ГЛАВА IV Сознательно-намѣренное принятіе святыми юродивыми безумства. Психологичеекій смыслъ ихъ притворнаго безумія. Отношеніе святыхъ юродивыхъ къ уму. Скрытность ихъ характера.

ГЛАВА IV Сознательно-нам?ренное принятіе святыми юродивыми безумства. Психологичеекій смыслъ ихъ притворнаго безумія. Отношеніе святыхъ юродивыхъ къ уму. Скрытность ихъ характера.

Въ самомъ названіи подвига отт?няется особенное отношеніе святыхъ юродивыхъ къ своимъ умственнымъ силамъ. Названія: „юродство Христа ради", „буйство Христа ради" – значитъ – безуміе, глупость для Христа. Итакъ, по самому названію подвигъ „юродства" является т?мъ, что н?которые ревнители благочестія становятся безумными изъ за осуществленія въ себ? зав?товъ Спасителя. Профессоръ Е. Е. Голубинскій говоритъ, что подвигъ „юродства" о Христ? въ томъ и состоитъ, что подвижникъ д?лался притворно глупцомъ и безумнымъ о Христ?, чтобы терп?ть отъ людей поношенія и укоризны и чтобы обличать современниковъ" [CCX]. Что святые юродивые притворно принимали на себя безуміе объ этомъ краснор?чиво говорятъ выраженія житій святыхъ юродивыхъ: святый Симеонъ „юрода себе во всемъ творяше"; святый ?ома Келесерійскій „творяшеся юродъ быти" [CCXI]; святый Исидоръ „пріемъ юродственное еже Христа ради буйственное житіе, якоже мнимо челов?ки"; святый Аврамій Смоленскій „во юродство преложися"; „вси мняху святаго Прокопія, яко юрода"; святый Андрей „неистовъ д?яся, несмысленъ и недобр? глаголющъ"; д?йствія его напоминали д?йствія б?сноватаго, и святаго Андрея связывали жел?зными ц?пями; святая блаженная Исидора „Бога ради притвори себе юродство, аки бы сущи б?сна"; святый Симеонъ предъ вступленіемъ на этотъ подвигъ прямо „моляшеся прилежно Богу, яко безумнаго и несмысленнаго вси да имутъ его" и, живя въ міру „творяшеся б?сенъ" [CCXII]; святый Исидоръ Ростовскій „днемъ яко юродъ хождаше, въ нощи же непрестанно молитву къ Богу возсылаше", святый ?еодоръ Новгородскій, „оставя временное сіе и скоротекущее житіе, волею во юродство претворися" [CCXIII]; святый Николай Кочановъ „нача юродствовати Христа ради [CCXIV] „творяшеся неистовъ и буй" [CCXV]; святый Михаилъ Клопскій „яко похабъ творяшеся [CCXVI]; святый Василій блаженный „похабяся творя"…; святый Николай Псковскій „похабъ ся творя" [CCXVII]. „По смерти родителей своихъ преподобный Георгій нача похабствовати, буйное и юродственное проходя житіе, по апостолу Христа ради [CCXVIII]. Ходя преподобный по л?самъ, въ непроходимыхъ м?стахъ, удаляшеся отъ челов?къ, творя видимымъ яко юродъ вм?няшеся [CCXIX]. Егда же начинаху людіе им?ти св. Симеона яко свята, онъ абіе н?что таково сод?ловаше, еже не святости, но безумія явнымъ бываше показаніемъ [CCXX], говорится въ его житіи. Посл? же его смерти, зам?чаетъ біографъ его, современники Симеона познали, „яко юродивый не б? юродивый, но премудршій бяше паче вс?хъ мудрецовъ в?ка сего, и мнимый быти гр?шникъ, праведенъ и преподобенъ, образомъ юродства и гр?шничества покрываяй свое богомудрое и богоугодное житіе предъ челов?ки" [CCXXI]. Святый Андрей „въ день аки неистовъ творяшеся, въ нощи же безпрестанно моляшеся Богу и святой Анастасіи" [CCXXII]. Святый Исидоръ Твердисловъ „въ день яко юродъ хождаше, въ нощи же непрестанно молитву къ Богу возсылаше" [CCXXIII].

При томъ, святые юродивые не вс?мъ казались безумными. Такъ, когда святый Симеонъ „бываше съ Іоанномъ діакономъ (того города, гд? жилъ святый Симеонъ – Емессы) наедине, то ничего юродского не делал, но с кротостью и сердечным сокрушением беседовал о полезном" [CCXXIV]. Святый Прокопій Вятскій каждое воскресенье испов?дывался и пріобщался святыхъ Тайнъ у Вознесенскаго (города Вятки) священника Іоанна и съ нимъ говорилъ, „якоже и прочіи челов?цы, не яко н?мъ и юродъ", но подъ клятвою, „да не кому же пов?даетъ о глаголаніи его, дондеже отъ земли преселится [CCXXV]. Святый Симонъ Юрьевецкій проситъ одного челов?ка, вид?вшаго его переходящимъ черезъ Волгу, какъ по суху, никому не говорить о томъ, что онъ находится въ полномъ разум?, до его смерти [CCXXVI].

Но зач?мъ святые юродивые предъ очами всего міра отказывались отъ влад?нія и употребленія самымъ высшимъ и ц?ннымъ достояніемъ челов?ка – разумомъ – для Христа? какъ понимать это и запов?дуется ли такое отреченіе отъ ума священнымъ Писаніемъ? Конечно, нельзя сказать, что отреченіе отъ ума въ томъ вид?, въ какомъ оно проявлялось въ святыхъ юродивыхъ, нигд? не запов?дуется въ священномъ Писаніи. Священное Писаніе повел?ваетъ отр?шаться отъ своего ума столько, сколько это нужно для спасенія: „Никто не обольщай самого себя. Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым" [CCXXVII]. Апостолъ Павелъ пишетъ это къ Корин?янамъ, у которыхъ въ большой сил? и уваженіи была языческая ученость. Эта ученость возбуждала въ христіанахъ самомн?ніе и кичливость и не допускала ихъ въ смиреніи сердца искать подкр?пленія и силы въ благодати. Поэтому, св. апостолъ Павелъ и предлагаетъ христіанамъ истребить излишнюю дов?ренность къ своему уму и съ глубокимъ смиреніемъ предать себя водительству в?ры въ силу креста. Теперь – если святымъ юродивымъ отреченіе отъ ума въ томъ вид?, въ какомъ оно въ нихъ совершалоcь, представлялось нужнымъ и д?йствительнымъ для спасенія, если въ этомъ ув?ряла ихъ сов?сть, уб?ждалъ разумъ, подтверждала в?ра, то ужели они не им?ли права р?шиться на это средство для спасенія? и теряетъ ли это средство свою важность отъ того, что не запов?дуется въ такомъ именно вид? священнымъ Писаніемъ? Правда, съ перваго взгляда такое отреченіе отъ ума представляется даже и вовсе несовм?стимымъ съ природою челов?ка; отр?шить себя отъ обязанностей ума, на которыхъ держится весь порядокъ челов?ческой жизни на земл?, значитъ быть челов?ку не челов?комъ, по крайней м?р? не такимъ, какимъ онъ долженъ быть въ этомъ мір?, въ настоящемъ состояніи. Но если глубже всмотр?ться въ наше существо, то основаніе для „юродства" можно найти въ самой лучшей и высшей части его, въ которой одной сохранились остатки величія нашей природы, въ которой одной лежатъ с?мена высокаго ея назначенія. Въ самомъ д?л?, ужели духъ нашъ, назначенный для жизни высшей и безсмертной, долженъ быть въ рабскомъ подчиненіи только тому порядку, какой существуетъ на земл?? ужели онъ для в?чнаго не свободенъ отказаться отъ подчиненности тому, что носитъ на себ? печать только временнаго и случайнаго? н?тъ! назначеніе духа нашего выше. И если онъ несетъ бремя подчиненности порядку міра чувственнаго, то единственно потому, что его силы еще не вполн? раскрыты, потребности не пробуждены, что онъ еще не вполн? возвысился надъ временнымъ, скоропреходящимъ. Если перем?нить это, не вполн? сродное ему, состояніе на бол?е сродное, на то, въ какомъ ему приличн?е быть, которое ближе къ его назначенію, то челов?къ во многихъ отношеніяхъ явится другимъ. Это состояніе челов?ка, очевидно, будетъ естественное, ему сродное; но если посмотр?ть на этого челов?ка въ различныхъ отношеніяхъ его къ міру, то въ немъ легко можно зам?тить черты юродиваго. По м?р? того, какъ силы духа развиваются и усовершаются, челов?къ не можетъ не отр?шаться отъ видимаго и временнаго и, сл?довательно, не можетъ не отр?шаться отъ той стороны своей души, которая приспособляется въ немъ къ настоящему его состоянію, въ которой находятся узлы, кр?пко связывающіе его съ видимымъ и временнымъ, – обязанности жизни его зд?сь, на земл?. А при этомъ преобладающемъ развитіи силъ духа, при этой отр?шенности отъ законовъ ума, приспособленныхъ къ настоящему состоянію, не можетъ не произойти разительнаго безпорядка во вн?шней, земной жизни, въ д?ятельности, относящейся къ земному положенію. Но такая д?ятельность не представляетъ изъ себя чего-нибудь несообразнаго съ нравственнымъ достоинствомъ челов?ка. В?дь жизнь по законамъ нашего духа, во всякомъ случа? – естественна, и хотя тутъ будутъ отвергнуты законы того же духа, приспособленные къ земному его быту, но при всемъ томъ эта жизнь, какъ жизнь собственно духовная, всегда будетъ им?ть достоинство нравственно-доброй жизни въ глазахъ т?хъ, для которыхъ духовная жизнь выше жизни, заключающейся въ пред?лахъ земной д?ятельности, – для которыхъ настоящая жизнь – приготовленіе къ жизни, сообразной съ существомъ свободно – разумнаго духа.

Отсюда, отреченіе отъ законовъ ума, приспособленныхъ къ настоящему состоянію челов?ка при преобладающемъ развитіи высшихъ силъ ума, естественно: д?ятельность, устрояемая по законамъ этого посл?дняго – вполн? достойна нравственно-разумнаго существа; сл?довательно, если должно предположить, что святые юродивые находились подъ вліяніемъ этой стороны ума, устрояли жизнь по ея законамъ и требованіямъ, то ясно, что, „юродство", несогласное съ обыкновеннымъ житейскимъ порядкомъ, им?етъ свое основаніе въ природ? нашего духа и вполн? согласно съ нравственнымъ закономъ.

Но для челов?ка, слишкомъ далекаго и отъ той среды и отъ той жизни, какую рисуютъ прологи и четьи-минеи, отреченіе отъ законовъ ума святыхъ юродивыхъ представляется страннымъ, и онъ низводитъ ихъ на степень психически разстроенныхъ людей [CCXXVIII], только потому, что они не подчиняются общественной логик?. Христіанскій правильный взглядъ на мнимое безуміе святыхъ юродивыхъ не такой. Раньше мы им?ли случай говорить о томъ, что святые юродивые подражаніемъ Христу стремились къ богоподобію. Исполняя въ точности законъ евангелія, они т?мъ самымъ благоустроялись въ внутренней своей жизни и, стяжавъ любовью своею къ Богу и ближнимъ союзъ совершенствъ [CCXXIX], они старались исполняться, по апостолу, во всякой премудрости и разума духовнаго [CCXXX], образовать и усовершать свой умъ въ дух? евангелія. Умъ ихъ былъ устремленъ всегда къ Богу; такъ, святый Николай Кочановъ, „пребывая въ юродств? по стогнамъ града ходя, похабъ творяшеся, во уст?хъ же молитву им?я къ Богу всегда" [CCXXXI]; святый Василій, „разумъ непрелестенъ стяжавъ, посред? молвъ сохранилъ себя" [CCXXXII]; онъ, кр?постію ума непоколебимь пребылъ и надъ страстьми воцарился"; умъ его постоянно былъ занятъ богомысліемъ: „всегда Бога зря ума чистотою". Его внутренній духовный взоръ, всегда обращенный къ Богу и совн? выражался т?мъ, что глава его всегда была поднята къ небу, и очи его устремлены гор?. „Много говорить – не миновать гр?ха" [CCXXXIII], говаривалъ святый Василій. И руководясь этимъ указаніемъ премудраго, онъ, ничтоже глаголаше, аки безгласенъ творяшеся, утаитися мня отъ челов?къ доброд?тельми, Богу же точію в?домъ быти", „въ мір? жилъ безмолвно, яко въ пустыни, въ народ? пребывая, яко въ кающихся обители [CCXXXIV]; святый Михаилъ Клопскій умъ свой обращалъ на пріобр?теніе душевной чистоты [CCXXXV]; „егда умомъ возлет?лъ еси отъ темныхъ на небесная, тогда невозвратнымъ путемъ управился въ царство небесное", поетъ святая Церковь преподобному Михаилу въ канон?; святый Симеонъ „умъ свой непрестанно простиралъ къ Богу" [CCXXXVI] и заботился о томъ, чтобы умъ свой „несмущенъ посред? плищей [6] соблюсти" [CCXXXVII]. Про святого Іоанна Устюжскаго разсказывается, что онъ, „присно безъ сна въ нощи пребываше, моляся Богу, и ходя унылымъ и с?тованнымъ лицомъ" [CCXXXVIII]; святый Прокопій Устюжскій, „творяшеся яко безуменъ и несмысленъ предъ челов?ки, разумъ свой весь углубленъ въ Боз? им?яй" [CCXXXIX]: фактъ притворнаго безумія отм?ченъ и въ нашей св?тской литератур?. – „Лицо юродиваго, когда остался онъ наедин?. описываетъ одинъ писатель, не выражало, какъ обыкновенно, торопливости и тупоумія; напротивъ, онъ былъ спокоенъ, задумчивъ и даже величавъ. Движенія его были медленны и обдуманны" [CCXL].

Значитъ, отр?шенность отъ ума у святыхъ юродивыхъ была сознательная и не внутренняя. Посл?дней отр?шенности въ святыхъ юродивыхъ предполагать нельзя; и въ возрожденномъ благодать хотя зам?няетъ умъ, такъ же какъ солнечный св?тъ – св?тъ возжигаемый, но не исключаетъ, однако, его д?ятельности. И возрожденному нуженъ указатель, который бы говорилъ ему, что онъ им?етъ божественнаго руководителя и сл?дуетъ его вел?ніямъ, – нуженъ наставникъ, который бы указывалъ средства, какъ сохранить и утвердить въ себ? дарьі благодати. Сейчасъ только мы говорили о томъ, что умственная д?ятельность святыхъ юродивыхъ не была безсознательной; напротивъ, она совершалась по предварительно обдуманнымъ планамъ, (днемъ юродствуетъ, а ночью молится). Значитъ, внутреннее отношеніе къ уму у святыхъ юродивыхъ было естественное. Они отр?шались отъ ума только во вн?шней жизни. Вн?шній образъ жизни составлялъ для нихъ то поприще, на которое они являлись, свергнувъ съ себя владычество ума. Зд?сь на совершеніе только н?которыхъ д?йствій простиралось это владычество ума, и именно т?хъ, какъ вид?ли, которые относились къ самому существу въ д?л? спасенія, хотя у нихъ совершалось и это своимъ особеннымъ образомъ. Но для той стороны вн?шней жизни, которая не относится существенно къ в?чному спасенію, но которую обязывается челов?къ устроять по изв?стнымъ законамъ и правиламъ, какъ чувственно-духовное существо, какъ обитатель настоящаго міра, членъ видимаго общества в?рующихъ, – для этой стороны святые юродивые и отвергались ума. А такъ какъ эта сторона вн?шней жизни ближайшимъ образомъ находится также подъ распоряженіями ума, утверждается на его законахъ, упорядочивается его правилами и предписаніями, то съ отреченіемъ для этой жизни отъ ума, во вн?шней жизни святыхъ юродивыхъ естественно долженъ произойти безпорядокъ. Посл? этого они въ общественной жизни являлись подобными несмысленнымъ д?тямъ. Попеченіе о пищ?, одежд?, приличіи, словомъ – вс? обязанности, изъ выполненія которыхъ большею частію слагается д?ятельность существа разумно-чувственнаго, для нихъ оставались какъ бы неизв?стными, ненужными, и это то совершенно выд?ляло ихъ изъ среды окружающаго ихъ общества. Но, притворно отвергаясь ума, они расширяли его внутренно для Бога и наполняли его по выраженію церковной п?сни, мыслей неизреченныхъ (изъ службы святому Лаврентію); изм?няя свои отношенія къ міру, но находясь въ немъ, святые юродивые старались быть вн? его, увеличивая кругъ умственной д?ятельности для Бога, стараясь ввести себя въ Бога – уподобиться Ему, какъ Онъ сказалъ: „будите во Мн?" [CCXLI], возрасти въ себ? внутренняго челов?ка по запов?ди апостола [CCXLII]. Святые юродивые, какъ вид?ли, старались им?ть и им?ли постоянно Бога въ своемъ разум?, по апостолу [CCXLIII], т. е. они не только истинное им?ли въ своемъ ум? понятіе о Бог?, но и сд?лали его руководительнымъ правиломъ въ жизни, во вс?хъ своихъ д?йствіяхъ, сообразуясь съ Нимъ, возжигая въ своемъ сердц? къ Нему чист?йшую любовь.

Д?лаясь сторонниками всего истиннаго, святого, святые юродивые главнымъ мотивомъ воли своей считали умъ и имъ опред?ляли къ д?ятельноcти свою волю, не давая чувственнымъ мотивамъ брать перев?съ. Эта мысль символически выражена святымъ Симеономъ юродивымъ въ сл?дующемъ д?йствіи: онъ носилъ на своей голов? в?нокъ изъ масличныхъ в?твей и травы, а въ рук? в?тку и, ходя по городу, громко взывалъ: „торжество поб?дителю царю и граду его"; впосл?дствіи онъ объяснилъ діакону Іоанну, своему другу, смыслъ этихъ словъ: „городомъ онъ называлъ душу, а царемъ – умъ, надъ страстями владычествующій [CCXLIV]. Такимъ образомъ, святый Симеонъ символически пропов?дывалъ о той внутренней поб?д? надъ самимъ собою, которая состоитъ въ господств? надъ страстями, о той борьб?, какую ведутъ между собою разумъ и чувственность въ челов?к? и о ум?, какъ о сил?, противостоящей страстямъ. Преосвященный ?еофанъ говоритъ: „сила, борющаяся со страстьми, есть умъ, въ коемъ – сознаніе и свобода. Чрезъ него ц?лительная сила переходитъ къ силамъ сквозь подвиги, чрезъ него же сила, поражающая, разрушительная, проходитъ къ страстямъ въ бореніи. И обратно: когда страсти возстаютъ, то м?тятъ прямо на умъ, т. е. на покореніе сознанія и свободы. Он? – во святилищ? нашего внутренняго духа, куда врагъ черезъ страсти пускаетъ свои разженныя стр?лы изъ душевной т?лесности, какъ изъ засадъ. И пока ц?лы сознаніе и свобода, т. е. стоятъ на сторон? добра, то какъ бы ни было велико нападеніе поб?да наша. Такимъ образомъ, точка опоры для страстей есть благодать" [CCXLV]. Нося на голов? в?нокъ, святый Симеонъ юродивый этимъ какъ бы показывалъ царственное назначеніе головы (ума), которая им?етъ близкую и т?сную связь съ явленіями душевной жизни и служитъ важн?йшимъ ихъ органомъ. Въ самомъ д?л?, челов?ческое т?ло завершается головою и въ отношеніи къ ц?лямъ жизни и ихъ достиженію не т?ло носитъ голову, а голова т?ло, которымъ она управляетъ. Лицо головы служитъ выраженіемъ и какъ бы живымъ зеркаломъ душевныхъ состояній челов?ка [CCXLVI]. Голова, такимъ образомъ, им?етъ значеніе органа посредствующаго между ц?лостнымъ существомъ души и т?ми вліяніями, какія онъ испытываетъ со вн? или свыше и ей приличествуетъ правительственное достоинство въ ц?лостной систем? душевныхъ д?йствій. Умъ им?етъ значеніе св?та, которымъ озаряется созданная Богомъ жизнь челов?ческаго духа съ ея. Богомъ данными законами. Сосредоточенности и неразс?янности ума могутъ м?шать не только вн?шнія впечатл?нія, но и впечатл?нія міра субъективнаго, внутренняго. Полная и безразд?льная сосредоточенность ума на какомъ-либо предмет? можетъ быть весьма значительно повреждаема или даже парализуема возбужденіемъ какихъ-нибудь стремленій и чувствованій, относящихся къ другимъ предметамъ и вызывающихъ иной рядъ представленій, стремящихся проникнуть въ умъ и овлад?ть имъ. Давленіе со стороны этихъ инородныхъ стремленій, чувствованій или представленій, врывающихся въ умъ и сбивающихъ его съ того предмета, на который направляетъ его челов?къ усиліемъ своей воли, бываетъ иногда такъ сильно, постоянно и настойчиво, что для освобожденія отъ нихъ, какъ должной или желаемой концентраціи ума, остается или осуществить ихъ на д?л? и т?мъ разр?дить, такъ сказать, ихъ и лишить силы, или предпринять борьбу съ ними для уничтоженія ихъ въ основ?. Освобожденіе отъ давленія разс?ивающихъ стремленій и представленій посредствомъ осуществленія ихъ всегда приноситъ лишь временный результатъ, не обезпечивающій въ будущемъ, даже бол?е или мен?е близкомъ отъ новаго появленія и возбужденія ихъ, отъ новаго вліянія, разс?ивающаго умъ. Отсюда является потребность и необходимость н?котораго бол?е радикальнаго ограниченія стремленій, своимъ пробужденіемъ отвлекающимъ умъ отъ предмета, на которомъ оно безразд?льно и сполна должно быть сосредоточено, требуется н?которое подавленіе потребностей, м?шающихъ желаемой и нужной собранности духа. Это именно потому, что уже самая ясность, чистота и сила ума стоятъ въ связи съ н?которымъ подавленіемъ чувственности и н?которымъ, если не ослабленіемъ, то утонченіемъ т?ла посредствомъ строгаго воздержанія и ум?ренности. „Однимъ словомъ, говоритъ святый Василій Великій въ своемъ наставлeніи юношамъ, все т?ло долженъ презирать тотъ, кто не хочетъ погрязнуть, какъ въ тин?, въ его похотяхъ, или пусть нисходитъ ему столько, сколько по словамъ Платона, позволяетъ польза философіи. Сія мысль почти нисколько не различествуетъ отъ словъ апостола Павла, который ув?щаваетъ ни подъ какимъ видомъ не простирать попеченія о т?л? до того, чтобы возникли похоти [CCXLVII]. Ибо т?, кои заботятся о благосостояніи т?ла, а душу, управляющую онымъ пренебрегаютъ, какъ ничего не значущую, ч?мъ различаются отъ такихъ людей, которые стараются объ устройств? орудій, а въ искусств?, д?йствующемъ сими орудіями, не усовершаются? Итакъ, заключаетъ святый Василій Великій, надлежитъ укрощать и удерживать въ повиновеніи т?ло, какъ удерживаютъ стремленіе какого либо зв?ря, возбуждаемыя имъ въ душ? смятенія усмирять умомъ, какъ бичемъ, и заботясь о дух?, не давать воли страстямъ, дабы он? не увлекли его, подобно какъ необузданные и разъяренные кони увлекаютъ всадника. Зд?сь прилично упомянуть, говоритъ великій святитель, о Пи?агор?; узнавъ, что одинъ изъ его знакомыхъ т?лесными упражненіями и явствами бол?е и бол?е приращаетъ свою тучность, онъ сказалъ ему: перестанешь ли ты д?лать темницу свою часъ отъ часу несносн?е? по этой причин?, зам?чаетъ святый отецъ, говорятъ и Платонъ, зная вредъ, происходящій отъ т?ла, нарочно избралъ для академіи не очень здоровое м?сто въ Аттик?, дабы отнять отъ т?ла излишекъ здравія, какъ отнимаютъ лишніе сучья винограда. А я слышалъ отъ врачей, добавляетъ святый отецъ, что чрезм?рное здоровье даже опасно" [CCXLVIII]. Но если отвлеченное мышленіе требуетъ н?котораго ограниченія и подавленія чувственности съ ея разс?ивающимъ вліяніемъ, то особенно это требуется для умнаго созерцанія и умной, или духовной молитвы, т?мъ бол?е что предметомъ ихъ служитъ существо нечувственное, высочайшее, свят?йшее, безусловное. Такой объектъ созерцанія необходимо требуетъ не только свободы отъ давленія разс?явающихъ чувственныхъ пожеланій, но и положительной нравственной чистоты, потому что по слову Спасителя, только „чистіи сердцемъ Бога узрятъ". Отсюда естественно должно проистекать строгое и даже суровое отношеніе къ чувственности, постоянная борьба съ нею, какъ представляющею пом?ху для сосредоточеннаго, чистаго и напряженнаго созерцанія. Однако, ц?лью этой борьбы съ чувственностью должно служить одухотвореніе, такъ сказать, плоти, т. е. приведеніе ея въ такое состояніе, въ которомъ она, по крайней м?р? не могла бы м?шать паренію духа, напряженному умному созерцанію и умной, или духовной молитв?. Но зд?сь однимъ изъ важныхъ препятствій служитъ мыслящая сила. Челов?ку мыслить столь же естественно, какъ и солнцу св?тить. Умъ движется впередъ подъ вліяніемъ какого-то невидимаго и неодолимаго влеченія. Остановить его д?ятельность никто не въ состояніи, но управлять имъ должно. Главное зло для ума это суетныя, пустыя мысли. Въ письмахъ путешественниковъ мы читаемъ, что въ жаркихъ странахъ часто налетаютъ такія тучи саранчи, что он? закрываютъ отъ путешественника солнечный св?тъ и бросаютъ темную и холодную т?нь. Тоже бываетъ и въ ум?. Тучи суетныхъ мыслей постоянно носятся надъ умами людей, перес?каютъ лучи истины на ихъ пути къ сердцу и, такимъ образомъ, д?лаютъ сердце чуждымъ доброд?тели; или, подобно ста? птицъ, налет?вшихъ на недавно зас?янное поле, крылатыя мысли спускаются на сердце и выклевываютъ т? драгоц?нныя с?мена, которыя пос?яны въ немъ рукою небеснаго С?ятеля и которыя принесли бы обильные плоды.

Для того, чтобы освободиться отъ такого состоянія и получить божественный св?тъ и истину необходимо, по ученію святыхъ отцевъ, вступить въ брань съ своимъ воображеніемъ и бороться съ нимъ вс?ми силами, чтобы „обнажить" умъ свой отъ всякихъ видовъ, цв?товъ и очертаній и вообще отъ всякаго воображенія и памяти чувственныхъ вещей, какъ хорошихъ, такъ и худыхъ, потому что, „все такое есть запятнаніе и затемн?ніе чистоты и св?тлости ума, одебел?ніе его безвеществія и проводникъ къ отрастенію ума", такъ какъ ни одна почти страсть душевная и т?лесная не можетъ подступить къ уму иначе, какъ чрезъ воображеніе соотв?тственныхъ имъ вещей чувственныхъ. Поэтому, необходимо хранить свой умъ безцв?тнымъ, безъобразнымъ, безвиднымъ и чистымъ, какъ создалъ Богъ. Но достигнуть этого возможно лишь возвративъ умъ свой въ себя, заключивъ его въ т?сномъ м?ст? своего сердца, и всего внутренняго челов?ка, и научивъ его неотходно пребывать тамъ, внутри, внимая себ?, себя разсуждая, наипаче же Бога созерцая и въ Немъ упокоеваясь. Подобно тому какъ зм?й, когда нужно ему бываетъ бросить старую кожу свою, идетъ и съ усиліемъ протискиваеть себя сквозь какой-либо т?сный проходъ, какъ говорятъ „естествословы", такъ и умъ, чрезъ т?снины сердца и умной въ сердц? молитвы протискиваясь, совлекается одежды воображенія чувственныхъ вещей и недобрыхъ чувственныхъ впечатл?ній, д?лается чистымъ, св?тлымъ и годнымъ къ единенію съ Богомъ, ради подобія Ему, какое воспринимаетъ чрезъ это. Или, – какъ вода, ч?мъ больше ут?сняется въ т?сныхъ проходахъ, т?мъ сильн?е напираетъ и быстр?е устремляется вверхъ, такъ и умъ, ч?мъ бол?е ст?сняется сокровеннымъ въ сердц? поученіемъ и себ? вниманіемъ, т?мъ д?лается утонченн?е и сильн?е и, устремляясь гор?, т?мъ недоступн?е бываетъ для всякой страсти и всякаго прилога помысловъ, и для всякаго образа вещей, не только чувственныхъ, но и мысленныхъ, такъ какъ он? въ такомъ случа? остаются вн? и внутрь войти не могутъ. Или какъ лучи солнца, будучи разс?яны въ воздух? и разъединены другъ съ другомъ, бываютъ не такъ св?тлы и теплородны, будучи же сосредоточены въ одну точку посредствомъ изв?стныхъ стеколъ, даютъ осл?пительный св?тъ и зажигательную теплоту, такъ и умъ, будучи собранъ въ центр? сердца себ? вниманіемъ и сокровеннымъ поученіемъ, д?лается св?тоноснымъ и попалительнымъ, тьму вещественную и страстную разгоняющимъ и всякіе такого рода образы и движенія уничтожающимъ" [CCXLIX]. Святый Симеонъ юродивый и признавалъ умъ царемъ надъ страстями. Въ самомъ д?л?, безъ умственнаго бодрствованія невозможно изгладить изъ души вс? сл?ды и остатки прежде воспринятыхъ впечатл?ній, возбуждающихъ и питающихъ страсти. Только непрерывною борьбою съ изгнаніемъ изъ души страстныхъ чувствъ можно стяжать себ? в?нецъ поб?ды, и не дать діаволу играть своею душою, какъ мячикомъ, который старается держать челов?ка въ страстномъ настроеніи, перебрасывая вниманіе отъ одного воспоминанія на другое и подъ ними шевеля пожеланія и страсти [CCL].

Вотъ какой смыслъ можно усматривать въ символическомъ д?йствіи святого юродиваго Симеона.

Значитъ, святые юродивые умъ свой пріучали къ борьб? съ страстями и старались развить его такъ, чтобы въ ихъ сердц? вкоренился вкусъ и навыкъ только къ тому, что раскрывало предъ ними Бога, а не къ тому, что льститъ чувственности, раздражаетъ ее, направляли умственныя силы къ тому, чтобы навсегда утвердить себя въ томъ, что свято и праведно, что питаетъ благочестіе и возбуждаетъ умиленіе и благогов?ніе къ Творцу и Промыслителю, Искупителю и Освятителю всего существа челов?ка.

Такимъ образомъ, святые юродивые старались казаться и казались прежде всего не такими, каковы они были на самомъ д?л?. Сообразно ли это съ достоинствомъ разумной челов?ческой природы?

Нельзя не согласиться съ т?мъ, что скрытность, которая внутреннюю срамоту хочетъ прикрыть благовиднымъ покровомъ, во всякомъ случа? отвратительна. Но несомн?нно и то, что скрытность святыхъ юродивыхъ совс?мъ другого рода. Основаніе скрытности ихъ, какъ вид?ли, отчасти лежало въ глубокомъ смиреніи, которое на самой высшей ступени нравственнаго совершенства представляетъ себя ниже вс?хъ. Совм?стность съ нашею природою такого рода скрытности не подлежитъ никакому сомн?нію. Сознаніе собственнаго ничтожества и недостоинства предъ Богомъ естественно челов?ку, – и когда сознаніе это доходитъ до высшей степени, тогда челов?къ во вс?хъ своихъ д?йствіяхъ будетъ вид?ть одни только недостатки. Если Богъ и въ ангелахъ усматриваетъ н?что стропотное [CCLI], то т?мъ бол?е это есть въ челов?к?, даже самомъ благочестивомъ. Усматривая недостатки и въ своихъ доброд?теляхъ, смиренный подвижникъ благочестія желаетъ, чтобы и другіе также судили о немъ, а отсюда рождается мысль – скрывать отъ взора другихъ свои доброд?тели.

Дал?е, изв?стно, что с?мя добра въ нашей душ? гораздо удобн?е утверждается, растетъ и созр?ваетъ втайн?, нежели когда оно выставляется на видъ. Прывычка услаждаться собственными совершенствами и одобреніе другихъ легко могутъ ослабить одно изъ важн?йшихъ побужденій къ нравственному усовершенствованію себя, – сознаніе собственнаго ничтожества. Челов?къ т?мъ сильн?е возбуждается къ исправленію нравственныхъ своихъ недостатковъ, ч?мъ ясн?е усматриваетъ ихъ. Сл?довательно, лишь только челов?къ начнетъ заниматься разсматриваніемъ своихъ совершенствъ и въ тоже время упускать изъ виду свои недостатки, – стремленіе къ нравственному усовершенствованію себя необходимо слаб?етъ, если не совс?мъ прекращается.

Приложимъ сказанное къ святымъ юродивымъ. Предположимъ, что чувство собственнаго недостоинства и опасеніе, чрезъ обнаруженіе предъ собою и другими своихъ совершенствъ, ослабить въ себ? стремленіе къ усовершенствованію, были развиты у нихъ до великой степени, и мы должны будемъ признать, что скрытность святыхъ юродивыхъ нисколько не противор?читъ достоинству природы челов?ческой. Возражая, что многіе съ голубиною кротостію могли открыто возращать въ себ? с?мя добра, не им?етъ силы въ глазахъ того, кто знаетъ, что люди одарены не одинаковыми дарованіями, какъ естественными, такъ и благодатными.

Значитъ, скрытность святыхъ юродивыхъ не можетъ служить основаніемъ того, чтобы считать, „юродство" противнымъ природ? челов?ческой.