Старцы

Молитва – не сделка с Богом,

Если она молитва.

Григорий Поженян

И ещё одна вещь, которая удивила меня в тот день, когда Александр Иванович Таныгин провел первое в его жизни моление в Нижегородской области.

Вещь, о которой я не стал говорить в предыдущей главе, потому что это направило бы размышления сразу не туда.

В священной роще Грозной он обратился к древним богам марийцев. Затем вспомнил почитаемого средневекового владыку этих земель Ош Пондаша. И вслед за ним произнёс имя святого Варнавы. Он попросил, чтобы слышал его православный покровитель Поветлужья, ведь исстари это земля двух народов.

Расстояния в Лесном Заволжье немаленькие. Но даже из тех мест, из окрестностей села Тоншаево, за двести вёрст, ходили люди на могилу святого старца в соседний уезд, в маленький городок Варнавин. Ходили, и это заставляло этнографов XX века рассуждать о двоеверии марийского населения.

Двоеверие – ведь это, наверно, нехорошо? Ведь это неопределённость – по известной поговорке: «не знаю, каким богам молиться». Это всегда порицали православные отцы. И атеистическая наука тоже – как проявление какой-то непроходимой первобытности в более или менее определённом, относительно современном укладе сознания, который, если вдуматься, – совсем даже не современный тоже.

В 1908 году в престольный праздник в Варнавине оказался Михаил Пришвин. И в книге очерков «Светлое озеро» он рассказал о том, как стояли в ту ночь на Красной горе толпы народу, как блестела в темноте внизу огромная река. И из церкви вынесли ветхую книгу о Варнаве. «В огромной книге – все чудеса святого, вся жизнь: как он поселился в лесу, как возил лес на медведе, исцелял слепых, глухих, немых. Чтение на всю ночь. Так когда-то давно-давно по всей древней Руси читали такие жития, во всех церквах».

* * *

Мы снова и снова мучительно думаем об одной дате в Лесном Заволжье.

1417 год.

Да, уже говорилось, что она воспринималась как самая первая дата в здешней истории.

Чёрная дата – был разграблен и сожжён Великий Устюг, многие жители его погибли. Сотни были угнаны в плен.

Памятник Варнаве в посёлке Варнавино. Скульптор Александр Пшеничный

Дата, располагающая к юбилеям: от этой точки отсчета ведёт, как считается, свою историю Варнавин. Так уж вышло.

Противников, напавших на Великий Устюг, казалось, вряд ли что могло объединить, но ведь случилось же! Это была русская рать с Вятки, татарские войска хана Дервиша и марийские – кугуза Кильдебека. Неудивительно, что пути их тут же разошлись. Кильдебек вернулся в свой город Якшан. Среди тех, кто был захвачен во время набега и по какой-то причине привезён туда, был монах. Или священник. Кильдебек велел его немедля отпустить. Якшан, как мы уже знаем, был городом с христианскими традициями. На площади его стоял храм в честь Николая Угодника, построенный задолго до всех этих событий… Нет, нет: этот пленный должен быть свободен и может вернуться в свой город. Но к удивлению кугуза, тот попросил остаться. Он пожелал служить в Якшане, в храме.

Пожалуйста!..

В молитве, в добрых наставлениях прихожанам проходили, вероятно, дни этого человека в Якшане, и его могли полюбить в городе.

Однако вскоре Варнава объявил, что желает с якшанцами проститься, отправится вести отшельническую жизнь в дикий лес, будет там молиться за них и помогать найти путь к Богу другим. Так делал это Стефаний Пермский, почивший после великих своих трудов в 1396 году: он принёс Божие слово на землю народа перми. Так делал это апостол, во имя которого назван был Варнава, – тот отправился рассказать другим народам о своём великом Учителе.

Настал день, когда устюжанин оттолкнул от якшанского берега свой плот. Божьего человека лес и река прокормят. И ветлужские воды понесли его навстречу неизвестности.

В нескольких местах останавливался на берегу священник. Теперь эти места почитаются как его станы. Рядом с ними стали жить люди. В овражке у нынешнего села Ивановское Варнава, говорят, молился у родника – и вода его с тех самых пор святая.

А поселиться он решил на самом красивом месте, которое встретил на пути, – на Красной горе, возвышающейся над поворотом реки.

Вот что представлялось нам, когда мы вчитывались в строки «Жития Варнавы Ветлужского» – списка конца XVIII века, опубликованного варнавинским краеведом Дмитрием Монаховым. Он нашёл этот документ в Российском государственном архиве древних актов.

А строки, касавшиеся самого Варнавы, в этом житие были просто очень скупы. Переписчик ссылался на другое житие, которое было написано в 1639 году иеромонахом Иосифом в Троицком монастыре, основанном самим Варнавой. Иосиф же писал его «с ветхой книги и со свидетельства преподобного игумена Желтоводского монастыря Пафнутия». Можно посчитать: в книге Монахова публикация «Жития» занимает 115 страниц. Начало – длинное и путаное изложение русской истории: с языческими богами, с князем Владимиром, Батыем, Дмитрием Донским. Конец – длинный, пересыпанный массой подробностей рассказ о многочисленных исцелениях «от гроба преподобного». Середина – собственно житие – всего одна страница! Совершенно беспомощная, корявая имитация хоть какого-то содержательного повествования. «Пришёл из града Великого Устюга на пределы пустые, на реку Ветлугу, и ходил по берегу той реки, обретя себе место на берегу той реки». Известен год и день, когда Варнава «почил, отойдя», и то, что жил старец на Красной горе 28 лет. Посчитать годы, когда он жил в Поветлужье, можно, опираясь на известную нам дату разорения Великого Устюга – 1417-й год, когда Варнава «пришёл».

Так рассказывается история появления Варнавы на Ветлуге. Не узнаем мы ни его мирского имени, ни судьбы в родном городе, ни даже года рождения.

Историю эту на Ветлуге не раз комментировали и излагали за три последних века. Пытались в ней найти какие-то несоответствия, чтобы усомниться в обстоятельствах. Может быть, для того, чтобы почувствовать себя первооткрывателями и знатоками прошлого. Можно прочитать, например, в такого рода литературе, что Варнава прибыл в эти края несколько позднее, когда по велению Ивана III его галичский наместник Михаил Мстиславский совершал походы на марийцев. И с этими людьми, переселившимися с берегов Ветлуги в тайгу, надо было искать согласие, принести им русского Бога.

В Варнавине, носящем имя знаменитого старца, приняли однако версию о том, что святой жил на Красной горе всё-таки с 1417 года. Так, в конце-то концов, возраст посёлка смотрится весомей.

Что это такое – быть отшельником в тайге, представить себе сегодня очень трудно. Каждый час, отстаивая свою жизнь, добывая пропитание, спасаясь от морозов, делая своими руками каждую мелочь из очень нехитрой утвари. Говоря, что поселился праведник «в ста поприщах от ближайшего селения», житие, конечно же, явно преувеличивало: поприщем на Руси назывался путь, который можно проделать пешком за день. «Богу работая в псалмопении и молитвах, питался былием и вершием дубовым, един 28 лет проживе до честного своего Богу отшествия» – говорится о Варнаве. Он жил, подавая пример всем, кто может заглянуть в келью погреться у огня или зайти за советом. Если по-другому, то его проповеди оказались бы просто пустыми словами. Слава о мудром праведном старце, дающем добрые наставления, разнеслась по этому пустынному краю. И у Варнавы появлялись марийцы из поселений, отстоявших отсюда на многие вёрсты, – он изучил их язык. Бывали очень редкие русские охотники, которые заходили на Ветлугу на промысел с обжитой уже в ту пору Унжи. «Возрастом велик, сединами благолепными и брадою изрядно умеренною продолговатою украшен, саном иерей, нравом зело благопотребен, в словах сладкоглаголев и всякими добротами духовными украшен», старец дружил с этим суровым миром, который его окружал. Он умел жить в гармонии с ним, искренне любил его: на Красную гору приходили к нему «диви звери, медведи мнози, живущие близ келии его», «он же ходжаше между ними ака между скотами, зря на них и утешашеся и благодаря великого Бога, яко тии зверие кротки ему быша». И невольно эти строки вспоминаешь сейчас, когда слышишь: Варнава – православный небесный покровитель Ветлуги.

Где она сейчас, эта книга, которую читали в ночь приезда в Варнавин Пришвина?

На этот вопрос нет ответа, зато И.К. Херсонский, автор публикаций об истории костромских монастырей, в конце XIX века детально описал и изложил этот древний фолиант в своей книге «Рукописное житие Преподобного Варнавы Ветлужского». Нам удалось раздобыть её в библиотеке. Но она ничего не добавила для нас к жизнеописанию святого: оно рассказывается по сути теми же словами. И неужели несколько строк – это и всё, что нам известно сейчас о святом, который оставил такой заметный след в истории Поветлужья?

* * *

Неожиданная удача явилась в конце 2015 года. Куда более подробное описание жизни Варнавы обнаружилась в тех уцелевших рукописях, которые были созданы на рубеже XIX и XX веков Дмитрием Барминым-Дементьевым и хранились в Костромском историко-архитектурном музее-заповеднике.

Мы пролистывали один из таких огромных томов, испещрённых мелким почерком, оценивая, о чём идёт речь на каждой странице. И вдруг замелькало имя Варнавы.

18 декабря 1908 года в руках Бармина-Дементьева оказалась старинная рукопись жития Варнавы Ветлужского. По каким-то признакам Дмитрий Петрович датировал её 1639 или 1751 годами.

Дальше – никому неизвестные подробности, которые хорошо вписываются в канву, известную по публикациям.

* * *

Варнава, сообщает Дементьев, родился в 1391 году в Новгороде. Причём родителями его были боярин Андрей Иванович Борецкий и его жена Мария Васильевна, которая вскоре умерла. Именем Варнава он был крещён. С семи лет его обучал грамоте священник, прививая любовь к Богу. В 1404 году Варнава активно участвовал в сборе денег для выкупа новгородского владыки Иоанна. Его держали как заложника великий князь московский Василий и московский владыка Киприан. Новгород в ту пору был городом сепаратистов, которые помышляли увести из орбиты Москвы русский северо-запад. И новая, возвысившаяся столица шла на всё, чтобы этого не случилось. Андрей Иванович Борецкий имел немало собственности на различных территориях, подчинённых Новгороду и соседних с ними, в том числе на Двине и в Поветлужье. На рубеже XIV–XV веков Борецкий участвовал в походах против московских войск. Погиб он, вероятно, где-то на Вятке в 1412 году.

Но Варнава «пришёл» на Красную Гору не из Новгорода, а из Устюга, как и говорится в известных списках. Как это могло получиться?

«Житие», о котором рассказывает Дементьев, это объясняет. В том же 1412 году Варнава уехал в Устюг, который был в ту пору под властью Новгорода, и женился на дочери местного священника Екатерине Васильевне. Вскоре у них родились сыновья Моисей и Евфимий. А служил Варнава в том же Устюге в одной из церквей.

В 1417 году во время нападения врагов на Устюг жена и дети погибли в горевшем доме. Сам же Варнава в это время молился в храме. Когда в церковь вбежали враги с мечами, он ожидал, что тоже будет убит. Но Варнаву привели к Кильдебеку. И тот приказал своим воинам дать Варнаве похоронить погибших устюжан и совершить над ними обряды. А потом взять его с собой в Якшан, находившийся на месте Кажирова. Та Никольская церковь в Якшане строилась при кугузе Байбороде, который, если верить житию, на склоне лет принял православие. Но после его смерти церковь была разрушена и сожжена.

* * *

Отчего такое особое отношение к Варнаве?

Ответ рукопись Дементьева дает неожиданный. Кильдебеку он приходился родственником!

В своей книге «Расшифрованная „Илиада“» выдающийся историк Лев Клейн пишет о малоизвестном обычае. У некоторых народов в древности престол наследовал не сын, а зять правителя. Именно поэтому, а не из-за чего-то другого, похищение Елены Прекрасной заслуживало того, чтобы начать Троянскую войну. И царю Одиссею тоже совсем не из ревности, а по политическим причинам стоило разогнать женихов, которые сватались, пока шла война, к его жене. Отсюда и в сказках появляются обещания царя отдать своё царство тому, за кого возьмёт в жёны его дочь.

Приходится читать о том, что должность марийского кугуза не наследовалась. Но после Никиты Ивановича Байбороды она досталась именно его зятю.

Пересказывая «Житие», Дементьев сообщает: одна дочь Байбороды Мария Никитична в 16 лет была отдана в жёны галичскому и костромскому князю Андрею Семёновичу, другая Анна Никитична стала второй женой Андрея Ивановича Борецкого после смерти Марии Васильевны и мачехой Варнавы, однако к 1417 году и её уже не было в живых, третья дочь Матрёна Никитична была женой кугуза Кильдебека. Выходит, Варнава приходился ему племянником. Он даже говорил по-марийски, научившись от мачехи, на это обращает внимание Дементьев.

Кильдебек был крещён, однако исполнял и все обычаи традиционной марийской религии. Он предоставил Варнаве свободу жить в своих владениях и заниматься тем, что пожелает. Например, поселиться в городке при Пыстюге и жениться. Там жили с семьями новгородские бояре Симеон Юрьевич Жадовский и Михаил Юрьевич Рассохин, и у них были дочери.

Но священники не должны заключать второго в жизни брака. И Варнава от этого отказался. Тем более он считал Жадовского и Рассохина «изменниками и разбойниками», сбежавшими из Новгорода и виновными в разграблении многих поселений по Двине. Дементьев пишет, что против них боролись новгородские бояре «Иван Фёдорович и Афанасий Фёдорович, Гаврила Кирилович и Исаак Андреевич Борецкий» – родной брат Варнавы. Исаак, если допустить, что жизнь Варнавы описана верно, был его младшим братом. Считается, что он родился около 1400 года. Став посадником – правителем средневековой Новгородской республики, он обозначил себя как противник Москвы, заключил мир с литовским князем Витивтом. Его имя исчезает из документов после 1456 года. Женой Исаака была Марфа, та самая, которую называют посадницей. Это благодаря ей Борецких в России не забыли. О новгородской вдове были написаны повесть Николая Карамзина и стихи Сергея Есенина. Её имя дали в начале XX века первой титанического размера нефтеналивной барже (длина 155 метров, грузоподъёмность 10 тысяч тонн!), которую построили для работы на Волге по проекту знаменитого инженера Владимира Шухова. Марфа появилась на политической арене Новгорода уже как вдова Борецкого в 1470 году. И, став лидером, жёстко вела линию на полную независимость Новгорода от Москвы. Через несколько лет Иван III, покорив Новгород, увёз оттуда вечевой колокол, а Марфу-посадницу заключил в Зачатьевский монастырь в Нижнем Новгороде. Могила её, умершей в 1503 году, где-то у стен кремля, там, где они ближе всего спускаются к Волге.

Троицкий Желтоводский монастырь в Макарьеве

Но вернёмся к событиям 1417 года, которые описывает Дементьев.

Варнава изъявил желание восстановить церковь и монастырь в Якшане. И, вероятно, очень быстро собрал вместе с иереем Макарием братию – 86 человек. Но в засушливое лето того же года Ветлугу посетила страшная гостья – моровая язва. Почти вся братия умерла. Умерли вместе с семьями Жадовский и Рассохин. Эпидемия прекратила в этом краю все войны. Погибали до последнего человека целые сёла. Вот причина, по которой Варнава и Макарий отправились в путь по Ветлуге. Они верили, что их горячая молитва, призывы к людям обратиться к Богу прекратят эпидемию.

Макарий остался при реке Краснице в Щулепе – там, где сейчас город Ветлуга. Варнава доплыл до Красной горы. И речку около неё также назвал Красницей. Там он поселился, построил землянку… Дементьев считает датой смерти Варнавы, как и многие авторы, 1445 год. И помечает: первое его житие было составлено в 1492 году Фёдором Исаковичем Борецким, племянником Варнавы. Вот это уже вызывает большое сомнение: есть сведения о том, что Фёдор был сослан в Муром и умер там в 1476 году. Впрочем, кто скажет точно, так ли оно было? Да и канонизировали Варнаву только спустя два века: рано было писать его житие в конце XV столетия.

* * *

Рядом с именем Варнавы в тексте Дементьева появляется имя и другого Макария – знаменитого русского святого, Желтоводского и Унженского.

Народные предания тоже рассказывают об их встрече на Ветлуге. К Варнаве Макарий пришёл за духовными наставлениями глубоким стариком, но раз уж явился, значит, считал Варнаву человеком, обретшим огромный духовный опыт.

А уж на что трудной, полной борьбы и лишений была жизнь самого Макария! Нижегородец, родившийся где-то в Петушкове – так назывались улицы за Почайной, он юным отроком приобщился к церковным книгам, к учению и ушёл в Вознесенский Печерский монастырь. Мудрый и добродетельный, он быстро снискал там настоящий почёт. Однако этим тяготился, потому и отправился вести отшельническую жизнь. Он поселился в устье Керженца, и туда к нему потянулись за мудрым словом множество людей. Некоторые возле него оставались жить, и складывалась обитель. Но во время одного из своих походов хан Улу-Мухаммед её разорил и угнал монахов в плен. Как выдержал это Макарий, которому шёл уже девятый десяток?… Он так поразил хана, что тот отпустил его на волю, но взял слово: обители на берегу Волги больше не появится. Предания рассказывают, как несгибаемый старец со своими учениками долгие дни шёл по ветлужской тайге и свято соблюдал пост, хотя, казалось, что силы были на исходе. В житии Макария описывается «чудо о лосе»: монахи хотели убить зверя вышедшего к ним из леса и, наверное, не совершили бы греха, ведь странствующим позволяется не поститься. Но старец запретил им это и сказал: когда пост кончится именно этот лось тут к ним придёт опять. Для тех, кто не поверил, Макарий оставил на лосе метку. Так и получилось: лось пришёл к монахам, когда уже мог стать для них пищей…

Тихон Луховский

Над Ветлугой высится каменный купол храма в селе Макарий в десятке вёрст от Варнавина. Рождественская церковь, построенная в середине XIX века опустела, но смотрится по-прежнему величественно, торжественно. Храма здесь, вероятно, просто не могло не появиться. Называли в прошлом это село Макарий-Притыка и говорили: тут святой и его спутники сделали остановку, приткнулись. И сам Макарий, по преданию, отправился отсюда к другому старцу на Красную гору.

Дмитрий Дементьев называет дату встречи двух святых – 1436 год. И пишет о том, что вместе они двинулись от обители Варнавы вверх по Ветлуге в Кажирово. Монастыря там не было: место это ещё хранило незатянувшиеся следы разорения. Два старца помолились там вместе.

О чём они говорили? Что привиделось им в будущем? Не о судьбе ли этого края они молились – чтобы хранили его добрые высшие силы? Не о том ли, чтобы пришёл в Поветлужье, как и во все края святой Руси, долгожданный покой и мир?

Они виделись только раз. Макарий ушёл через глухую тайгу и болота на Унжу, где был им основан новый монастырь. Там он, помолившись и благословив всех, кто был рядом с ним в келье, умер 25 июля 1444 года.

Не прошло и года, следующим летом, 11 июня умер на Красной горе Варнава. И крещёные им марийцы похоронили старца на вершине горы.

Древние рукописи рассказывают: это Макарий спас город на Унже во время набега казанцев в 1522 году. Когда они принялись брать штурмом укрепления, прогремел гром хлынул ливень, видели огромного светлого воина над вражескими полчищами. А сами враги ослепли от этого зрелища, помутился их разум, и они принялись биться друг с другом, принимая своих за защитников города. В 1535 году Макарий, которому с верой молились жители Солигалича, спас от врага и их город. В годину смутного времени ему молились и верили, что именно от него получили защиту в Нижнем Новгороде, Юрьевце, Суздале. Грозный и светлый старец спасал путников, помогал раненым воинам.

А Варнава веками дарил исцеление тем, кто приходил на его могилу на Красную гору, кто умывался святой водой из его родничка у ветлужского берега. В легендах жизнь старца обрастала всё новыми подробностями. Вот и Пришвину, приехавшему в Варнавин, рассказали, как помогал старец брать Казань Ивану Грозному, хотя случилось это уже спустя век после кончины Варнавы. А святом он был провозглашён в 1639 году.

* * *

В начале XVII века на Красную гору приходят монахи во главе со старцем Сергием и строят Троицкий монастырь с крепостными стенами и деревянными храмами Троицы и Николая Чудотворца. Так продолжается история Красной горы. Обитель, упразднённая в 1764 году, успела обрасти слободой. И во время екатерининской административной реформы была превращена в город. Троицкий и Успенский храмы были построены на её месте. А древний Никольский собор, где находились мощи, продолжал собирать множество паломников по дням памяти святого.

Бурный XX век, казалось, подвёл черту под культом Варнавы. Были разрушены храмы на Красной горе, вскрыты мощи, которые спустя несколько лет исчезли. Рассказывают о том, что их предал земле местный священник отец Павел, затем репрессированный в суровом 1937 году…

Но люди продолжали помнить Варнаву, хранить старинные иконы с его ликом. Он был им дорог, нужен, он давал им надежду, вдохновлял своей силой – человека, который мог жить один вопреки всему на этой нещедрой земле. И сегодня, проехав множество километров, ветлужане идут в Варнавине на Красную гору, спускаются к ключику.

Он ведь где-то тут, рядом. Он бережёт и эту землю, и эту реку, и тех, кто здесь живёт.

* * *

Святые, чей путь пролёг в Поветлужье, суровы.

Здесь запомнили Тихона Луховского, хотя минуло больше пятисот лет.

Он родился всё в том же XV веке очень далеко от этих мест – в княжестве Литовском. В ту пору оно включало в себя и Литву, и современные земле Беларуси. А православие граничило на этих землях с католицизмом. Тимофей – так звали в миру Тихона. Он был из семьи православной, знатной, мы можем предположить, белорусской. Возмужав, Тимофей стал начитанным человеком замечательным воином, жил в Вильне и служил вместе со своим покровителем князем Фёдором Ивановичем Бельским великому князю литовскому Казимиру IV. Бельский, правнук князя Ольгерда, был, как и Тимофей, православным человеком. И наступил такой момент – оба они остро ощутили, как правитель литовской земли начал всё жёстче относиться к их единоверцам. В 1483 году Бельский и Тимофей уехали в Москву. Бельский был принят при дворе Ивана III с большим почётом. А Тимофей вскоре раздал всё своё имущество бедным, ушёл в монастырь и принял иноческое имя Тихона. А потом началась пора его скитаний по монастырям, по глухом окраинам Московской Руси.

В житие Тихона говорится: пришёл он на Ветлугу. И не только проповедовал там веру – учил людей на этих пограничных землях, где прокатывались набеги чужаков, где губили людей невзгоды, что надежда, что грядущее спасение – в твёрдой власти на московского великого князя. Говорится, что был Тихон «в Кажирове, в Никола-Быстрых, в Пышугской и Заводской волостях».

На левом низком берегу Ветлуги в Пыщугском районе на десятки километров стоит единственное село Михайловица – это сырые, не самые уютные места для жизни. Летом сюда можно попасть через понтонный мост – другой дороги нет. Никто не скажет точно, сколько лет здесь живут люди: в старых документах Михайловица значилась как Черкаска, и Архангельское, и Михайловка – по имени одного из братьев, пришедших сюда из Литовского княжества. Окраина Михайловицы называется Кремль. Уроженец села Юрий Волков, полковник ракетных войск, написавший на склоне лет книги об этих местах, нашёл этому объяснение. Не было там никаких укреплений, а был высокий забор и каменные здания небольшого завода, который выплавлял чугун из местной болотной руды. Её называли здесь бурдой, отсюда название соседней деревни Бурдово. Завод этот работал в XVII веке. Других, которые могли бы дать название волости, не было.

В Михайловице, действительно, жива легенда о том, как пришёл сюда по тракту, который тянулся вдоль Ветлуги, от Кажирова, странник – святой Тихон. Жители пожаловались ему: очень им досаждали в окрестных лугах и лесах гадюки. И в самом деле, Тихон, остановился отдохнуть у реки Мостовицы между Михайловицей и Бурдовоми увидел в траве змею. Он смиренно помолился и сказал, что теперь гадюки не будут сюда приползать – на сорок вёрст в округе. И все змеи покинули эти места, до сих пор их нет – жить в Михайловице стало полегче.

Пройдя по Ветлуге, Тихон ушёл за Унжу и за Волгу, на земли, которые сейчас в Ивановской области. Рассказывают, он обустроил родники недалеко от нынешнего города Заволжска – в сёлах Измайлове и Новлянском (там место рядом с источником так и называют Тихонов овраг), недалеко от Вичуги в Семигорье и Борщёвке и в Родниках, которые сейчас стали городом. А для себя местом выбрал берег реки Лух у села Копытова. Тихон жил там в тесной келье. Он проводил дни не только в молитве, но и возделывал небольшой огород, а ещё резал красивую, аккуратную деревянную посуду. Её оставлял при дороге. Крестьяне брали миски и ложки, а на их место клали хлеб. Тихон больше не проповедовал, а стал отшельником. И когда к нему приходили за наставлениями, обычно смиренно говорил: «Отступитесь от меня, не соблазняйте: ведь я и сам очень грешен». Он не говорил лишних слов, но люди видели его праведную жизнь, и был он для многих примером.

В 1498 году владельцем земель в верховьях Луха стал Бельский. Он подарил Тихону и инокам, которые стали жить возле его кельи, место для постройки церкви и скита. Настоятелем монастыря Тихон быть отказался и продолжал до самой смерти – до июньского дня 1503 года – трудиться.

Монастырь, возрождённый на берегу Луха сегодня, как и прежде, немноголюден, не блистает роскошью, лежит в стороне от больших дорог. И человек, который заглянет туда, может не только поклониться святому и просить его о духовной поддержке. Это будет как встреча с аскетичным средневековьем здешних нещедрых пограничных поволжских земель. Откроются за Никольской церковью луга, за ними – петляющий Лух и сосновые леса на том берегу. И вспомнишь добрым словом наших предков, которые обжили эти края. И подумаешь – разве сравнимы наши заботы, наша суета и тревоги в уютном компьютерном мире нынешнего века с их бедами, с их нескончаемым тяжким трудом?

* * *

Перевернув одну из страниц рукописных книг Дементьева, мы нашли текст на марийском языке.

Современные марийцы, конечно же, удивились бы тому, как по старым нормам русской орфографии Дементьев упорно ставил после согласных в конце слов твёрдый знак, хоть и писал на другом языке.

Он пометил: сложены были слова, которые он воспроизводил, самим Варнавой.

Атя мемнынъ, кудо пушто пыль вильно,

Куце пацеешь, лумо Тыненъ, куце толёшь.

Кугуж Тыненъ, куце лияшь воля Тыненъ.

Куце пыль выльне, туге млантемъ,

Кинде мемненъ пешь келешь, пум ляна таце.

Кодо ляне кюсе мемненъ, куце ме кодена.

Кюселенъ мемненъ. Итъ порто мемнанъ пешташ сулокъ,

Но серляге мемнанъ отъ шайтанъ.

Варнава владел марийским. И перевёл для жителей Лесного Заволжья «Отче наш».

Сверху был написан заголовок «Омолитвамъ Юман».

Выходит, марийского и русского Бога Варнава называл одним и тем же словом.