Житие и подвиги преподобной матери нашей и учителя Синклитикии, подвизавшейся в IV веке
Житие и подвиги преподобной матери нашей и учителя Синклитикии, подвизавшейся в IV веке
Сия блаженная Синклитикия (некоторые говорят, что эта преподобная и была той самой девой, которая шесть лет скрывала в колодце Афанасия Великого. — Авт.) происходила из Македонской области. Предки ее, услышав о боголюбивых и христолюбивых нравах жителей Александрии, покинули Македонию и прибыли в Александрию, где вера хранилась в простоте и с истинной любовью, предпочтя чужбину собственной родине. Преподобная принадлежала к известному роду и обладала всеми мыслимыми благами этой жизни. С малых лет блаженная целиком предалась любви к Богу, совершенно не заботилась о телесном и, несмотря на то, что отличалась необыкновенно красивой внешностью, была весьма целомудренна. Многие юноши хотели на ней жениться: кто — ради богатства, другие — ради порядочности ее родителей, третьи — из–за ее красоты. Да и сами родители склоняли дочь к браку, чтобы через нее сохранить преемство рода. Однако целомудренная и твердая волей Синклитикия не поддавалась на их убеждения, но, когда слышала о плотском браке, помышляла о Божественном, не обращая внимания на земных женихов, с надеждой взирая лишь на Небесного Жениха Христа, Которого возлюбила всей душой.
Вот почему ни многочисленные шитые золотом одежды, ни разноцветные драгоценные камни, ни музыка, ни пиры, ни другие мирские блага не могли изменить ее намерения. Ни слезы родителей, ни просьбы родных нисколько не умягчали преподобную и не поколебали ее душевного настроя. Она была тверда, как адамант, и совершенно не отвлекалась от Желанного Христа. Преподобная затворила свои телесные чувства и беседовала с Мысленным Женихом, повторяя слова невесты из Книги Песни песней Соломона: «Возлюбленный мой принадлежит мне, а я ему» (Песн. 2: 16). Если при блаженной велись мирские разговоры, то она старалась их избегать. Синклитикия собирала ум свой в глубине сердца, отверзая его во время душеполезных бесед. Прилежала преподобная и посту — этому полезному для тела лекарству. Она его любила, и не было у нее никакой другой добродетели, равной этой. Дева полагала, что эта добродетель является основанием для соблюдения всех прочих. Когда же ей случалось вкусить пищи в неустановленное время, она изменялась: лицо ее приобретало желтый оттенок, она на глазах худела, более того, тело ее усыхало. Известно, кто вкушает пищу с наслаждением, те телом нежны и полны, а те, кто ест с отвращением, тощи и худы. Об истине этих слов свидетельствуют больные, которые, из–за того что вкушают с отвращением, остаются худыми и немощными телом.
Блаженная Синклитикия старалась утончить свое тело, однако душа ее становилась от этого только крепче: «но аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется по вся дни» (2 Кор. 4: 16), — говорит апостол Павел. При этом никто не знал, что преподобная совершала такие подвиги.
Когда умерли родители блаженной, она взяла с собой свою слепую сестру и отправилась к одному родственнику, в местность, называемую Ироос, которая находилась на большом расстоянии от Александрии. Раздав нищим все имение, святая дева позвала пресвитера и остригла волосы. Этим она засвидетельствовала, что душа ее освободилась от мирских попечений: Синклитикия стала монахиней.
— Я удостоилась получить великое имя, и достойно могу воздать Тому, Кто мне его дал. Если люди тратят все свое богатство на то, чтобы получить временную славу мира сего, то насколько более я должна отдать моему Владыке Христу (вместе с имением моим и телом) за такую великую благодать, что удостоилась стать монахиней. Но что я говорю, отдать за Христа имение мое и тело, когда все это и так принадлежит Ему?.. «Господня бо земля и исполнение ея» (1 Кор. 10: 28), — этими словами преподобная облеклась в смиренномудрие и предалась безмолвию.
Поскольку блаженная приуготовила себя к подвижническим трудам находясь еще в отеческом доме, то, став монахиней, продолжала и далее преуспевать в добродетелях. Ведь те, кто приобщается к этому божественному таинству монашеского жития без предыдущего приготовления, не могут преуспеть и не достигают цели монашеской жизни, ибо они подробно не изучили, что для этого требуется, и какова цель. И как те, кто собирается в путь, сначала заботятся о том, чтобы взять с собой все необходимое, так и преподобная с самой юности сначала подготовила себя подвигами, а затем бесстрашно пустилась в путь, ведущий к Небесам. Вооружившись всем необходимым для завершения постройки дома своей души, она воздвигла прочную башню. Для создания жилища чувственного требуются камни, раствор, дерево и прочие вещественные материалы. Но преподобная не собирала, а наоборот тратила их, раздавая свое имение нищим. Этим она отогнала гнев и злопамятство, отвергла зависть и тщеславие, и основала жилище на камне. И башня ее поэтому стала знаменитой и неприступной. Но к чему многословить? Еще в начале своих подвигов, благодаря сильной ревности и горению духа, блаженная Синклитикия превосходила всех прочих монахинь, которые уже много лет провели в подвижнических трудах. О ее духовном пути ничего неизвестно, потому что она никому не позволяла наблюдать за собой: она не хотела, чтобы о ее подвигах судачили люди. Ведь преподобная не столько заботилась о совершении добрых дел, сколько о том, чтобы скрыть их от людей. Святая дева делала так не из корысти, но движимая Божественной благодатью, дабы не искать славы человеческой. Синклитикия всегда руководствовалась Евангельскими словами: «да не увестъ шуйца твоя, что творит десница твоя» (Мф. 6: 3). С раннего возраста до отрочества она уклонялась от разговоров не только с мужчинами, но и с женщинами, поэтому ее не прославляли за чрезмерность подвига, а общение с братией и потребности телесные не препятствовали преподобной совершенствоваться в добродетели. Все это помогало Синклитикии наблюдать за намерениями своей души в самом начале их появления и не позволять себе повергаться в похоти телесные. Подобно тому, как садовник срывает плоды и подрезает ветви деревьев, так и преподобная постом и молитвой отсекала терние страстей. Если же прорастала и поднималась в ней какая–либо страсть, то она отсекала ее посредством телесных истязаний, разнообразными трудами и часто мучила себя не только голодом, но и жаждой.
В минуты брани с диаволом блаженная, в начале славословия, призывала на помощь Владыку Христа, ибо не довольствовалась одним лишь физическим подвигом, заграждась от львиного натиска диавола. Тотчас же с молитвой приходил Господь, а враг убегал. Но иногда враг подолгу восставал на нее, а Вседержитель оставлял подвижницу, чтобы еще более закалить ее добродетельную душу. Преподобная же убеждалась, что продолжительная брань становится причиной больших дарований, и еще более укреплялась на врага. Она умерщвляла себя не только через воздержание от большого количества пищи, но отказалась от всего, что доставляет удовольствие: хлеб вкушала только из отрубей, воду очень часто совсем не употребляла, спала на голой земле, и то совсем немного. Синклитикия употребляла подобное оружие до тех пор, пока продолжалась брань. Она постоянно ограждала себя молитвой, как щитом и верой, соединенной с надеждой и любовью, как шлемом. Вера крепко обнимала всю ее душу, а, кроме того, преподобная была весьма милостивой, не всегда в действии, но всегда в произволении. Когда враг был побежден, и брань утихала, преподобная давала себе отдых от чрезмерного подвига. Делала она это для того, чтобы члены тела не отторгнулись от мышц, что стало бы признаком поражения. Ведь когда повреждается оружие воина, на что другое ему еще надеяться, как тогда победить в брани? Некоторые повредили себе немыслимым постом выше силы, и таким образом как бы уклонились от битвы с врагом, погубив самих себя. Но блаженная Синклитикия все делала с рассуждением: когда начиналась брань, она воевала с врагом молитвой и упражнениями, а когда прекращалась — снова начинала заботиться о теле. Так поступают моряки. Когда их настигает буря, они ничего не вкушают, а все свое искусство употребляют на борьбу с опасностью, когда же опасность минует, они начинают заботиться о поддержании телесных сил, обычно пользуясь штилем для отдыха от прежних трудов. Однако даже и в затишье они не проводят время без забот, не предаются глубокому сну. Только что выдержав испытание бурей, они снова думают о буре грядущей, и хотя шторм и прекратился, но море не уменьшилось, хотя ветер и утих, но воздух, порождающий его, присутствует.
Точно так же бывает и в вещах духовных. Хотя подвижники изгоняют злобного духа похоти, но диавол, имеющий власть над этой страстью, рядом. Поскольку мы не уверены, каким будет море, нам необходимо молиться всегда — по причине диавольской злобы. Преподобная, хорошо знакомая с бурями настоящей жизни, предвидела смущения от бесов, а потому со всяким тщанием управляла кораблем своей души с помощью руля благочестия и без смущения вела его в спасительную пристань, бросив вернейший якорь веры.
Жизнь преподобной была апостольской, потому что, сияя любовью и смиренномудрием, состояла из веры и нестяжания. Блаженная исполнила на деле изречение Псалмопевца: «на аспида и василиска наступиши, и попиреши льва и змия» (Пс. 90: 13; ср. Лк. 10: 19). И еще: «добре, рабе благий и верный: о мале был еси верен, над многими тя поставлю» (Мф.25:21). Эти слова подразумевают Небесные дарования, однако их можно применить и к святой:«Поскольку ты, Синклитикия, победила в этой чувственной брани плоть и мир, то с Моей помощью и Моим заступлением победишь и в другой брани — против духов злобы. Пусть начала и власти тьмы познают величие твоей веры. После того, как победишь противные силы демонов, приблизишься к добрым Ангельским силам».
Несмотря на то, что преподобная в одиночестве безмолвствовала и трудилась в добродетели, с течением времени о ее подвигах узнали многие: «несть бо тайно, еже не явится, ниже бысть потаено, но да приидет в явление» (Мк.4: 22), — говорит Господь в Евангелии от Марка. Постепенно некоторые из монахинь, просвещенные Богом, начали приходить к преподобной и получали великую душевную пользу от бесед с ней. Однажды они спросили ее, как можно спастись. Глубоко вздохнув и прослезившись, преподобная промолчала. Однако сестры понуждали ее говорить о величии Божием, потому что и одного ее вида было достаточно для того, чтобы изумить их.
- «Не будь грабителем бедного, потому что он беден» (Притч. 22: 22), — ответила святая словами Священного Писания. Но сестры продолжали просить ее с еще большей настойчивостью, приводя при этом слова Господа: «туне прилете, туне дадите» (Мф. 10: 8), напомнив, чтобы она не была подобна тому рабу, который скрыл дарованный ему талант.
— Почему вы, сестры, думаете, что я, грешница, делаю или говорю что–либо стоящее? У нас всех есть один общий Учитель — Господь, и все мы слушаем Священное Писание, — возразила им Синклитикия.
— Мы знаем, что Господь — наш Учитель, и все слушаем Священное Писание. Но ты, неусыпно подвизаясь, преуспела в добродетелях, посему подобает тебе давать советы более молодым сестрам. Ведь и Господь наш то же самое заповедует, — не унимались они.
Тогда блаженная Синклитикия сжалилась над ними и, зная, что сказанное не станет поводом для восхваления ее, но послужит к великой пользе сестер, начала так:
— Чадца мои, все мы знаем, как спастись, но по причине небрежения нашего упускаем свое спасение. Вначале нужно исполнять то, что нам стало известным по благодати Господней: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим всею душею твоею… и ближнего твоего, как самого себя» (Лк 10: 27). С помощью этих двух заповедей соблюдается Закон ибо на них почивает полнота благодати, в них заключается великая и беспредельная сила: все, что служит к пользе душевной, опирается на них. Ведь, по свидетельству божественного апостола Павла, «исполнение убо закона любы есть» (Рим. 13,10). Какие бы полезные слова не говорили люди по благодати Святаго Духа, все они начинаются с любви и в ней имеют свое завершение. Поэтому спасение и есть эта двойная любовь. Но к этому необходимо добавить следующее, что также проистекает от любви: пусть каждая из вас сумеет возжелать самое великое.
Разве вы не знаете притчу о зерне, которую рассказывал Господь, что одно принесло плод «о сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать» (Мф. 13:8). Сто крат — это наш, монашеский чин, шестьдесят — те, кто воздерживаются от брака, а тридцать — кто живет в браке целомудренно. Хорошо, когда из тридцати восходит кто–нибудь к шестидесяти, а из шестидесяти в сто. Поскольку это и полезно — продвигаться от меньшего к большему. Сходить же от большего к меньшему — опасно, потому что тот, кто один раз склонился на худшее, не может устоять в малом, но как бы срывается в ров погибельный. Бывает, некоторые люди дают обет хранить девство, но, будучи немощны помыслом, оправдываются, как бы говорят себе, а на самом деле — диаволу:«Если мы выйдем замуж и будем жить целомудренно, то сподобимся быть сопричисленными к чину тридцати. Потому как весь Ветхий Завет не отвергал чадородие, но желал его». Но это оправдание от нечистого, ибо тот, кто нисходит от большего к меньшему, прельщен им. Подобно тому как воин, оставляющий свою должность в большем войске и идущий в меньшее, не получает прощения, а наказывается, так наказывается и тот, кто нисходит из высшего чина дев в низший — целомудренных. Вот поэтому мы должны от меньшего идти к большему: «задняя убо забывая, в предняя же простираяся» (Флп. 3: 13), — наставляла апостольскими заповедями блаженная. — Мы же, состоящие в»чине сто», должны всегда, как бы и где бы ни ходили, снова возвращаться туда же, никогда не полагая этому конец: «когда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключими есмы: яко, еже должни бехом сотворити, сотворихом» (Лк. 17: 10), — говорит нам Господь. Мы, которые предпочли обет девства, должны в высшей степени хранить целомудрие. Поскольку и многие замужние мирские жены живут целомудренно, но эта добродетель часто у них сочетается с безумием и невежеством, так что живут они плотскими чувствами. Происходит это потому, что видят они непотребное, смеются несдержанно и слышат непристойное. А мы, монахини, должны оставить все это и преуспевать в добродетелях, ограждая зрение наше от созерцания вещей суетных, исполняя слова Писания: «да воззрят очи Твои на правоту» (Пс. 16: 2), и укрощать язык свой, избегая сквернословия. Нелепо, чтобы наш язык, созданный для воспевания Божественных гимнов и славословия Бога, произносил скверные и бесстыдные слова. Вот почему мы не только не должны произносить их, но даже и не слушать, когда их произносят другие. Всего этого невозможно исполнить, если мы будем часто выходить из кельи, ведь через наши чувства в нас, без нашей воли, входят воры–бесы и страсти. Как может не почернеть дом, если в нем открыты окна и двери, а снаружи над ним поднимается дым? Ни в коем случае мы не должны ходить по селениям и базарам, потому что если мы считаем тяжким и постыдным видеть обнаженными собственных братьев и родителей, то насколько более недостойно и вредно для души видеть на дорогах и базарах обнаженных людей, ведущих блудные и непристойные речи. От видения и слышания всего этого входят в душу вредные и постыдные образы.
Но даже когда находимся в своей келье, не надо быть беззаботными, а всегда готовыми, потому и говорит Спаситель: «Бдите убо…» (Мф. 24: 42). Чем больше мы желаем сохранить целомудрие и девство, тем большее, по слову Екклисиаста, нам доставляют беспокойство жесточайшие помыслы: «кто множает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1:18), потому что чем больше преуспевают подвижники в подвиге, тем более сильных противников они находят.
Вот почему каждая из нас должна задуматься, насколько далеко она отстоит от истинного девства, а после этого во всеоружии выступить на брань с врагом. Если сестра победит вещественный блуд и не соблудит делом, тогда диавол будет воевать с ней, склоняя ее к блуду в чувствах. Если же она, оставаясь в келье, не видя и не слыша неприличное, победит чувственный блуд, то враг снова будет воевать с ней, подталкивая ее к блуду в воображении, навевая разные образы во сне и наяву. Этот скверный, находясь в сердце, делает смущения, приводит на ум безмолвствующим красивые лица и напоминает старые беседы. Мы не должны соглашаться с этими приносимыми врагом образами: «Если гнев начальника вспыхнет на тебя, то не оставляй места твоего», — пишет Екклесиаст (Еккл. 10: 4). Если дева соглашается с этими образами, это равносильно блуду, совершаемому мирскими, ибо»сильные будут истязаемы крепко».
Итак, брань и битва наша с бесом блуда велика и страшна, потому что этот бес — глава всех грехов, используемых врагом для погибели нашей души. Открывая это, праведный Иов говорил загадочно о диаволе, что вся его сила «в мускулах (в пупке) чрева его» (Иов. 40:11). Поэтому нечистый многими и различными способами склоняет христолюбцев к блуду, и часто обращает в этот грех даже христову любовь к братии, посмеявшись над теми девами, которые отвергли брак и всякий образ мира, и низвергает их в блуд посредством братской любви к мужчинам. Подобным же образом бес обольщает и монахов, избегнувших всего, что приводит к блуду; он ввергает их в грех через благочестивые беседы с женами. В этом и состоит суть лукавого — облекаться в чуждое, тайно сеять свое, выдавая его за Божественное и духовное, то есть сверху он полагает зерно, а под ним расставляет сети. Об этом говорит и Господь: «приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные» (Мф. 7: 15).
Что же нам делать, как избавиться от этих диавольских уловок?.. «Будите убо мудри яко змия, и цели яко голубие» (Мф. 10: 16), то есть с умом размышлять о сетях, которые нам ставит диавол. Христос потому и сказал нам»быть мудрыми, как змии», чтобы мы были бдительны и не забывали об уловках лукавого. Ибо подобное можно скоро распознать через подобное. Голубиная простота являет чистоту наших дел. Всякое доброе дело требует уклонения от зла, и не смешивается с ним. Но как же мы можем уклоняться от того, чего не знаем? Это станет возможным только тогда, когда мы будем бдительными, научимся угадывать лукавство врага и уберегать себя от его козней и коварства, ведь, как говорит божественный Петр: «диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити» (1 Пет. 5: 8); «роскошна пища его» (Авв. 1: 16), — считал пророк Аввакум. Вот почему мы должны непрестанно внимать, так как и он тоже бдит и ополчается на нас, причем не только через предметы внешнего мира, но и через помыслы, тайно приходящие к нам днем и ночью.
Что нам необходимо для этой брани? Утомительный подвиг и чистая молитва, которые являются универсальными лекарствами при всяком губительном помысле. Однако при плотской брани нужно также использовать особые приспособления: когда к нам придет какой–нибудь постыдный помысел, мы должны противостоять ему противоположным. И если враг покажет нам в видении какое–нибудь красивое лицо, мы должны воевать с ним следующим образом: мысленно выколоть ему глаза, содрать кожу со щек и обрезать губы, и оно предстанет перед нами обнаженным черепом, безобразным и страшным. Так можно воспрепятствовать врагу смеяться над нами. Ведь то, чего мы так желали, было ничем иным, как кровью, смешанной со зловонной желчью. Этими помыслами мы должны изгонять гнусный образ греха, клином вышибать другой клин — блудного беса. Подобными методами мы должны рассуждать при борьбе с привязанностью к другому человеку, представляя, как из него истекает гниль и зловоние, будто бы он мертв. Однако самой главной победой при отражении плотской брани должно стать укрощение чрева, порождающего все страсти, — наставляла премудрыми и душеполезными словами блаженная Синклитикия сестер. Инокини же весьма радовались, слыша ее божественные и духовные речи.
Однажды некая монахиня спросила преподобную, является ли нестяжание совершенным благом.
— Да, но для сильных и мужественных, ибо те, кто терпит нестяжание, имеют через это скорбь по плоти, а для души — ослабу. Подобно тому, как крепкие и новые одежды, когда их топчут и трут, очищаются и становятся белыми, так и мужественная душа, печалясь и скорбя по причине вольной нищеты, еще более укрепляется и становится тверже. Те же, у кого помысел нетверд, малодушествуют и делаются еще более слабыми и нетвердыми. Потому что если такая душа немного поскорбит по причине нищеты, она становится хуже — не может вынести испытания, производимого нестяжанием, так же как непрочная и ветхая одежда не выдерживает стирки и рвется. И крепкую одежду, и ветхую стирают одинаково. Однако для обеих одежд бывает разный конец: крепкая одежда очищается и обновляется, а непрочная — рвется и портится. Вот почему нестяжание является драгоценным сокровищем для мужественной души, оно становится для нее уздой, препятствующей совершению грехов делом. Кто хочет приобрести эту добродетель, сначала должен упражняться в посте, лежании на голой земле и в прочих утеснениях плоти. Тот, кто не поступит так и без предварительной подготовки сразу же отвергнет деньги, чаще всего впоследствии раскаивается в этом поступке, так как деньги для него являются средством для жизни в удовольствиях.
Поэтому сначала необходимо отвергнуть чревоугодие, пищу, приносящую наслаждение, и прочие телесные удобства. Через это легко можно отсечь привязанность к вещам и деньгам. Ведь трудно бывает, когда человек владеет каким–нибудь искусством, а инструментов, чтобы им заниматься, у него нет. Тот, кто отвергает первое, должен отвергнуть и второе. Беседуя с богатым юношей, Господь спросил его, соблюдает ли тот заповеди ветхого закона, но не сразу велел отвергнуть богатство, так же как наставник сначала спрашивает ученика, знает ли тот азбуку, умеет ли соединять буквы в слоги, привык ли произносить слова и имена, и только потом просит бегло читать. Поскольку богатый ответил, что сохранил заповеди закона, то Господь и сказал ему: «продаждь имение твое и даждъ нищим… и гряди вслед Мене» (Мф. 19: 21). Если бы юноша не сохранил заповеди закона, то Спаситель не стал бы его склонять к нестяжанию, а иначе как бы смог сразу бегло читать тот, кто не умеет читать по слогам?
Нестяжание хорошо для тех, кто подвизался, утесняя плоть, и приобрел привычку и легкость на доброе, потому что такие отвергли все лишнее. Свой ум и надежду они полагают только на Бога: «Очи всех на Тя уповают, и Ты давши им пищу во благовремении» (Пс. 144:15). Не прилепляясь умом к земным, они помышляют только о Небесных благах, о них заботятся и на деле исполняют слова Давида: «…как скот был я пред Тобою. Но я всегда с Тобою…» (Пс. 72: 22–23). Ведь как вьючные животные, служащие человеку, довольствуются лишь той пищей, что им дают, так и нестяжатели работают только для ежедневного пропитания, ни во что ставя богатство. Они твердо хранят основание веры, потому что именно им заповедал Иисус не заботиться о завтрашнем дне, ибо птицы небесные «не сеют, не жнут», но Отец Небесный «питает их» (Лк. 12: 24). Они уверовали в эти слова.
Даже диавола нестяжатели побеждают более других, потому что он не может им ничем повредить. Большинство скорбей и искушений бывает у людей по причине лишения богатства, а с теми, у кого ничего нет, какая может случиться скорбь? Никакая. А какой вред может им причинить враг? Сжечь поля? Их нет. Погубить скот? А где он? Нанести вред в чем–то другом? Но они отошли от всего. Так что нестяжание есть самое величайшее наказание для диавола и драгоценное сокровище для души. Насколько велика и удивительна добродетель нестяжания, настолько велика и порочна страсть сребролюбия, которая, по словам блаженного Павла, «корень всех зол» (1 Тим. 6: ю). Из–за желания денег бывают ложные клятвы, воровство, хищения, жадность, зависть, убийства, братоненавидение, идолослужение и все, что произрастает из этого: лицемерие, лесть, издевательства. Причина всему этому — сребролюбие. Однако не только Бог наказывает сребролюбцев, но и сами они губят себя, никогда не насыщаясь богатством, и никогда не прекращая о нем своих попечений и забот. А посему эта рана их — неизлечима. Тот, кто не имеет ничего, вначале желает малого, потом, когда приобретет это, еще большего. Имея сто грошей, он желает приобрести тысячу, а если приобретет тысячу, хочет приобрести бесчисленное количество. Вот и получается, что эти люди, будучи не в силах остановиться в своем желании и погоне за богатством, всегда плачутся, что они бедны. Помимо этого, сребролюбие приносит с собой зависть. Ехидны, когда рождаются, сначала прогрызают чрево матери, чтобы выйти наружу, а уже затем наносят вред другим. Также и зависть: сначала омрачает того, кто ее имеет, а потом причиняет вред всем окружающим.
Для монахинь великой прибылью станут труды по приобретению подлинного чистого серебра — Царства Небесного. Ищущие суетную прибыль мира сего терпят кораблекрушения и встречают пиратов на море, а воров — на суше, переносят бури и сильные ветра, а когда получают вознаграждение, говорят, что бедны, дабы им не завидовали другие. Мы же, монахи, чтобы получить истинное Небесное богатство, нисколько не ввергаем себя в опасности, а если и приобретаем какую–нибудь самую малую добродетель, то сразу же возвеличиваем себя и показываем другим, какие мы святые. Причем очень часто мы рассказываем не только об одной этой добродетели, но прибавляем к ней и другие, которых у нас нет. Тогда враг тотчас же похищает у нас и то малое, что мы получили. Люди мирские, подверженные сребролюбию, получив большую прибыль, желают иметь еще больше, ни во что не вменяя свое состояние и всеми силами заботясь, чтобы никто не узнал о нем. Мы же, иноки, поступаем наоборот: в нас нет ничего доброго, и мы не хотим ничего приобретать. Будучи бедны в добродетелях, мы хвастаемся своим богатством. Хорошо, если преуспевающий в добрых делах монах никому об этом не открывает, иначе понесет большой урон.
Итак, нужно по возможности скрывать свои добродетели, а тот, кто хочет их открыть остальным, должен также рассказывать о своих недостатках и страстях. Если же они скрывают от людей все плохое, что имеют, дабы другие их не осуждали, намного больше должны скрывать и свои добродетели. Таким образом, они не удалятся от Бога. Поистине добродетельные поступают наоборот: знакомят людей со своими малыми грехами, добавляя, насколько это возможно, чтобы лишить себя человеческой славы и то, чего не совершали. Свои добрые дела они скрывают. Ведь как плавится на огне свеча, так и душа расслабляется от похвал и теряет свою силу. Свеча от тепла тает, а от холода твердеет, так и похвала делает душу немощной, а поношение и брань укрепляют и ведут ее к большей добродетели: «Радуйтеся и веселитеся… когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня… яко мзда ваша многа на небесех» (Мф-5:12, и), — говорит нам Господь; «в скорби распространил мя еси» (Пс.4,2), — писал пророк Давид. Подобные изречения в большом количестве можно найти в Священном Писании.
Бывает одна печаль полезна, другая — вредна. Полезна в том случае, когда кто–то печалится о собственных грехах, о неведении ближнего, когда опасается, как бы не уклониться от доброй цели, то есть истинная и полезная печаль — это когда кто–то печалится и вздыхает, желая достичь совершенной святости. Но есть и другая печаль, приносящая вред. Она — от диавола, который производит в душе безотчетную и исполненную безумия печаль, некоторыми называемую беспечностью. Этого беса печали мы должны прогонять молитвой и псалмопением. Монахини, имеющие добрые попечения и печали, не должны считать, что в миру кто–то живет беззаботно и беспечально: всякая глава пребывает в трудах, и всякое сердце в скорби, как проповедовал пророк Исайя. В этих словах Дух Святый открывает суть монашеской и мирской жизни. Как глава в человеке есть часть руководящая, так монашеское житие выше мирского, потому что в голове находится проницательная часть души. Всякая добродетель приобретается трудами. Печалью же сердечной пророк обнаружил неустроенность и скорбь жизни мирских людей, ведь именно в сердце человека пребывают гнев и печаль. Он скорбит, когда желает чужого, изнывает, когда беден, негодует, если богат, выходит из себя, высокомудрствует и даже не спит, чтобы уберечь свое состояние.
Да не обманываемся мы, монахини, считая, что мирские не имеют забот и трудов. По сравнению с нами они трудятся больше, особенно женщины, которые терпят большие муки, в болях и опасностях для жизни рожая детей и в страданиях их воспитывая. А когда те заболевают, то и они страдают вместе с ними. И еще много другого, подобного этому, они испытывают. И нет конца их трудам. Потому что дети их или рождаются увечными, или имеют злой и испорченный характер и по–разному обижают своих родителей, а очень часто убивают их хитростью. В таком случае нам не надобно прельщаться вражьими помыслами о том, что у замужних жен спокойная и беззаботная жизнь. Они мучаются либо во время родов, либо изнывают и сохнут от уничижений, когда страдают бесплодием. Я говорю вам сейчас об уловках лукавого, однако сказанное мною подходит не для всех жен, а только для монахинь. Ибо как одна и та же пища подходит не для всех животных, так и слово это не всем приносит пользу: «И никтоже вливает вина нова в мехи ветхи…» (Мк. 2: 22), — сказал об этом Спаситель.
Ведь различно нужно разговаривать с людьми: одними словами с совершенными, другими — с достигшими созерцания и знания, третьими — с подвижниками и теми, кто находится в состоянии деятельной добродетели, а четвертыми — с мирскими. Как животные: на земле — одни, в воде — другие, в воздухе — третьи, так и люди: одни зрят ввысь, как птицы, другие ведут жизнь умеренную, а третьи погружены в грехи, как рыбы в воду. Монахиня должна иметь орлиные крылья, чтобы взлететь ввысь и победить львов и драконов, повелевать ныне тем, кто однажды был повелителем. Мы сможем достичь этого только при одном условии — если принесем в жертву Христу весь наш ум и все наше помышление. Однако чем выше мы восходим, тем сильнее тщится диавол уловить нас в свои сети. Если демоны завидуют ничтожным и никчемным предметам мира сего, не давая людям взять сокровища, спрятанные в земле, что странного в том, если они завидуют нам, стремящимся приобрести Небесные богатства? Поэтому инокам следует вооружиться против демонов всем, чем возможно, ибо они ведут брань и с помощью внешних предметов, и с помощью внутренних помыслов, подобно тому, как судно тонет иногда по причине морских волн, попадающих извне, а иногда по причине течи в корабле. Всегда следует следить и за внешней бранью демонов, и избавляться от внутренних нечистых помыслов, и постоянно бодрствовать, ибо демоны часто ополчаются на нас. Во время внешних бурь, в которые попадает корабль, моряки зовут на помощь находящиеся вблизи другие суда и очень часто избавляются от опасности. Но от течи корабль идет ко дну и во время штиля, когда мореплаватели беззаботно спят. Вот почему монахиням нужно быть более внимательными к внутренним помыслам: желая уничтожить дом нашей души, враг начинает рушить его либо с фундамента, либо с крыши, либо входит через окна и связывает сначала хозяина, а затем овладевает всем, что в доме. Фундаментом дома душевного являются добрые дела, крышей — вера, а окнами — чувства. И вот посредством всех их враг нас и борет.
Тот кто хочет спастись, должен иметь множество очей, потому что не можем мы в этой жизни быть беззаботны: «Темже мняйся стояти да блюдется, да не падет» (1 Кор. 10: 12), — написано в Апостоле. Мы путешествуем по неведомому морю — нашей жизни. В одной части его встречаются рифы, в другой — разные животные, а в третьей — тихие и спокойные воды. Внешне мы, монахини, путешествуем по спокойным и тихим водам этой жизни, а мирские — по опасным. Мы плывем днем, и ведет нас Мысленное Солнце Правды Христос, а мирские, не зная пути, идут ночью. Однако те, кто плывут по неизвестным и опасным местам, часто могут бодрствовать и взывать к Богу, чтобы Он спас корабль их души, в то время как мы, монахини, плывущие по спокойным водам, можем погрузиться в пучину от нашего небрежения, выпустив из рук руль правды. Итак, «темже мняйся стояти да блюдется, да не падет» (1 Кор. 10: 12), потому что тот кто упал заботится о том, чтобы встать. Но тот, кто стоит, должен беречься, чтобы не упасть, поскольку падения бывают разные. Пусть стоящий не осуждает падшего, но лучше опасается за себя, как бы ему самому, упав на дно пропасти, не погибнуть, где из–за большой глубины голос его, зовущий на помощь, может быть не услышан: «Да не потопит мене буря водная, ниже да пожрет мене глубина, ниже сведет о мне ровенник уст своих» (Пс. 68: 16), — говорит Давид. Вот и получается, что тот, кто упал прежде тебя, так там и остался, поэтому ты внимай, чтобы не упасть в пропасть и не стать пищей зверей. Ведь тот, кто упал, не закрывал двери дома своего, то есть не внимал себе, но ты, который стоишь, не дремли, но всегда воспевай псалом: «просвети очи мои, да не когда усну в смерть, да не когда речет враг мой: укрепихся на него» (Пс. 12: 4–5) и всегда бодрствуй, поскольку на тебя рыкает мысленный лев. Эти слова полезны тем, кто не стремится превозноситься. Кто упал, если покается и возвратится, спасется, но твердо стоящий, как ему самому может показаться, пусть опасается двух вещей: снова не обратиться к старым страстям, особенно к малодушию, нападающему во время брани, а также — не впасть в гордость, когда преуспевает в добродетели. Поскольку наш враг диавол, когда увидит, что тот ленив и беззаботен, будет тянуть его назад к себе или, когда окажется, что подвижник прилежен и преуспевает в подвиге, тайно войдет в душу посредством гордыни и таким образом полностью погрузит инока в эту страсть. Гордость — самое мощное из всех оружий нечистого, потому что и сам сатана был низвергнут ею с небес. Как опытнейшие военачальники, после того как закончатся стрелы, а враг все еще превозмогает, вытаскивают самое мощное оружие — меч, так и диавол, когда уже использовал почти все свои оружия, тогда в качестве меча применяет последнее средство — гордость.
Итак, первыми сетями являются чревоугодие, сластолюбие, блуд. Эти страсти преследуют человека в юности. После них следуют сребролюбие, жадность, и подобное им. Когда душа победит их и возобладает над чревом и всеми страстями, что гнездятся ниже живота, презрит деньги, вот тогда лукавый, лишенный всяческих оружий, тайно привносит в душу гордость, чтобы человек неподобающим образом превозносился над ближними. Поистине тяжела и пагубна эта ядовитая страсть гордости, которой враг напояет душу. Многих святых он помрачил ею, тайно вкладывая в душу ложный и смертельный помысел превосходства над прочими сестрами в посте и добродетелях. Так диавол заставляет человека забыть свои грехи и похищает из его памяти воспоминания о них, дабы он не смог для своего излечения смиренным гласом повторить вслед за Давидом: «Тебе единому согрешил я… помилуй мя» (Пс. 50: 6,1), «возвеселюся и возрадуюся о Тебе пою имени Твоему, Вышний» (Пс. 9: 3), и оставляет в его памяти только те слова, которые сам сказал в помышлении своем: «взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой» (Ис. 14: 13) — Он навевает гордецу мысли о власти, о том, что тот будет восседать на первых местах, об учительстве, о даре врачевания. Так человек и погибает, потому что получил трудноизлечимую рану.
Если у кого–нибудь возникают подобные горделивые помыслы, нужно всегда вспоминать слова Давида: «Аз же есмъ червь, а не человек…» (Пс. 21: 7), или Авраама: «Я прах и пепел» (Быт. 18: 27), или пророка Исайи: «и вся праведность наша — как запачканная одежда» (Ис. 64: 6). Монахиня, находящаяся в безмолвии, при таком бесовском нападении должна прийти в свой монастырь и вынудить себя вкушать пищу дважды в день. А если эта страсть возобладала в ней от чрезмерности подвига, тогда другие инокини, одного с ней возраста, должны сильно побранить ее, говоря, что ничего–то доброго она не сделала. Подобным монахиням полезно исполнять всякое тяжелое послушание и читать жития великих святых. Кроме того, подвизающиеся вместе с ней должны на несколько дней увеличить свой подвиг, чтобы та горделивая увидела их великие подвиги, и смирилась, считая себя ниже их. Причина такой гордости кроется в преслушании. Эту болезнь можно излечить только противоположным ей лекарством — послушанием: «Послушание лучше жертвы» (1 Цар.15:22), — говорил пророк Самуил. Игуменья должна сокрушать тщеславие сестер, когда это необходимо, а если какая монахиня небрежна, ленива, не преуспевает в добродетели, она должна похвалить ее. Если та сделала какое малое добро, игуменья должна удивляться этому и преувеличивать его значение. А серьезные грехи той сестры настоятельница должна представлять ей как несущественные и малые, потому что, желая исказить у подвижников и святых представления об их грехах, диавол старается их скрыть, чтобы те пришли в состояние гордости. С молодыми и новоначальными поступает наоборот: все их грехи он полагает перед ними, чтобы тем самым ввергнуть их в отчаяние. Одной сестре он может сказать, что»за то, что ты соблудила, нет для тебя никакого прощения», а другой — что»из–за своей жадности ты не спасешься». Однако, хотя Раав и была блудницей, но спаслась верой. Павел был гонителем христиан, но стал сосудом избранным. Матфей был мытарем, а стал евангелистом. Разбойник крал и убивал, но первым отверз двери рая.
Побежденные гордыней души должно исправлять и врачевать, напутствуя их такими словами:«Что ты гордишься, несчастная душа, что не ешь мяса? Другие даже на рыбу не взирают. Что ты гордишься, что не пьешь вина? Помысли, что другие не вкушают даже масла. Что же ты превозносишься тем, что постишься до вечера? Другие два — три дня проводят совсем без пищи. Что ты гордишься тем, что не умываешься? Многие из–за телесных болезней совершенно не моются. Ты удивляешься самой себе, что спишь на власяной подстилке, а тем временем другие всегда спят только на голой земле. Если же и ты спишь на земле, то ничего великого не сделала, потому что некоторые подкладывают под себя камни, чтобы не получать от сна наслаждения, а другие подвешивают себя на всю ночь веревками. Если и ты все это делаешь, и достигла крайнего подвига, не превозносись, потому что бесы делали и делают больше тебя: они никогда не едят, не пьют, не спят, не женятся, даже живут в пустынях. Так и ты, если обитаешь в пещере, не думай, что сделала что–то великое».
Этими помыслами можно исцелить противоположные им страсти отчаяния и гордыни. Подобно тому как огонь ослабевает и угасает и при дуновении сильного ветра, и при совершенно безветренной погоде, так и добродетель исчезает из–за гордыни и при чрезмерном подвиге — если будем пребывать в небрежении и не подвигнем себя к тому, чтобы Дух Святый разжег в нас ревность и нам содействовал. Как остро заточенный нож легко ломается о камень, так и гордыня скоро губит чрезмерный подвиг. Вот почему человек должен всячески оберегать свою душу. Когда она возгорается жаром гордыни, он должен посредством крайнего подвига отвести в места тенистые, то есть подчинить ее благодати Божией. Иногда для этого нужно отсекать от души своей лишнее, чтобы корень укрепился лучше, и от него проросли плодоносные ветви. Тот же, кто борим отчаянием, должен понудить себя помыслами, о которых мы упоминали ранее, чтобы устремиться к вышним, то есть надеяться на безграничную милость Человеколюбивого Бога нашего, потому что душа такого грешника пребывает в крайне падшем состоянии. К нему нужно относиться подобно искусным земледельцам, которые, когда видят чахлое и низкорослое растение, то начинают часто поливать его и особенно о нем заботиться, чтобы оно выросло, а когда видят проросший раньше времени росток, срезают его, поскольку он скоро засохнет, подобно врачам, рекомендующим одним больным хорошо питаться и гулять, а другим — воздерживаться от пищи.
Ясно, что гордыня — самое большее из всех зол, подобно тому как смиренномудрие — самая большее из всех добродетелей. Последнее приобретается с трудом, потому что если не отвергнуть славу, то невозможно приобрести сокровище смиренномудрия. Смиренномудрие столь велико, что даже диавол, который подражает всем прочим добродетелями, совершенно не знает о смиренномудрии. Вот почему апостол Павел повелевает нам крепко в него облечься, и хочет, чтобы все, кто совершают добрые дела, как в одежду облеклись в него. Даже если ты постишься, подаешь милостыню, учительствуешь, проводишь жизнь в девстве и целомудрии, мудрец ли ты, всегда имей смиренномудрие. Оно, как крепостная стена, защищает тебя и удерживает все прочие твои добродетели. Святых три отрока в пещи Вавилонской в своей песне не вспомнили ни о каких других добродетелях, но сопричислили к прославляющим Господа только смиренных сердцем, не назвав ни целомудренных, ни девственников, ни нестяжателей. Подобно тому, как без гвоздей не соорудить корабль, так же невозможно спастись без смиренномудрия. Поэтому, желая показать, насколько благо и душеспасительно смиренномудрие, Сам Господь облекся в него, когда стал Человеком: «научитеся от Мене, яко кроток есмъ и смирен сердцем» (Мф. 11: 29), — говорил Он. Размысли, Кто такой Тот, Кто произнес эти слова, и стань совершенным учеником и подражателем Его смиренномудрия. Пусть оно станет у тебя началом и концом всех благ, смиренномудрие означает смиренные помышления души, а не только смиренный внешний вид. Если душа смиренна, то и тело смиренно. Ты говоришь, что исполнил все заповеди? Спаситель знает это, однако Он повелевает тебе снова начать работать Ему, ибо говорит: «егда сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключими есмы» (Лк. 17: 10).
Смиренномудрия можно достичь через терпение поношений, оскорблений и побоев. Когда услышишь, что тебя называют»безумным и сумасшедшим»,«нищим»,«больным и жалким»,«неудачником»,«безрассудным»,«безобразным внешностью»,«тощим» — все это суть нервы и сила смиренномудрия. Вседержитель наш слышал и претерпел все это. Он принял образ раба, был заушен, изранен. Так и мы должны подражать деятельному смиренномудрию Христову. Но есть некоторые, которые внешне кажутся смиренными и имеют смиренный вид, чтобы их прославляли люди. Однако их можно узнать по плодам дел их, потому что если их немного обругать, они не выносят этого и тотчас же, как змеи, изблевывают свой яд.
Слушая слова святой, сестры необычайно радовались, ожидая услышать и другие, они были не в силах насытиться душеполезными речами преподобной. И потому та снова стала говорить им:
— Великий подвиг предстоит тем, кто приступает служить Богу в монашеском одеянии. В начале испытывают они великие труды, но затем приемлют радость неизреченную, как те, кто, желая зажечь огонь, сначала глотают дым и плачут, и только потом получают его. Мы, монахини, должны трудиться и плакать, чтобы возжечь в нас самих Божественный огонь: «Огня приидох воврещи на землю» (Лк. 12: 49), — сказал нам Господь. Однако есть некоторые малодушные, испробовавшие дым, но не зажегшие огонь. Они не имели терпения и их любовь к Богу — это великое сокровище — была слабой. Они не услышали апостола Павла, возглашавшего гимн любви: «если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею… то я- медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13: 3,1).
Как любовь есть великое благо, так гнев — великое зло. Он помрачает и ожесточает душу, приводя ее к безрассудству. Господь наш, Который всячески печется о нашем спасении, не оставляет ни одну часть души без Своей защиты и покровительства. Если враг воюет на нас с помощью блуда, то Он вооружает нас целомудрием. Если тот воюет на нас гордостью, недалеко от нас и смиренномудрие. Если диавол разжигает в нас ненависть, то рядом находится любовь. Сколько бы разных стрел не пускал против нас диавол, Всемогущий, для нашего спасения и для победы над врагом, ограждает нас великим оружием. «Гнев бо мужа правды Божия не соделывает» (Иак.1: 20), — говорит первоверховный апостол Иаков. Поэтому мы должны обуздывать его, поскольку он бывает необходим в нужное время. Полезно гневаться против демонов, но не против людей, даже если они и согрешат против нас. Как только у нас пройдет гнев, мы должны обращать их к покаянию.
Однако самый тяжелый грех — это злопамятство. Если гнев, как дым, помрачает душу на малое время, а затем рассеивается, то злопамятство входит в нее, как гвоздь, делая ее худшей всех зверей. Даже пес, когда гневается на какого–нибудь человека, если его задобрить пищей, остывает и успокаивается. Подобно этому и прочие животные, если их приручить, становятся кроткими. Но тот, кем владеет злопамятство, не подчиняется просьбам. И даже время, которое все изменяет, не может исцелить страсть злопамятства. Поэтому такие люди являются самыми нечестивыми и беззаконными из всех. Они не слушают Спасителя Христа, Который говорит: Пойди «… прежде смирися с братом твоим, и тогда пришед принеси дар твой» (Мф. 5: 24), и апостола: «Солнце да не зайдет в гневе вашем» (Еф. 4: 26).