих традиций — святой Руси Стоглавого собора и Сергия Радонежского, с одной стороны, и Капитона и самосожженцев, с другой, — представляло самую противоречивую и спорную часть поморского беспоповства, которая неизменно вела к дальнейшим спорам и истолкованиям среди учеников Денисовых и Выгорецкой “ангелоподражаемой” киновии.

Примечания

[207] Игнатий. Тетрадь о Титле. См.: Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе… С. 016.

[208] Любопытный П. Исторический словарь староверческой церкви // ЧОИДР. 1863. Т. I. С. 140.

[209] Филиппов И. Указ. соч. С. 37—42, 79—84; Евфросин. Указ. соч. С. 69—70; Материалы для истории раскола… Т. III. С. 106—107.

[210] Житие Корнилия цит. по: Барсов Н. И. Братья Андрей и Семен Денисовы // Православное обозрение. 1865. Т. II. С. 73.

[211] Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе… С. 084.

[212] Игнатий. Тетрадь о Титле. См.: Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе… С. 016.

[213] Филиппов И. Указ. соч. С. 8.

[214] Там же. С. 10; Выговский летописец // Яковлев Г. Извещение праведное о расколе беспоповщины. М., 1888. С. 149

[215] Любопытный П. Каталог, или библиотека староверческой церкви // ЧОИДР. 1863. Т. I. С. 3, пункт 2; Александр Б. Указ. соч. Т. I. С. 138; ТКДА. 1866. Т. I. С. 226; Дружинин В. Г. Писания русских старообрядцев. СПб., 1912. С. 88—128 (дана наиболее подробная библиография работ А. Денисова; дополнения см.: Zenkovsky s. The Ideological World of the Denisov Brothers // Harvard Slavic Studies. 1957. Vol. III. P. 54.

[216] “Поморские ответы” были переизданы несколько раз. Автору этой книги были доступны изд. Мануильского (1884) и изд. Преображенского Кладбища (1911).

[217] Собрание постановлений по части раскола, изд. Мин. ?н. Дел (1858), перепечатка ?. Кельсиева. Лондон, 1863. Т. IV. С. 245—246.

[218] Любопытный П. Каталог… С. 3; Макарий (Булгаков). История русского раскола… С. 282; Барсов Н. И. Братья Андрей и Семен Денисовы // Православное обозрение. 1865. Т. II. С. 420 и сл.

[219] Виноград Российский. С. 1—2.

[220] Там же. С. 4; Денисов А. Поморские ответы. М., 1884. Лл. 17—18 (Далее: Поморские ответы); ср. Филиппов И. Указ. соч. С. 9—10.

[221] Поморские ответы. Лл. 20—21.

[222] Там же. Лл. 20—21; Филиппов И. Указ. соч. С. 3—7.

[223] Макарий (Булгаков). История русской церкви. Т. VI. С. 40; СГГД. Т. V. С. 192.

[224] ТКДА. Т. I. С. 205—208, 213, 225—227; Т. II. С. 70, 180, 189, 297; Русская Старина. 1879. № XI. С. 579 и сл.; cp.: Zenkovsky s. The Ideological World of the Denisov Brothers. P. 57.

[225] Поморские ответы (ответ 106).

[226] Иосиф Волоцкий. Просветитель. С. 30. Отец И. Хризостомос (Johannes Chrysostomos [Bla?kevi?]. Die Pomorskie Olvety als Denkmal der Anschaung der russischen Altglaubigen der I Viertel des XVIII Jhrht. Roma, 1959. S. 172—173), автор нового, серьезного исследования “Поморских ответов” полагает, что А. Денисов воздерживался от развития темы об Антихристе, чтобы не раздражать властей. Несомненно, тактическое умалчивание было вполне в духе Андрея Денисова, но автору этой книги кажется, что именно в этом вопросе об Антихристе, священстве и таинствах Андрей был искренен и, считая, что “российская” церковь впала в ересь, все же верил в существование подлинного священства, в чем он расходился с федосеевцами и более поздними филипповцами и бегунами. Иначе Выг не принял бы участия в поисках “православного” архиерея. См. выше эту же главу и дальше здесь же.

[227] Поморские ответы. Введение. Л. 16.

[228] Там же. Л. 45 (изд. 1881 г.).

[229] Филиппов И. Указ. соч. С. 107.

[230] Письмо А. Денисова, 25 мая 1714 г. См.: Христианское чтение. 1910. С. 44.

[231] См.: Ответы Александра диакона (на Керженце), поданные нижегородскому епископу Питириму в 1719 г. Нижний Новгород, 1906. Лл. 1—4 и сл.

[232] Иродионов А. Протоиерея Алексея Иродионова сочинения о расколе. М., 1885. С. 18.

[233] Поморские ответы. Л. 467.

[234] Там же. Лл. 25, 26.

[235] Johannes Chrysostomos. Die Pomorskie Otwjety. S. 80, 121; Migne J. P. Patrologiae cursus completus. Series Grecae. Paris. Vol. LII. P. 397.

[236] Поморские ответы. Лл. 364—368 (ответ 104).

[237] Виноград Российский. Гл. 19.