Обет поступить на военную службу

Обет поступить на военную службу

Рассказ провинциального батюшки

Один солдат пригласил меня совершить водоосвящение в новой квартире чиновника, у которого он находился на службе. Взяв с собой причетника, я отправился туда. Перед этим выпал сильный дождь, и ехать пришлось долго, поневоле шагом. Я спросил посланного за нами солдата, давно ли он на службе.

— Я уже, батюшка, год в отставке.

— Сколько лет служил?

— Казенный я.

— 25 лет?

— Да, 25 лет.

Я удивился. Он был так моложав и свеж, что нельзя было дать ему более 30-ти.

— Верно, служба-то была тебе не мачехой, а матерью: легка, без особых изнурительных трудов?

— Не знаю, как отвечать тебе на это, батюшка. Легка служба? Может ли она быть легка у солдата? Обойдется ли он без трудов? На труд, на заботу солдат и присягает. Вот я: послужил 25 лет, и все на Кавказе, строевым. Чего только не довелось мне потерпеть! К первым кавказским удальцам, может быть, я и не принадлежал, но и не отставал от них.

— Как же ты так хорошо сохранил свое здоровье? — спросил я.

— Это, батюшка, сделала особенная ко мне милость Божия. По этой милости Божией, помьттттаяю я, и в службу-то военную попал.

— Да разве ты смотришь на военную службу, как на особенную милость Божию к человеку? — спросил я его.

— Не знаю, как смотрят другие на военную службу и как должно смотреть на нее по-Божьему, а я-то, батюшка, так именно должен смотреть.

— Почему же именно ты?

— А вот почему: по милости военной службы я и свет Божий только вижу и испытываю радости семейные.

— Как же это? — с возрастающим любопытством спросил я.

— Я расскажу вам, батюшка, если угодно.

— Как же не угодно! Расскажи, не поленись.

Я уроженец Воронежской губернии, Павловского уезда. Родитель мой — государственный крестьянин; из трех сыновей его я самый старший. В шестнадцать лет Господу угодно было испытать меня: у меня заболели глаза. Так как у отца моего не было детей старше, болезнь моя сильно печалила его. Для излечения он жертвовал последней трудовой копейкой: я много лечился, но ни домашние, ни аптекарские лекарства не помогали. Обращались мы с молитвой и к Господу, и к Матери Божией, и св. угодникам: но и здесь милости не сподобились. С течением времени болезнь глаз моих все более и более усиливалась, и, наконец, я ослеп.

Через два года с начала моей болезни, совершенно потеряв зрение, я стал ходить на ощупь и от непривычки спотыкался. Однажды отец спросил меня:

— Андрюша, разве ты ничего не видишь?

Вместо ответа я заплакал, и он не удержался от рыданий. Про чувства матери и говорить нечего: мать скорбела больше всех.

Раз в избе я остался один, через несколько минут вошел отец. Положив руку на мое плечо, он сел подле. Молчание длилось минут пятнадцать. Наконец я не выдержал.

— Батюшка, — печально сказал я, — и ты все горюешь обо мне? Зачем так? Богу так угодно. Припомни-ка, что священник говорил нам на Пасху, когда был у нас с образами. Не унывайте много, сказал он, чтобы не дойти до ропота на Бога. Мы не знаем, и не дано нам счастье знать, почему Господь посылает то или другое несчастье.

— Так-то так, Андрюша, да как жить-то будем? Братья твои малы, едва вышли из ползунков: мать от трудов и забот сгорбилась. Не прокормимся.

— Батюшка! Всего я делать не могу, а что-нибудь, особенно при доме, сделаю: Господь, сказано, умудряет слепцов.

— Нет, Андрюша, какая уж твоя работа! Вот что: ходи к слепым и учись у них петь стихи. Все чем-нибудь тогда поможешь нам, да и сам не будешь голодать.

Я понял тогда всю тяжесть моего положения и всю крайность бедности, снедающей моего отца. Вместо ответа я заплакал и склонился на стол, у края которого сидел. Батюшка, как умел, стал утешать меня.

INCLUDEPICTURE "media/image7.jpeg" * MERGEFORMAT

— Батюшка, я и сам думал об этом, зная вашу нужду, но никак не могу переломить себя, никак не могу принудить себя к нищенству. Лучше день и ночь буду работать, жернова ворочать, нагишом ходить и голодом себя морить, но не пойду по окошкам, не стану таскаться по базарам и ярмаркам.

После такого решительного отказа родитель мой больше не настаивал и не напоминал мне о нищенстве и слепцах. Разговор этот был в конце весны. Наступило лето.

Как-то раз батюшка пришел с улицы и, обратившись к матери, со вздохом сказал ей:

— Много будет слез на селе.

— А что? — спросила мать.

— Объявили набор.

— Большой?

— Да, не малый.

Поговорили они так, а потом батюшка обратился ко мне:

— А что, Андрюша, если бы Бог открыл зрение, пошел бы в солдаты? Послужил бы за братьев?

— С величайшей радостью, — сказал я. — Лучше же служить государю и отечеству, чем с сумой ходить по окошкам и даром изъедать чужой хлеб. Если бы Господь открыл мне зрение, я ушел бы в этот же набор.

— Если бы Господь услышал твое обещание, я бы с радостью благословил тебя.

— И я бы, — добавила мать.

Поутру встал я рано, умылся, нисколько не думая о вечернем разговоре, стал молиться. О радость! В глазах моих отразился свет от лучины.

— Батюшка! Матушка! — закричал я. — Молитесь вместе со мной. На колени перед Господом! Милосердный, кажется, сжалился надо мной.

Отец и мать бросились на колени, и все рыдали. Через неделю я совершенно выздоровел, а в начале ноября был уже рекрутом. Под какими бывал я ветрами, в каких жил сырых и гнилых местах и какой переносил зной! Сейчас я женат и вот уже в отставке, и честным трудом могу зарабатывать себе пропитание, никого не отягощая и никому не надоедая. После этого, батюшка, как же смотреть мне на военную службу как не на милость Божию ко мне? Видно, батюшка, служба-то государю православному, кто бы ни поступил в нее, Богу приятна.

— Как же не приятна, — сказал я, — военная служба — это прежде всего высокое служение Богу, Царю Небесному. Но вот еще вопрос: скажи мне, Андрей, рассказывал ли ты кому-нибудь об исцелении от слепоты?

— Да, я рассказывал многим.

— Как же смотрели на это дело те, кому ты рассказывал?

— Не одинаково. Одни говорили: случай и только; другие: что это — явное дело силы Божией.

— А твое сердце на чьей стороне?

— Я и не сомневался и не сомневаюсь, что это — дело особой ко мне милости Божией. За обет мой, веру и благословение родителей моих Господь исцелил меня.