Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Нифона Афонского, просиявшего в XIV веке

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Нифона Афонского, просиявшего в XIV веке

Сей преподобный отец наш был родом из Аргирокастро, из селения Лукови. Отец его был священником, человеком весьма благочестивым и боявшимся Бога. Когда преподобному исполнилось десять лет, его дядя забрал его с собой в монастырь святого Николая, где был екклисиархом. Эту обитель построил приснопамятный царь Константин Мономах на месте, которое до сих пор называется Междуречье.

Сначала дядя обучил его священной грамоте, а затем облек в монашескую схиму. Поскольку Нифон преуспел как в учении, так и в послушании монастырском, то был поставлен во чтеца, а когда пришел в возраст и еще более преуспел духовно, его рукоположили во священника. Будучи весьма одаренным и прилежным, преподобный читал Священное Писание и жития святых, благодаря чему стал многоученым. Любовь же к Богу уязвляла его в самое сердце, а желание безмолвия так разгорелось в нем, что сжигало ум и помышление. Поэтому он оставил обитель святого Николая и пришел к одному добродетельному подвижнику на гору Геромерион, у которого научился строгому монашескому жительству. Усладившись медом безмолвия, он более не смог находиться в миру, но, презрев родину, сродников, друзей и всякое имение, он с усердием устремляется на Святую Гору, а там, водительством Божиим, приходит в район Великой Лавры в кафизму (строение близ монастыря для одного монаха) святого Петра Афонского. Найдя там одного удивительной жизни подвижника по имени Феогност, он предал ему себя в полное послушание. Через три года, узнав, что Нифон — священник, и увидев его многочисленные и великие добродетели, старец уже более не захотел, чтобы Нифон был его послушником, но братом, равным ему. Преподобный же, в свою очередь, возражал и говорил:«Нельзя монаху безмолвствовать одному, если он вначале не смирит себя послушанием», и просил по–прежнему оставить его в послушниках. Но из–за своего необычайного смирения Феогност не соглашался и божественный Нифон, обогащенный даром слез, вынужден был удалиться оттуда. Он перешел в находившуюся рядом кафизму Василия Великого, где в крайнем безмолвии пребывал четырнадцать лет, вкушая все это время лишь немного сухого хлеба, да и то один раз в неделю.

В это время в Великой Лавре случилась эпидемия чумы, от которой умерли многие из братии. Поскольку в обители осталось мало священников, игумен позвал святого, но тот из любви к безмолвию отказался, сказав ему:«Прости меня, отче, ибо я некнижен и невежествен». Тогда игумен попросил его служить хотя бы в кафизмах за пределами Лавры, и тот, по своему смиренномудрию, подчинился, проведя в этом послушании три года. Поскольку же в сердце преподобного, продолжало гореть желание безмолвия, он ушел оттуда и пришел в Вулевтирии, где сейчас находится скит святой Анны. Вкушая лишь траву земную, он провел там в безмолвии много лет, не имея никакого крова над головой, даже каливы.

Однако нашлись некоторые братья, которые не смогли взирать на такое высокое житие преподобного. Подвигнутые на зависть ненавистником добра — диаволом, они обвинили подвижника в прелести перед игуменом Лавры, якобы тот ест траву, потому что гнушается хлебом. Игумен вызвал Нифона в монастырь и спросил:«Брате мой и чадо, зачем ты подвизаешься такой суровой и высокой жизнью, от которой рождается возношение и прелесть, а не идешь средним и непрелестным путем, который легче и не таит в себе бездн прелести? Древние отцы питались травой в пустынях, потому что у них не было хлеба, а здесь есть и хлеб, и другая еда. Ты должен все это есть с воздержанием, и тогда прогонишь бесовское превозношение и прелесть». По своему крайнему смирению преподобный послушался игумена, и, покинув Вулевтирии, пришел в кафизму Преображения, где прожил много лет подряд, совершая там Божественную литургию. Узнав о нем, у кафизмы собралось множество братьев, которые хотели стать его послушниками и иметь преподобного своим наставником и учителем монашеского жития. Но множество народа доставляло подвижнику сильное беспокойство, и он ушел оттуда к преподобному Максиму Кавсокаливиту, вместе с которым и безмолвствовал много лет. И такую они испытывали любовь друг к другу, что, казалось, была у них одна душа в двух телах. Святой Максим подарил свою каливу святому Нифону, а сам соорудил для себя другую, рядом.

Поскольку многие приходили к святому Максиму из–за совершаемых им чудес и пророчеств, через некоторое время святой Нифон, будучи не в силах выносить это беспокойство, ушел оттуда в пещеру, что находилась напротив кафизмы святого Христофора, где и остался на безмолвие. Позже пришел с его родины некий монах по имени Марк, и просил взять его в послушники, чтобы научиться монашескому житию. Преподобный принял его, но велел построить рядом с его каливой другую, для его брата. Изумившись от слов святого, Марк отвечал:«Отче, разве возможно, чтобы мой брат пришел сюда, он же мирянин и имеет семью?«Тогда с присущим ему великим смиренномудрием святой сказал:«Брат, я выжил из ума, поэтому и не знаю, что говорю Ты же поступай как хочешь». На праздник святого Афанасия преподобный послал Марка по какой–то необходимости Лавру, сказав:«Возвращаясь с праздника, приведи с собой и своего брата, посмотрим на него». Марк же, снова удивившись, отвечал ему теми же самыми словами. Однако, придя в Лавру, он обнаружил, что брат его сидит у дверей. Поняв прозорливость святого, он с радостью обнял брата, хотя и испытывал угрызения совести оттого, что не поверил своему старцу. Позвав брата с собой, Марк привел его к святому и, припав к его ногам, просил прощения за свое неверие. Через некоторое время Марка разбил сильный паралич, он не мог ни ходить, ни пошевелить рукой или ногой. Он попросил святого сжалиться над ним и исцелить, но тот, желая чтобы Марк познал свой грех неверия и преслушания, сказал:«Исцелить тебя, чадо, могут лишь святые чудотворцы и бессребреники, а меня, грешного и недостойного, Бог не слышит». Брат же Марка, из сострадания к нему, очень просил святого простить его. Нифон взял елея из лампадки и помазал тело больного, и — о чудо! — Марк тотчас же исцелился и встал с одра, на котором лежал. Тогда святой сказал ему: «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин. 5: 14). Но Марк снова впал в преслушание. Он просил благословения старца пойти ловить рыбу, но, не получив его, все равно спустился к берегу, чтобы якобы постирать одежду, а на самом деле стал ловить рыбу. И когда он занимался этим, вдруг из воды выпрыгнула огромная акула с раскрытой пастью, чтобы проглотить его. Испуганный Марк призвал в молитвах старца и, чуть отпрянув назад, едва–едва смог избавиться от чудовища. Он тотчас же прибежал к святому, держа в руках свой улов. Святой же, взглянув на него, сказал:«Не будь неверен, ослушник, ибо тот, кто преобразился в змия перед прародителями и научил их преслушанию, тот же самый и превратился в акулу за твое преслушание, которому научил тебя прежде, желая ввергнуть в погибельный ров и духовно, и телесно. Но Христос, пришедший в мир, чтобы мы имели жизнь, помог тебе сегодня, ожидая по безграничной Своей благости, твоего покаяния. Я же никогда не стану есть рыбу преслушания». Услышав это, Марк далеко отбросил рыбу и, припав к ногам святого, с горячими слезами просил прощения. По необычайному своему состраданию святой простил его. С тех пор Марк всегда пребывал в полном послушании своему наставнику, до тех пор, пока не окончилась его земная жизнь, и он не перешел в мир иной с благими надеждами на тысячекратную награду за послушание. Преемником своего послушания, чтобы служить святому, Марк назвал своего племянника Гавриила, отца которого звали Досифей. Этот Досифей однажды попросил святого послать Гавриила по какой–то нужде в Ватопедский монастырь, и тот отправил его, назначив, однако, точный день его возвращения. Пришел назначенный день, а Гавриила не было. Досифей начал плакать, думая, что сын его попал в рабство, ибо он слышал, что те места подвергались пиратским нападениям агарян. Святой же, прозрев духовными очами, узнал о том, что случилось, и сказал:«Не плачь, старец Досифей, о своем сыне, потому что он на свободе». И действительно, Гавриил, с которым не случилось ничего дурного, пришел до захода солнца.

Зная, что через шесть месяцев святой Максим заснет последним сном, святой сказал своим сподвижникам:«Пойдемте к святому Максиму, насладимся его обществом, ибо уже не увидим его в настоящей жизни». Когда они пришли к нему и дали последнее целование, святой Максим сказал: «Радуйтесь о Христе, возлюбленные братия. Сие есть наше последнее приветствие, потому что более мы не увидимся». И это было истинное пророчество святых.

Прошло много лет, и на Святой Горе опять началась эпидемия чумы. Эта болезнь поразила и Гавриила, которому угрожала смерть. Отец его безутешно плакал, а святой так утешал его:«Не плачь, брат, ибо сын твой сейчас не умрет, потому что так хочет Бог, ибо он послужил мне. Повернувшись на восток, святой стал тайно молиться о больном Всемилостивому Богу, и молитва эта длилась довольно долго, после чего произошло чудо и больной поднялся здоровым, прославляя Бога. Тогда, обратившись к Гавриилу, святой произнес:«Вот, брат наш, с помощью Божией, обрел здоровье а я во время Петрова поста умру».

Наступил Петров пост. В первую субботу поста святой встал, помолился, причастился Пречистых Тайн, а затем сказал братии:«Чада мои, возлюбленные о Господе. Вот, пришло мне время пойти ко Господу, Которого от юности желала душа моя». Видя, что все смутились, он сжалился над ними, и сказал:«Чада, не должно вам жалеть меня, ибо отныне я буду ходатаем о вас к Богу, моля Его о вашем спасении. Вы же только соблюдайте Его заповеди».

В воскресенье он велел братиям сначала поставить трапезу, а затем ископать и подготовить ему могилу, чтобы, как он сказал, возвратиться «в землю, из которой был взят» (Быт. 3: 19). После того как все было сделано, святой встал, поднял очи свои к Небу, долго молился с поднятыми руками. Затем, благословив и простив братьев, и получив от них прощение, он скрестил на груди руки и предал святую душу свою в руки Божий. При этом лицо его просияло как солнце, показав тем самым его дерзновение к Богу. Преставился сей приснопамятный отец четырнадцатого июня, в возрасте девяноста шести лет, совершив при жизни множество чудес, о некоторых из которых мы расскажем.

Некий духовный и добродетельный старец по имени Феодул захотел однажды пойти к святому ради пользы душевной. По дороге, вблизи обрыва, он поскользнулся и ударился ногой о большой камень. От сильного кровотечения и боли он чуть не умер. Провидя, что старец находится в таком плачевном состоянии, Нифон из глубины души воззвал:«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, если раб Твой Нифон имеет к Тебе дерзновение, то пусть остановится кровотечение и прекратятся боли Феодула, чтобы, по его молитвам, я пришел в себя, и меня не сожрали здесь дикие звери». Как только он произнес эту молитву, случилось чудо: кровь остановилась, боли прекратились, полуживой до этого старец встал и снова зашагал по дороге, славя Бога.

Некий Лаврский монах, относившийся с большим благоговением к святому Нифону, послал ему с другом сосуд масла. Друг же тот, идя по дороге, оступился и упал. Все, что он дал, разбилось, кроме сосуда с маслом, который остался целым, и когда брат отдавал его святому, тот с улыбкой, опережая его, сказал:«Видишь, какую силу имеет вера брата, пославшего масло, она и тебя избавила от опасности, и сосуд, в отличие от всего остального, не разбился». Принесший масло брат удивился прозорливости святого и прославил Бога.

Другой монах, много лет страдая от головных болей, истратил большие средства на врачей, не получив однако никакого исцеления. Придя к святому и припав к его ногам, он горячо молил исцелить его, говоря:«Я знаю, святейший отче, что все, что бы ты ни попросил у Бога, Он даст тебе, ибо ради любви к Нему ты и избрал себе эту пустыню». Святой по смиренномудрию своему отвечал:«Отче, я грешен, а грешников Бог не слушает». Больной же не переставал со слезами припадать к нему и просить об исцелении. Побежденный естественной своей добротой и состраданием, блаженный Нифон прочел молитву над головой больного, после чего послышался шум, как от сильного ветра, и — о чудо! — больной исцелился, поблагодарил святого и прославил Бога.

Другой монах–келлиот понадеялся на себя и на свои знания, поэтому и не стал открывать свои помыслы более опытному духовному отцу. Так он и жил, как подсказывал ему помысел. Вследствие этого несчастный впал в прелесть и принял ангела тьмы за Ангела света. Наученный им множеству непристойностей, монах впал в гордыню и думал, что своими добродетелями превосходит всех. Однажды он пришел к святому Нифону. На вопрос, зачем он пришел, тот отвечал:

— Посмотреть на тебя, который знаменит добродетелью.

Святой на это заметил:

— Как это ты, такой великий и дивный, снизошел до того, что пришел ко мне, ничтожному и убогому?

— Бог оказал мне благодеяние, и дар, который я имею — от Бога.

— Брат, дар Божий есть смиренномудрие. Помысел от Бога — думать о себе, что ты самый последний из всех, помысел от Бога — достичь великих добродетелей и думать, что ты хуже всех. А то, что ты возомнил о себе, это прелесть от сатаны, который тебя и научил всему.

После таких слов святого монах как бы пришел в себя и сказал:

— Отче, если гордыня моя от лукавого, то прогони ее, прошу тебя, своей молитвой и избавь меня от высокомерия.

Возвысив душевные свои очи к небесам, блаженный Нифон сказал:

— Господи, Иисусе Христе, взыскавший и обретший заблудшую овцу и сопричисливший ее прочим незаблудшим, прогнавший мысленного волка, искавшего погубить ее, и показавший нам путь спасения. Ты, Владыко, раба Твоего сего, который по простоте своей и по коварству диавола–обольстителя впал в прелесть, избавь от высокомерия бесовского, — да познает Тебя, Истинного Бога, ради нас крест и смерть претерпевшего, и да прославит имя Твое святое во веки. Аминь.

Так молился преподобный, и тотчас же с очей брата спала как бы пелена, и он ясно познал, в какое зло он, несчастный, впал. С тех пор, избавившись от сатанинского высокомерия, он с благоразумием и смирением стал проводить богоугодную жизнь.

Из святой Лавры за какое–то согрешение был изгнан некий монах, который пришел к святому Нифону и пожаловался, что его выгнали несправедливо. Этот брат просил, если возможно, позволить остаться у него послушником. Однако святой, провидя будущее, велел ему вернуться в монастырь, припасть к ногам игумена с покаянием и смиренномудрием, чтобы тот снова принял его.«Если же ты не вернешься, — сказал святой, — то и здесь не сможешь вынести все тяготы, и лишишься того доброго, что мог бы получить монастыре. Ибо если ты вернешься, то через некоторое время станешь екклисиархом, а затем игуменом. Однако тебе более всего должно иметь смиренномудрие». С улыбкой святой продолжил:«Когда с помощью Божией ты станешь игуменом, вспомни о нас, и уделяй нам средства от части общежительной». Когда монах вернулся в обитель, то действительно, через некоторое время, согласно проречению преподобного, стал екклисиархом, а затем игуменом, и посылал святому все необходимое для жизни.

Трое монахов захотели навестить преподобного, но поскольку один из них был безбородый, они оставили его на дороге, далеко от кафизмы преподобного. Когда эти два монаха пришли к святому, тот спросил их:«Почему вы не привели с собой и того юношу, который станет обителью Святаго Духа». Удивившись словам святого, они пошли и привели юношу. Получив большую пользу от беседы с преподобным и приняв от него благословение, все трое ушли, прославляя Бога. Юноша же тот, преуспев в добродетели, согласно слову святого, просиял в монашеском житии.

Досифей, отец Гавриила, о котором мы уже говорили, просил святого позволить Гавриилу пойти по какому–то делу в Иверский монастырь. Провидя открытую ему Божиим Промыслом опасность, которая должна была с ним случиться, он возражал. Однако Досифей утверждал, что никакой опасности нет, и что на следующий день он пойдет в Амальфинский монастырь, называемый ныне Морфинским. Нифон возразил:«А если Гавриил попадет в рабство в Амальфинском монастыре, что тогда будет? Пусть идет, моей вины не будет в том, что с ним случится». Досифей поверил словам святого и более уже не противоречил. В тот же вечер пришел к ним некий брат и возвестил, что от Морфинского монастыря отошел корабль с пиратами, которые захватили трех монахов, случайно оказавшихся на той дороге.

Однажды, пришел к преподобному один Лаврский монах и возвестил, что иеромонах Иоанникий послан игуменом вместе с другими братьями на остров Скирру, но в море на монастырский корабль напали пираты и всех взяли в плен Лаврские отцы собрали деньги для их выкупа, и этот монах дал от себя одну золотую монету. В это время Нифон сказал ему:«Лучше бы ты, чадо, отдал этот золотой нищим, потому что Иоанникий и прочие уже освобождены, и с ними все в порядке. Ах, если бы и мы могли поучаствовать в том утешении, какое имеют они сейчас». Услышав эти слова, монах запомнил день, когда святой Нифон это сказал, и по возвращении Иоанникия в Лавру, рассказал ему о пророчестве преподобного. Нужно отметить, что именно в тот день Иоанникий с братьями поймали много рыбы, поэтому они и получили великое утешение во славу Бога, прославляющего прославляющих Его. Аминь.