3. Символы веры

Троическая драма спасения - именно драма, а не интеллектуальное ее понятие - развернулась на мировых подмостках на заре нового зона, и никто не осознавал, что это новая версия чего-то такого, что уже было в прошлом. Оставив в стороне так называемые ветхозаветные предображения Троицы, мы и Новом завете не найдем ни одного места, где та выражалась бы интеллектуально постижимым образом[25]. Скорее, речь тут в основном идет о тройственной формуле благословения, как, например, в конце Второго послания к Коринфянам: "Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святаго Духа со всеми вами",[26] или в начале Первого послания Петра: "...по предведению Бога Отца, при освящении от Духа, к послушанию и окроплению Кровию Иисуса Христа". Нечто похожее имеется и в послании Иуды, 20-21. Другим местом, приводимым в доказательство наличия понятия Троицы в Новом Завете, выступает 1 Кор. 12, 4-6, но здесь, как и в Еф. 4, 4-6, мы находим лишь эмфатическое заверение в том, что Дух един, а это, скорее, могло бы означать некий защитный жест, оберегающий от приступов политеизма или полидемонизма, нежели подчеркнутое утверждение Триединства. Триадические формулы были в ходу и в послеапостольское время; так, например, и первом послании Климента 46, б[27] говорится: "Имеем мы единого Бога, единого Христа и единого Духа". Епифаний сообщает даже, будто Христос поучал своих учеников, "что Сам Он есть Отец, Сам Он есть Сын, Сам Он есть Святый Дух".

Эту фразу Епифаний взял из апокрифического Евангелия египтян, от которого, к сожалению, сохранились лишь отдельные фрагменты. Данная формула важна постольку, поскольку в ней можно распознать зачаток (модалистского) понятия Троицы.

Но суть не в том, что в Новом Завете не обнаруживается никакой троической формулы, а в том, что нам встречаются здесь три фигуры, находящиеся в очевидном взаимодействии: Отец, Сын, порождаемый чрез Святого Духа, и сам Святой Дух. Формулы благословения, торжественные условия и атрибуты издревле обладали магическим тройственным характером[28] (например, Трисвятое). Хотя они и не доказывают ничего в отношении Троицы в Новом Завете, они там все-таки присутствуют и, подобно трем божественным Лицам, являются отчетливыми показателями активности архетипа, действующего подспудно и дающего толчок к появлению триадических образований. Это обстоятельство доказывает, что троический архетип уже активизирован в Новом Завете, поскольку последующее в значительной мере является результатом предшествующего. Данное положение особенно верно тогда, когда, как и в случае с Троицей, речь идет о воздействии какого-либо бессознательно наличествующего содержания или архетипа. В самом деле, как показывают обсуждаемые ниже исповедания веры, содержащиеся в новозаветных текстах намеки на божественную Троицу были с абсолютной последовательностью снова доведены до омоусии на соборах отцов Церкви - и это было проделано бессознательно, так как о египетской модели, уже достигшей некогда уровня homooysios, отцы Церкви ничего не знали. Такое воздействие [египетской модели] на будущие поколения явилось неизбежным следствием распространенных во времена первоначального христианства троических упований, будучи не чем иным, как амплификацией уже констеллированного архетипа. В той мере, в какой подобные амплификации выказывают себя абсолютно наивными и непредвзятыми, они служат прямым доказательством того, что объектом новозаветных намеков действительно является Триединство, как это и принимается на веру Церковью.

Поскольку реально люди не знали, что открылось им столь внезапно в "Сыне Человеческом", но лишь верили имевшимся в наличии толкованиям, то можно сказать, что многовековое последействие открывшегося было, собственно, не чем иным, как постепенным развертыванием архетипа в сознании, иначе говоря его рецепцией в систему оставшихся от античности понятийных возможностей[29]. В этом историческом эхе распознается то, что изначально открылось людям во внезапной вспышке озарения и всецело захватило их, хотя они, со своей стороны, и не могли удовлетворительно понять свершившегося, чтобы суметь ясно его сформулировать. Для развертывания и формулировки "открывшихся" содержаний были необходимы время и дистанция. Результаты этой интеллектуальной деятельности отложились в серии тезисов, так называемых догматов, совокупность которых была подытожена в так называемом символе, т. е. исповедании веры. С точки зрения психологии, подобный Breviarium Fidei по праву носит имя "символа", так как это некое символическое выражение, некий антропоморфный образ, описывающий трансцендентный факт, который невозможно ни обосновать, ни истолковать рационально, причем слово "трансцендентный" используется здесь мной в специальном психологическом смысле.