Глава 1 Война в Заливе и раскол исламистского движения

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1

Война в Заливе и раскол исламистского движения

Проснувшись утром 2 августа 1990 года, министры иностранных дел стран — членов Организации Исламской конференции, собравшиеся в Каире на очередное заседание, были поражены, узнав о том, что Саддам Хусейн только что захватил Кувейт.[212] Мусульманское государство, принимавшее у себя участников предыдущей встречи и председательствовавшее на том заседании, было стерто с политической карты другим членом ОИК. Иракские войска оккупировали территорию эмирата практически без единого выстрела и вышли на границу с Саудовской Аравией. Они даже совершили несколько рейдов в провинцию Эль-Хаса, где сосредоточены многие нефтеносные скважины. Саудовская Аравия могла быть оккупирована иракскими войсками всего за три дня. 7 августа король Фахд, «Служитель двух святынь» (Мекки и Медины), призвал на помощь американские войска. В рамках операции «Щит пустыни» несколько сотен тысяч немусульманских солдат, являвшихся гражданами государств международной коалиции под мандатом ООН, высадились на территории Саудовской Аравии. Королевская династия была спасена, но то здание, которое с таким терпением, вопреки всем трудностям на протяжении многих лет возводила саудовская монархия, было разрушено. Таким образом, был положен конец тридцатилетней гегемонии Саудовской Аравии в исламском мире. В 80-е годы саудовская система стойко сопротивлялась многократным попыткам штурма аятоллы Хомейни. Оказывая щедрую финансовую помощь афганскому джихаду, Саудовская Аравия пользовалась заслуженным авторитетом даже у самых радикальных суннитских деятелей. Благодаря созданной ею исламской финансовой и банковской системе она сохранила связи с набожными средними классами мусульманского мира. Через посредство ОИК саудовская дипломатия получала одобрение других государств. Лига исламского мира и другие транснациональные организации, действовавшие в том же духе, распространяли ваххабитскую идеологию на получателей ее благ: мало кто осмеливался, за исключением шиитских кругов, присоединиться к проклятиям, сыпавшимся на Эр-Рияд из Тегерана. Мало-помалу суннитоаш исламистским движениям удалось преодолеть противоречия между «экстремистами», выходцами из слоев неимущей городской молодежи, и «умеренной» религиозной буржуазией: бородатые студенты-медики и инженеры предсказывали всем грядущее воцарение шариата на обломках социализма и лишенного всех моральных устоев Запада.

Детонатором подрыва саудовской системы и краха социального консенсуса, выстроенного вокруг ценностей ваххабитской идеологии, стал персонаж, который никогда не блистал особой набожностью. В числе прочих Саддам Хусейн отправил на виселицу Бакира ас-Садра, одного из основных мыслителей исламизма конца XX века. В отличие от Хомейни у иракского президента не было ни одного титула, подтверждавшего его религиозную легитимность: партия «Баас», приведшая его к власти, выступала за построение светского государства. Светская идеология партии подвергалась проклятиям на мессах во многих мечетях. Во время войны 1980–1988 годов с Ираном Хусейн начал сам прибегать к религиозной риторике, чтобы нейтрализовать обвинения в вероотступничестве, сыпавшиеся на него из Тегерана. Тем не менее и в исламском лексиконе иракского лидера проскальзывали нотки арабизма: Ирак вел войну против «персов» во имя ислама, ведь именно арабы первыми получили Божественное Откровение.

После оккупации Кувейта Саддам Хусейн взял на вооружение у своего бывшего врага, Ирана, обвинения в адрес саудовской династии. Он называл Саудовскую Аравию американским протекторатом — страной, недостойной в силу этого управлять Святыми Местами ислама. Присутствие на территории Саудовской Аравии более полумиллионного контингента американских солдат подкрепляло этот аргумент, тем более что исходил он уже не от персов-шиитов, а от арабов-суннитов, из самого сердца исламского пространства, на защиту и ограждение которого от внешнего влияния Эр-Рияд потратил столько усилий. Консенсус, выстроенный вокруг социально консервативного ваххабизма, привлекавшего к себе со всех сторон почитателей своим ригоризмом и финансовой щедростью, прославлявшего союз между религиозной буржуазией и неимущей городской молодежью, — такой консенсус уже не мог более существовать после войны в Заливе. Придав популистский смысл призывам к джихаду (чтобы компенсировать его слабое доктринальное обоснование), Саддам Хусейн нарушил равновесие внутри исламистского движения в ущерб буржуазии и консерваторов. Господствовавшая в 80-е годы в исламистском движении тенденция к собиранию и объединению под одну руку различных его составляющих, стремление к растворению противоречий между ними в общей идеологии в 90-е годы постепенно сходили на нет: исламистской идеологии будет всё труднее сглаживать социальные противоречия внутри движения. Антагонизм между средним классом и неимущей молодежью будет нарастать. Первый откликнется на попытки правительств кооптировать представителей движения во власть, а вторая ударится в насилие и терроризм.

Хроника последних десяти лет XX века, казалось бы, свидетельствовала об экспансии данного феномена в мировом масштабе и нарастании его мощи. Даже в светской Турции руководитель исламистской партии «Рефах» Н. Эрбакан стал в 1996 году премьер-министром страны, а в Боснии после свержения коммунистического режима к власти пришел Алия Изетбегович, выходец из той же исламистской среды, вынужденный, однако, считаться со светским характером общества. В стане радикалов гражданская война в Алжире вызвала всплеск терроризма в долине Нила, пагубно сказавшийся на египетской туристической индустрии. В Кабуле, спустя всего лишь два года после своего образования, к власти пришло движение «Талибан», а в Чечне с 1995 года исламисты периодически наносили поражения федеральным войскам Москвы. На Западе вслед за террористической акцией во Всемирном торговом центре в Нью-Йорке в 1993 году два года спустя последовали теракты алжирской Вооруженной исламской группы во Франции. В августе 1998 года в Кении и Танзании одновременно были осуществлены нападения на американские посольства. И тем не менее двум движущим силам исламистского движения уже не удавалось организовывать массовые выступления, которые в свое время привели к победе иранской революции. Многочисленные акции насилия являлись прежде всего свидетельством политического бессилия движения, слабость которого объяснялась разногласиями в его среде. Кроме того, ни одному видному идеологу исламизма не удавалось стать достойным преемником Маудуди, Кутба и Хомейни. Их эпигоны не могли предложить целостной картины видения мира, в котором были бы устранены социальные антагонизмы. Экстремистские группы публиковали свои собственные манифесты, в которых борьбе против «уклонистов» уделялось столько же места, сколько и обличению «безбожников». Интеллигенция, связанная с религиозными средними классами, была вынуждена высказываться за демократию, права человека (читай, женщины), свободу слова — за всё то, что обходили молчанием или яростно отвергали основоположники исламизма. Позиция исламистской интеллигенции позволяла ей заключать союзы со своими единомышленниками-атеистами, направленные против авторитаризма властей, что вынуждало ее пересматривать доктринальные положения своей теологической теории. В результате подобной ревизии под сомнение ставилось само понятие исламистской личности, что вызывало гнев непримиримых, в стане которых начинали слышаться призывы к вендетте. Нараставший в 90-х годах кризис движения имел глубокие социальные, политические, экономические и культурные корни. К этому мы вернемся немного позже. Первым свидетельством этого кризиса стала война в Заливе и мощнейшее идеологическое наступление Саддама Хусейна, предпринятое им против саудовской гегемонии. Последствия этой войны скажутся в двух плоскостях. В международном масштабе она нанесла урон тщательно пестовавшейся религиозной легитимности Саудовской Аравии, от которого даже после поражения Ирака ей было очень трудно оправиться. В мусульманском мире под ударом и подозрением оказались исламистские организации, обострились противоречия внутри самого движения. Война привела даже к возникновению в самой Саудовской Аравии оппозиционного исламизма, выступавшего против королевской семьи Саудидов.

Во время войны, развязанной ранее Ираком против Ирана, в 1983 году в Багдаде была созвана Исламская народная конференция, целью которой стала выработка религиозного обоснования войны в ответ на анафемы, звучавшие из Тегерана в адрес «вероотступнического» баасистского режима Саддама Хусейна. В конференции приняли, в частности, участие видные исламские священнослужители, связанные с саудовскими кругами. После вторжения в Кувейт 2 августа 1990 года иракский режим, лишенный отныне саудовской поддержки, предпринял попытки оторвать от Эр-Рияда суннитские исламистские движения, вышедшие из «Братьев-мусульман» или близких к ним по духу идеологических течений. Преследуя эту цель, Саддам Хусейн, на знаменах которого с недавних пор было начертано «Аллах Акбар» («Велик Аллах») и который в кадрах кинохроники отныне красовался простершимся ниц в молитве, превратил пиратский набег на Кувейт в этакий джихад с морализаторским и социальным подтекстом. Эмиры династии Аль Сабах — правители государства, искусственно созданного британским колониализмом, — были, по его словам, всего лишь пешками Запада, использовавшими доходы от нефти для беззастенчивогого личного обогащения. Аннексируя эмират, Ирак-де возвращал себе принадлежавшую ему ранее «девятнадцатую провинцию» и расширял выход к морю. При этом предполагалось, что Ирак действует во имя единства арабов и мусульман, решив передать на нужды «обездоленных» доходы, которые эмиры транжирили в казино и дворцах. Эта пропаганда не утруждала себя вхождением в догматические тонкости: она делала акцент на стремлении ислама к справедливости (присущее ему как и другим религиям) и перекидывала мостки между исламом, арабским национализмом и тьер-мондизмом. Благодаря черному золоту Кувейта Ирак мог бы стать предводителем бедных стран в противостоянии новому мировому порядку по-американски. Для оправдания аннексии эмирата иракская пропаганда создала прочную идеологическую платформу. В условиях вспыхнувшего патриотического порыва Саддам попытался примирить между собой националистов и исламистов, невзирая на их идеологические противоречия. Были собраны воедино многочисленные свидетельства проявления недовольства по всему мусульманскому миру, разочарования в порядках и образе жизни развитых стран Запада. Подвергая нападкам Саудовскую Аравию, иракская пропаганда тем самым вносила раскол в ряды исламистского движения, натравливая одних исламистов на других. Багдад стремился лишить Саудовскую Аравию ее религиозной легитимности. Для Эр-Рияда, который в течение десяти лет успешно сдерживал наступление Ирана, умело играя на принадлежности Хомейни к шиитско-персидскому меньшинству и финансируя афганский джихад, этот новый вызов был гораздо более серьезным. Он исходил из суннитского арабского мира, от соседнего государства, армия которого угрожала границам королевства, в тот самый момент, когда в Саудовской Аравии находилось полмиллиона солдат-«безбожников». Американские войска с их капелланами и раввинами были призваны для спасения страны, которую ваххабиты с гордостью называли священной и в которой они под этим предлогом запретили исповедание любой другой религии кроме ислама.

Все подконтрольные саудовцам международные организации, служившие в прошлом целям борьбы с насеризмом, а затем — сдерживанию иранский идеологической экспансии, были мобилизованы против Саддама Хусейна. Однако не все союзники Саудовской Аравии откликнулись на этот призыв. Многие из прежних ее почитателей делали это нехотя, демонстрируя замешательство и симпатии к делу Ирака со стороны масс правоверных. Впервые после октябрьской войны 1973 года стало невозможно купить доверие с помощью нефтедолларов: панегирик Саудовской Аравии мог слишком повредить репутации улемов и исламистской интеллигенции. Саудовская монархия была вынуждена обратиться за помощью и поддержкой к таким авторитетным в исламском мире институтам, как Аль-Азхар в Каире. Эр-Рияд полагал, что за два десятилетия постоянных финансовых вливаний полностью подмял под себя влиятельнейшие религиозные учреждения, но, несмотря на это, те не утратили своего престижа. Заключение Аль-Азхара, вставшего на сторону саудовцев, было более убедительным, вызывало меньшее сомнение, чем фетвы идеолога ваххабизма шейха Абд аль-Азиза бен База.

Организация Исламской конференции, проводившая свою очередную сессию в момент начала оккупации Кувейта иракской армией, подавляющим большинством голосов выразила поддержку эмирату и осудила его аннексию Ираком; однако пять участников, помимо Ирака, не присоединились к данной резолюции (среди них ООП, Иордания, Судан), а два других члена ОИК (в частности, Ливия) воздержались от голосования.[213] В сентябре в Мекке под председательством Раббани, руководителя афганской партии «Джамият», прошла чрезвычайная конференция Всемирной исламской лиги. В ее работе приняли участие более 200 представителей различных стран, многие из которых находились в финансово-экономической зависимости от Саудовской Аравии. Конференция осудила иракское вторжение и от имени ислама оправдала обращение за иностранной военной помощью. Большинство влиятельных исламистских движений, однако, с большой осторожностью подошли к этому вопросу, пытаясь найти нейтральный выход из щекотливой ситуации. С одной стороны, идеологически их симпатии были на стороне Ирака, с другой — они опасались лишиться поддержки и помощи нефтяных монархий Залива. Несколько дней спустя после конференции в Мекке руководители стран — участниц Всемирной исламской лиги собрались на встречу в Аммане по приглашению иорданских «Братьев-мусульман». На этой встрече была сформирована делегация, отправившаяся в столицы конфликтующих государств и в Тегеран. Заключительное коммюнике было выдержано в обтекаемых тонах, ни одна из сторон не подвергалась резкой критике. Нарекания были высказаны только в адрес присутствия войск НАТО вокруг Святых мест ислама — камень в огород саудовской монархии.

С приближением объявленного ООН ультиматума Ираку, согласно которому, если тот не уйдет из Кувейта, то 15 января начнется операции «Буря в пустыне», оба противника созвали в тот же день два параллельных заседания Исламской народной конференции, учрежденной в 1983 году в Багдаде при поддержке Саудовской Аравии в противовес Ирану. Заседание, прошедшее в иракской столице, закончилось призывом к джихаду против Запада, войска которого обвинялись в осквернении Мекки и Медины. Его участники являлись выразителями популистской поддержки, которой удалось заручиться Саддаму Хусейну: кроме исламистов, среди них можно было встретить улемов, отражавших энтузиазм своей паствы (например, лидеров главных мечетей Парижа и Марселя), а также арабских националистов. На заседание соперничающей стороны, состоявшееся в Мекке, прибыли шейх Аль-Азхара и Мухаммад аль-Газали, авторитетный в социально-консервативных исламистских кругах, а также самые преданные клиенты саудовцев: здесь поносили «заблудших» улемов, поддерживавших Саддама Хусейна, — знак, свидетельствовавший, что последнему удалось расколоть к своей выгоде исламское поле, над которым еще раньше установил контроль Эр-Рияд.

После окончания боевых действий и поражения Ирака «война конференций» продолжилась в других местах. 25 апреля Каир и Хартум приняли тех, кого развело желание контролировать исламское пространство. В Каире — месте расположения Аль-Азхара, шейх которого уважил своих коллег в Мекке, когда почти никто не выступал на их стороне, посланцы Аравии не преминули еще раз воспользоваться его помощью. Учреждения египетского ислама разработали различные проекты, нуждавшиеся в финансировании. Разгром иракских войск американской армией при поддержке европейского и арабского контингентов оставил у простых людей ощущение горечи, и улемы, санкционировавшие его, не видели никаких поводов для восторга. Чтобы залечить идеологические раны, требовалось срочно активизировать социальную работу, а на ее обеспечение следовало изыскать средства. Счет был предъявлен Саудовской Аравии. В тот же день в Хартуме по приглашению Хасана ат-Тураби, серого кардинала исламистского режима, приветствовавшего вторжение Ирака в Кувейт, открыла свою работу Арабо-мусульманская народная конференция. В ней приняли участие «Братья-мусульмане», прибывшие со всего мира, и родственные им движения, а также Ясир Арафат и другие арабские националисты, принявшие сторону Багдада. Похожая по названию на иракскую Мусульманскую народную конференцию, прошедшую в январе того же года, она ставила своей целью укрепить движение сторонников Саддама Хусейна в мусульманском мире, втянуть в него остатки арабского националистического движения — прежде всего интеллектуалов, более тонких и сметливых, чем их бородатые коллеги, — и «растворить» их всех в международном исламистском движении с более радикальной, нежели у ваххабитов, риторикой с примесью популизма и тьер-мондизма. Конференция претендовала на то, чтобы стать прочной альтернативой инстанциям, находившимся под саудовским контролем и влиянием (таким, как ОИК и Лига исламского мира), и провела еще два заседания в 1993 и 1995 годах.[214] Хартум не мог продолжать конкурировать с саудовскими идеологическими машинами, хорошо смазанными и щедро финансировавшимися. Однако инициативы Тураби свидетельствовали о сохранявшемся расколе мирового исламского пространства — отражении социальных и идеологических размежеваний, происходивших в этом движении в каждой стране.