Глава 1 Пророк Мухаммад: купец и посланник

619 г. от Р. Х.

Мухаммад был купцом, который получил Божье послание. Оно не являлось его собственным, и он даже не искал его. Послание само нашло, наполнило и изменило его, изменив жизнь и судьбу этого человека так, как никто, включая его самого, не мог даже представить.

Находясь в стесненных обстоятельствах, Мухаммад и не предполагал о столь возвышенной судьбе, о которой позже заявил. Он родился в Мекке в роду бану Хашим около 570 года. Этот род терял свое значение, затмеваемый противниками — бану Умайей.

В силу особенностей своего рождения, Мухаммад остался без наследства. Появившись на свет после смерти своего отца, он не достиг зрелости к моменту, когда умер его дед. Поэтому юношу по арабским традициям лишили всякого наследства по отцовской линии.

Поскольку большинство его близких родственников были купцами, Мухаммад сопровождал в торговых путешествиях в Сирию своего дядю Абу Талиба, ближайшего (из живущих) родича мужского пола. Юноша довольно хорошо изучил пути следования караванов, и тогда его наняла женщина, занимавшаяся торговлей — вдова по имени Хадиджа.

Хадиджа предложила Мухаммаду жениться на ней, на что он дал свое согласие. На тот момент ему было около двадцати пяти лет, а женщине — около сорока лет. После женитьбы молодой человек продолжил торговать на деньги Хадиджи вместе с одним из ее родственников. Он стал остро осознавать разногласия в мекканском обществе.

Мухаммад размышлял о собственной удаче: он смог преодолеть опасность полного одиночества благодаря дяде, который его защищал, и жене, которая поддерживала. Через определенные промежутки времени молодой торговец покидал жену и со своим младшим двоюродным братом Али уходил в пещеры на горе Хира недалеко от Мекки. Там он постился и медитировал.

Но, хотя Мухаммад испытывал огромную благодарность по отношению к своей семье за дары и богатство, ему все же чего-то недоставало. Это и толкало к уединению в пещере, где можно было попытаться разобраться в себе вдали от людей, поразмышлять о тайне человеческих успехов и уроках человеческих неудач.

Как и многие из его соплеменников, он признавал силу камня, который стал символом родного города Мекки. Этот камень находился в Каабе (храме в форме куба, который служил местом поклонения идолам), и имел отношение к более раннему искателю истины, ставшему пророком. Пророка звали Ибрахим. Именно к этому месту послал он свою жену Агарь и, ведомый Господом, раздобыл пищу для своей семьи:

Господи, я поселил из моего потомства в долине, не имеющей злаков, у Твоего дома священного. Господи наш! Пусть они выстаивают молитву, и сделай сердца людей склоняющимися к ним и отдели их плодами, — может быть, они будут благодарны!

(14:37)

Но Кааба стала святилищем, переполненным людьми. Это место Ибрахиму приходилось делить с другими — с идолами, которые были олицетворением местных богов и божеств разных племен. Говорили, что идолы обладали силой, которая соперничала с Богом Ибрахима. Приезжавшие в Мекку люди выражали сомнение во власти идолов, утверждая, что после Ибрахима в мире жили и другие искатели истины, другие пророки. Каждый из них провозглашал Богом того, кого не находилось среди идолов. Против поклонения статуям выступали и евреи, чьим пророком был Моисей. Другими противниками являлись христиане, верившие в пророка Иисуса, хотя некоторые из них пошли дальше, заявляя, что Иисус был больше, чем просто посланником Божьим.

Мухаммад знал противников поклонения идолам и среди арабов. Они заявляли, что в древности жил арабский пророк по имени Салих, и он тоже следовал по пути Моисея и Иисуса, пытаясь отыскать источник любой жизни и любых форм творения выше идолов всех видов и всех времен. Именно Салих однажды сказал своему народу то, что позже открылось Мухаммаду:

«О народ мой! Поклоняйтесь Аллаху; нет для вас никакого божества, кроме Него. Он вас возрастил из земли и поселил вас на ней. Просите же у Него прощения, потом обратитесь к Нему. Поистине, мой Господь — близок и отвечает!»

(11:61)

Сидя в пещере Хиры в течение священного месяца рамадан, Мухаммад обдумывал все это. На время рамадана приостанавливалась любая родовая вражда, и жители Мекки, у которых были средства и свободное время, могли уехать на окраины города, в горы, окружавшие их, и в пещеры, где можно найти приют и покой.

Мухаммад более десяти лет следовал этому обычаю. Затем, в одну из ночей месяца рамадан 610 года, когда ему было около сорока лет, он почувствовал в себе странное побуждение.

Благочестивый торговец любил этот особенный месяц. Это время заставляло его глубоко духовно погрузиться в себя, давало силы сопротивляться желанию вернуться в обычный мир, к проблемам семьи, делам, путешествиям. Мухаммад всегда стремился сдерживать такие порывы: они затмевали его разум, мешали его духовному миру и, более того, препятствовали поискам истины.

Но в этот раз побуждение оказалось иным, более глубоким и захватывающим. Тогда он и услышал слова, не принадлежащие ему: «Читай!» И перед Мухаммадом появился лоскуток шелковой ткани с вышитыми на нем словами. «Что читать?» — спросил он. «Читай!» — снова прозвучал приказ, и вновь перед ним раскинулась парча. «Но я не умею читать!» — заикаясь, проговорил торговец.

Это было правдой: он не умел читать. Все, кто сопровождал Мухаммада в путешествиях с караванами — в Египет или Сирию, в Йемен или Абиссинию — знали: он различал буквы, но не умел читать слова. Те люди вели несколько торговых договоров, которые требовалось прочесть и подписать. Когда Мухаммаду приходилось подписывать их, он просил кого-нибудь зачесть вслух написанное, а затем «ставил подпись», прижимая свою ладонь к бумаге. Тогда почему же этот голос просил его читать?

Но пока Мухаммад размышлял об этом, голос в третий раз скомандовал ему: «Читай!» «Но я не умею читать!..» Не успел он произнести это, как появились слова:

Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил —

сотворил человека из сгустка.

Читай! И Господь твой щедрейший,

который научил каламом,

научил человека тому, чего он не знал

(96:1-5).

Эти слова стали частью Мухаммада. Он произнес их, не читая. Но почему же в них Бог назывался Господь ТВОЙ? И почему строки рифмовались? Поскольку Мухаммад не мог прочесть слов, он был в замешательстве и очень испуган. Неужели внутренний порыв породил эти стихи? Неужели он стал одержимым или исступленным поэтом, как некоторые его соплеменники, которым не верят и даже презирают их? Неужели за свои поиски правды он в одно мгновение поплатился самообманом?

Не успел Мухаммад понять, что произошло, как все его тело затряслось. Затем голос заговорил снова. Он обратился к нему по имени: «О Мухаммад! О Мухаммад!» Потом говоривший продолжил: «Ты не можешь защититься от лукавого. Только Тот, кто все слышит и все знает, может защитить тебя. Обратись к Господу, но прежде, чем ты назовешь Господа его величайшим именем, скажи: «Я ищу защиты от Сатаны, проклятого, во имя Того, кто все слышит и все знает». Перед тем, как ты повторишь слова, которые я передал тебе от твоего Господа, скажи: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!»

И воцарилась тишина.

Мухаммад ждал следующих наставлений. Ему нужен был совет. Что же теперь делать? Куда идти? Как понимать все, что произошло?

Но более ничего не последовало. Он встал, быстро ушел с горы, направляясь в Мекку, домой, к Хадидже, его любимой жене. На середине пути голос послышался вновь, становясь все громче и громче. Теперь у обладателя этого голоса появилось мужское лицо. Казалось, оно возникло прямо из-за горизонта. Небесный образ произнес: «О Мухаммад, ты апостол божий, а я Джибриль».

Мухаммад попытался отвернуться, но куда бы он ни посмотрел, везде было это лицо, оно отовсюду глядело на него.

Благочестивый торговец не мог пошевелиться. Он замер на месте и стоял там долгое время, пока, наконец, его жена Хадиджа не послала людей на поиски своего мужа. Они нашли Мухаммада и привели домой.

Как только люди ушли, Мухаммад упал в объятия жены. Он рассказал ей обо всем, что произошло в этот самый странный день в его жизни на вершине горы Хира. «О, сын моего дяди, — воскликнула Хадиджа, обращаясь к мужу точно так же, как называла его, когда предлагала жениться на ней около пятнадцати лет назад. — О, сын моего дяди, успокойся и возрадуйся. Во имя Единого Господа, Кто объял душу Хадиджи, я смею надеяться, что ты избран, чтобы быть пророком для этого народа».

Пророком для своего народа? Как мог простой купец, сидящий в пещере и в тишине размышляющий о жизни, стать посланником, который должен провозгласить послание Господа, выступая против собственных желаний и, более того, против предпочтений и обычаев своего народа? Каждый пророк, в конце концов, еще и мятежник. Мухаммад же никогда не представлял себя в подобной роли. Ничто в его жизни не было подготовкой к предстоящему испытанию.

Жене купца и его младшему двоюродному брату предстояло увидеть его в ином свете. Мухаммад все еще оставался для них близким человеком, но теперь они видели: он стал независимым, отдаленным, самостоятельным, скорее уважаемым, чем возлюбленным, хотя они всегда заботились о нем, принимая во внимание слова и желания.

Но другие люди были к нему не столь добры, а иные — даже грубы. Они часто насмехались над Мухаммадом за его вспышки «поэзии», за «притворное» вдохновение.

Но самым тяжелым испытанием для пророка стало ожидание — долгие, казавшиеся бесконечными периоды молчания. Если он действительно достоин своего высокого призвания, то почему голос, который Мухаммад слышал тогда, не проявлялся чаще и настойчивее?

Мухаммаду приходилось переносить эти долгие периоды, когда он не слышал никакого внутреннего голоса. А каждый раз, когда он появлялся, пророк повторял услышанные слова, чтобы люди могли в точности их запомнить. Кроме того, он полагался на свою любимую и верную жену Хадиджу. Она стала первой мусульманкой-женщиной, дабы сделать всех женщин верующими наравне с мужчинами. После нее новую религию принял младший двоюродный брат Мухаммада — тот самый мальчик Али, который отличался завидной верностью и постоянством в любви к пророку.

К 619 году пророк получил уже множество посланий свыше. Хотя Мухаммад перестал бояться, что он всего лишь одержимый провидец или исступленный поэт, каждый час пророк жил под защитой одной фразы, известной, как басмала: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного». Каждый раз, слыша голос, он повторял эти слова, чтобы убедиться: с ним говорит никто иной, как Господь всего живого, а не проклятый, не Сатана, проникший в его сознание в обличии Бога и шепчущий что-то на ухо.

Однако даже басмала не помогала преодолеть враждебность некоторых жителей города. Многие соплеменники и приятели-арабы пришли к Мухаммаду, чтобы принять его новый статус апостола. Но чем сильнее росла его популярность, тем громче становились и голоса клеветников. Однажды, в 619 году, пророк подвергся оскорблениям, которые даже он не мог выдержать.

В тот вечер, находясь в полном отчаянии, пророк обратился к небесному голосу и к Господу всего живого. Мухаммад стал молить о том, чтобы Господь послал ему какое-нибудь знамение, что он все выдержит и, если Богу угодно, преодолеет своих противников. То, что произошло в следующий момент, было одновременно ярким и неописуемым. Словами одного поэта:

Меня окутал ночи покрывалом; шаги не разрушали тишины.

И нет людских словес, что передали бы ниспосланное с горней вышины.

Эта ночь напомнила Мухаммаду о той самой первой ночи, когда Джибриль явился к нему в виде голоса и образа, который невозможно отрицать. Позднее пророку открылось, что та первая ночь должна была стать Великим Откровением, которое имело большие последствия. Это была ночь могущества, предсказанная в Великом Коране:

Поистине, Мы ниспослали его в ночь могущества!

А что даст тебе знать, что такое ночь могущества?

Ночь могущества лучше тысячи месяцев.

Нисходят ангелы и дух в нее с дозволения Господа их для всяких повелений.

Она — мир до восхода зари!

(97)

За этой ночью могущества последовало второе Откровение — ночное путешествие. Оба события окутаны тайной. Именно они определяли жизнь Мухаммада более живо и ясно, чем все, что происходило днем. Казалось, лишь мгновение отделяло одну ночь от другой, или, возможно, дух Божий изменил само время.

Если в ночь могущества величие Небес было ниспослано на землю ни о чем не подозревающему посланнику, то в результате второй ночи он оказался в другом месте и, в конце концов, на Небесах. Ночное путешествие перенесло Мухаммада из Мекки в Иерусалим, а затем — на высший небесный престол. Знакомый голос Джибриля сообщил, что произойдет. Он пригласил Мухаммада взойти к источнику всей истины и жизни, взглянуть на критерий мира и справедливости:

Клянусь звездой, когда она закатывается!

Не сбился с пути ваш товарищ и не заблудился.

И говорит он не по пристрастию.

Это — только откровение, которое ниспосылается.

Научил его сильный мощью,

обладатель могущества, вот Он стал прямо

на высшем горизонте,

потом приблизился и спустился,

и был на расстоянии двух луков или ближе…

(53:1-9)

Крылатый конь сначала доставил Мухаммада к скале, где Ибрахим едва не принес в жертву своего сына Исмаила в древнем городе Иерусалиме. Иерусалим был приютом пророков, от Ибрахима [Авраама] до Дауда [Давида] и Исы [Иисуса]. Теперь там оказался и арабский пророк — Мухаммад.

Сам Джибриль вознес ослепленного пророка от той скалы в небеса. На нижнем небе Мухаммада встречали ангелы и пророк Адам. Вознесшись ко второму небу, он увидел, как его приветствовали другие пророки, Иса и Йахйа ибн-Закарийа [Иоанн Креститель]. У третьего неба он встретил Йусуфа [Иосифа] и Сулаймана [Соломона], а на четвертом небе Мухаммада приветствовал Муса [Моисей] вместе со своей сестрой Марйам [Мириам]. Пророк продолжал свой путь все выше и выше: «Научил его сильный мощью, обладатель могущества».

Достигнув пятого неба, Мухаммад увидел пророков Исмаила [Измаила] и Исхака [Исаака], затем Илйаса [Илию] и Нуха [Ноя] на шестом небе. Наконец, на седьмом его поразил своим пением еще один хор ангелов. Посреди них находился величайший из пророков — Ибрахим [Авраам]. Он тепло приветствовал Мухаммада, а потом отправил его к лотосу крайнего предела (53:14).

Здесь, в «саду прибежища, когда покрывало лотос то, что покрывало» (53:16), Джибриль начал говорить от имени Прославленного и Величайшего. Он предложил Мухаммаду и его общине милость Божью, если они будут совершать по пятьдесят молитв каждый день. Пророк кивнул и удалился.

Но когда он начал спускаться на землю, Муса напомнил, что пятьдесят молитв — это слишком много для его арабских последователей.

Тогда Мухаммад вернулся к Господу. Он попросил сократить количество обязательных молитв. Его арбитром стал Джибриль. Двадцать пять молитв? Десять молитв? Наконец, Господь помиловал Мухаммада: с этого момента до Дня воскресения на него и всех его последователей была возложена обязанность ежедневного прочтения пяти молитв. Предстояло всего лишь пять раз в день прерваться на молитвенное предстояние, когда все мысли и желания посвящены только Величайшему Богу.

И затем видение исчезло. Пророк вернулся тем же небесным путем, которым взошел на небеса. Он спустился к Храмовой горе в Иерусалиме, откуда начинал восхождение, а потом на том же крылатом коне был доставлен в Мекку. Проснувшись на следующее утро, Мухаммад все еще был потрясен своим ночным путешествием, но уже осознавал: Сам Господь поддерживает его. К нему вернулась уверенность в себе.

Пророку нужна была уверенность, чтобы пройти через множество испытаний, которые ожидали его в Мекке. Одно из них, вероятно, было самым утомительным, и произошло оно вскоре после ночного переноса. Казалось, что Милостивый Господь хотел проверить, не возгордится ли Мухаммад от осознания своей роли посланника. Хотя он сам был избран для того, чтобы донести откровения Господа до всех арабов, а также до всего человечества, пророк все еще оставался простым смертным — обычным человеком, как любой другой.

Господь напомнил Мухаммаду об идолах Каабы, которым поклонялись все его соплеменники, пока Царь Каабы не призвал их взглянуть выше этих идолов и отвергнуть их «силу».

Видели ли вы ал-Лат, и ал-Уззу, и Манат — третью, иную?

Неужели у вас — мужчины, а у Него — женщины?

(53:19-21)

Что это: риторические вопросы или предложение по-другому взглянуть на могущество трех идолов? Мухаммад мог сомневаться, но в следующем потоке откровений Господь дал Свой ответ:

Это тогда — разделение обидное!

Они — только имена, которыми вы сами назвали, — вы и родители ваши. Аллах не посылал с ними никакого знамения. Они следуют только предположениям и тому, к чему склонны души, а к ним уже пришло от Господа их руководство.

Или ж человеку принадлежит то, что он пожелает?

А ведь Аллаху принадлежит и последняя жизнь и первая.

(53:22-25)

Со времени самого первого откровения на горе Хира, которое произошло примерно семью годами ранее, Мухаммад никогда так сильно не чувствовал грань между реальностью и тем, что посылалось ему свыше. Однажды Пророку открылись слова, которые звучали так, словно были его талисманом, амулетом, чтобы облегчить его страждущую душу. Он часто повторял эти стихи, когда чувствовал, что нуждается в божественной защите от других слов, которые шептали люди — не посланных свыше, а части окружавшей суровой реальности:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного

Скажи: «Прибегаю к Господу людей,

царю людей,

Богу людей,

от зла наущателя скрывающегося,

который наущает груди людей,

от джиннов и людей!»

(114)

Чем же еще были эти короткие фразы, если не Божественным заклинанием? Мухаммад чувствовал их силу, находил в них утешение, когда сталкивался с неверующими, и особенно — с другими «посланниками». Одним из них был Мусайлима, который заявлял, что имеет силу противостоять двойственным духам (джиннам), и более того, наименее двойственному и самому смертельному из духов — Сатане. Мусайлима считал себя апостолом Единого Господа вне всякого сравнения, даже иногда называя себя «милостивым» («рахман»). И что же служило «доказательством» того, что он действительно был пророком? То, что он говорил рифмованной прозой, подобной той, что посылал Джибриль Мухаммаду.

Ни Мусайлима, ни любой другой из так называемых апостолов не могли создать такую книгу, как Коран на арабском языке. Господь предостерегал народ Мухаммада, как и народ Йунуса, не только о Судном дне, но и о лжепророках. В суре Корана эти предостережения были ниспосланы, как знамения Йунуса, которые Величайший Господь провозгласил Мухаммаду:

И не мог этот Коран быть измышленным помимо Аллаха, а только — в подтверждение истинности того, что было ниспослано до него, и в изъяснение писания, — в нем нет сомнения! — от Господа миров.

Может быть, они скажут: «Измыслил он его». Скажи: «Приведите же суру, подобную ему, и призывайте, кого вы можете, помимо Аллаха, если вы правдивы!»

(10:37-38)

Поскольку Господь миров открыл Свое Слово Мухаммаду, пророк чувствовал Божественную поддержку, помогающую ему противостоять сомневающимся и подражателям. Он получил не только пять молитв ежедневно, но и вероучение — о подати нищим, посте в месяц рамадан и паломничестве к Царю Каабы — и все это через Коран, который стал приглашением. Это — источник Божественного покровительства для человеческого мира, для людских сердец. Открывающая сура Корана говорит о милости Господа. В этих семи стихах содержится основная суть, прекрасный золотоносный песок всех откровений. В них богатство Господа изливается через семь врат надежды, каждый стих дарует Божественное утешение тем, кто помнит или читает эти слова. Все вместе семь аятов суры, открывающей книгу, становятся ключом к духовному здоровью для всех верующих, будь то иудеи, христиане или мусульмане:

Во имя Аллаха милостивого, милосердного!

Хвала — Аллаху, Господу миров,

милостивому, милосердному,

царю в день суда!

Тебе мы поклоняемся и просим помочь!

Веди нас по дороге прямой,

по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, — не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших

(1).

Удостоенный этих слов, периодических появлений Джибриля, спасительных знамений от невидимого Господа, Мухаммад начал свой путь в качестве Божьего посланника. Он стал распространять Божественное Слово. Но для врагов пророк остался бунтарем, восставшим против собственного народа. Он оскорблял их обряды у Каабы, осквернял богов их предков.

К 619 году путешествие пророка только началось. Оставшийся сиротой мальчик, бывший купец стал священным посланником. И пока он даже не мог представить, куда приведет его этот путь в следующее десятилетие, к концу его жизни и даже после того.