4. Полемика о времени преложения Св. Даров

4. Полемика о времени преложения Св. Даров

Римо–католическая доктрина, которую изложил Медведев в своем сочинении, давно уже проникла в южнорусские богослужебные и церковные сочинения. Отчетливо выражена она в Служебнике Гедеона Балабана (1604) и в Служебнике виленского издания (1610). Самый распространенный Служебник митрополита Петра Могилы (издание 1629 г.) содержит еще греко–православное учение, но переиздания 1639 и 1646 гг. — уже римо–католическое. Кроме того, эта доктрина изложена в самых разных южнорусских богословских сочинениях, нашедших широкое распространение в Московской Руси [899]. Из них следует упомянуть очень распространенную в ту пору книгу Феодосия Сафановича «Выклад о Церкви святой» (1667), которая в 1667–1674 гг. выдержала в Южной Руси четыре издания, переводы этой книги на русский язык (написана она на малороссийском, или украинском, наречии) сохранились в рукописях XVII в. Для своих толкований богослужения Восточной Церкви автор в основном использовал сочинения Симеона Фессалоникийского († 1429) [900] и других писателей, причем учение о времени преложения Святых Даров излагалось в соответствии с римо–католической доктриной [901]. Как уже упомянуто, Симеон Полоцкий почти в это же время изложил подобное учение в своем сочинении «Жезл правления» (1666) и в беседе с Епифанием Славинецким, состоявшейся в 1673 г. Но тогда Полоцкий был еще очень влиятельной личностью, и, кроме того, после ссылки Никона в Москве не было твердой церковной власти [902]. В 1682 г. умер царь Федор; царевна Софья, взявшая в свои руки бразды правления, и ее любимец князь В. В. Голицын сочувствовали западным влияниям [903], поэтому некоторое время со стороны церковной власти не принималось никаких мер. Сильвестр Медведев спокойно мог продолжать свои ученые занятия, и именно тогда он написал уже упомянутое здесь сочинение «Хлеб Животный».

Настоящие богословские споры разгорелись через несколько лет, когда православная партия получила основательную поддержку от «мудрейших самобратий», греков Иоанникия и Софрония Лихудов. Они прибыли в Москву в 1685 г. с рекомендацией от Константинопольского патриарха, чтобы преподавать в ожидавшей своего открытия академии [904]. Сильвестр Медведев с самого начала отнесся к обоим братьям враждебно, ибо их приезд перечеркивал его планы. Дело в том, что Полоцкий или Сильвестр составили устав академии, который преподнесен был царю. Но устав не был утвержден, и Сильвестру было лишь позволено по–прежнему руководить училищем в Заиконоспасском монастыре; для училища построено было только два специальных здания, произошло это, по–видимому, не без вмешательства Иоакима [905], и в этом Сильвестр увидел для себя оскорбление. Устав академии тем временем был переработан (возможно, в пересмотре его участвовал и монах Евфимий), в результате решено было вместо латинского языка преподавать греческий. Академия должна была стать хранительницей чистоты греческой веры и оплотом в борьбе против ересей [906]. Было также запрещено приглашать для преподавания выходцев из литовских и южнорусских земель, «того ради, что прежде таковии являются любы совершенно благочестивыя, а потом по малу развратная словеса вере всевати и оныя непорочности целость терзати починают» [907].

Личные взаимоотношения между Медведевым и Лихудами тоже были далеко не благожелательными. Для братьев–греков, которые своими притязаниями несколько напоминали Симеона Полоцкого, после некоторых хлопот с их стороны, построили особый каменный дом в Заиконоспасском монастыре, где настоятелем служил Сильвестр Медведев. Так получилось, что в одном монастыре жили и писали свои полемические сочинения те, кто вскоре оказался противниками в разгоревшемся споре. Впрочем, между Лихудами и Евфимием установились тесные взаимоотношения, ибо Евфимий мог приобрести от них богословские познания и использовать их неприязнь к Медведеву.

Однако вначале Евфимий, который, вероятно, очень скоро познакомился с сочинением Медведева «Хлеб Животный», сам нападает на Медведева и пишет ответ на «Хлеб», под названием «От святых отец на защищение Восточной Церкви» [908]. Опровергая утверждения Медведева, Евфимий опирается на выдержки из отцов Церкви и на свои беседы с Епифанием Славинецким, он считает, что учение о преложении Святых Даров, как его изложил Медведев, заимствовано из «Православного исповедания» Петра Могилы 1645 г., которое, по убеждению Евфимия, было «латинским». Трудно сказать, насколько Евфимий был самостоятелен в своих рассуждениях [909]. Но абзац, в котором Евфимий превозносит «здравое умствование» греческого богословия, возможно, говорит о помощи, которую он получил от ученых братьев Лихудов.

Медведев, возмущенный, вероятно, больше всего насмешливыми замечаниями Евфимия о «латинской науке», — хотя это было вполне справедливо, ибо «Хлеб Животный» написан деловым, научным языком, — пишет теперь с большим раздражением и полемическим задором «Книгу о манне Хлеба Животнаго». Впоследствии на допросе (осенью 1689 г.) Медведев скажет [910], что «Манну» он написал «по указу царевны Софьи Алексеевны» [911]. В «Манне» Медведева, известной лишь в списках, поскольку она была сожжена по приговору Собора 1690 г., еще раз подробно излагается римо–католическое учение о преложении Святых Даров, с многочисленными цитатами из святоотеческих творений, из южнорусских сочинений и даже из «Служебника» Гоара [912].

Уже сочинение «Хлеб Животный» побудило Евфимия не только вступить в полемику, но и в качестве самого сильного оружия привлечь на свою сторону братьев Лихудов с их богословскими познаниями. Поскольку братья не владели русским языком, Евфимий либо перевел для них сочинение Медведева, что маловероятно, либо ознакомил братьев с основными положениями «еретика». Братья написали свой ответ на греческом языке, который на Печатном дворе, под редакцией Евфимия, был переведен на славянский [913]. «Акос, или Врачевание, противополагаемое ядовитым угрызением змиевым» — так озаглавили авторы свое сочинение [914] и подчеркнули, что написано оно по приказу обоих царей, царевны Софьи и по благословению патриарха. Из этого видно, что в ноябре 1688 г. в богословском споре принял участие и глава Русской Церкви.

Но Медведев не был одиночкой. Например, священник по имени Савва Долгий с большим рвением распространял в Москве выдержки из «Манны» и списки с нее. Был еще некий диакон Афанасий, который в келье Медведева приготовлял эти списки и делал извлечения, а чтобы ускорить распространение сочинения, привлек себе на помощь еще нескольких переписчиков. На допросе певчий из Заиконоспасского монастыря показал, что зимой 1687/88 г. «к нему–де, Селиверстку, приезживали многие знатные люди (вероятно, какие–нибудь бояре. — И. С.) и гостинныя сотни… а разговоры–де у них бывали о словах Христовых» (то есть о времени преложения) [915].

Из этих кругов, либо разделявших воззрения Медведева, либо проявлявших к ним определенный интерес, вышло еще одно сочинение, под названием «Обличение на новопотаенных волков», автор которого яростно полемизирует с «темнообразными иноземцами» (то есть Лихудами), используя бранные слова, вроде «бешеные собаки», «скверные нетопыри», «слепые совы», «неукротимые на Христовы овчата волки». После достаточно пространного вступления автор излагает римо–католическую доктрину, опираясь в основном на южнорусские сочинения [916]. Хотя братья Лихуды автором «Обличения» считали Медведева, это едва ли так. Язык сочинения, множество ругательств, цитаты из южнорусских писателей — все это говорит против авторства Медведева, это не соответствует ни его характеру, ни стилю его работ. Даже монах Евфимий назвал автора этого сочинения «безымянником».

Медведев в ту пору занят был работой над своим собственным полемическим трудом, предназначенным для опровержения утверждений «Акоса», очень ясно и отчетливо излагавшего православное учение о времени преложения, с широким использованием богословской литературы, ибо братьям–грекам нельзя отказать в богословской образованности. В начале осени 1688 г. Медведев, наконец, завершил свою критику «Акоса». Называлась она «Известие истинное православным и показание светское о новом правлении в Московском царствии книг древних». Это обширный труд [917], состоящий из двух частей. Первая часть, примерно четверть всего труда, посвящена истории исправления богослужебных книг с начала XVII в., главным образом в эпоху патриарха Никона и дальше до Собора 1667 г., не без справедливых критических замечаний автора об этом предприятии. Не совсем ясно, для чего Медведев написал это вступление, возможно, он хотел показать, что в сочинения, которыми пользуются его противники, вкралось много ошибок. Дальше, без всякой связи, следует вторая часть, представляющая собой научно–богословское исследование [918], где автор твердо отстаивает свою точку зрения. Возможно, именно это упрямство Медведева привело к тому, что осенью 1688 г. он потерял место справщика на Печатном дворе, где он и Евфимий были самыми знающими и дельными специалистами [919].

«Православная партия», однако, продолжала свою полемику против Медведева. Появился труд «Истины показание», написанный, несомненно, Евфимием, хотя автор говорит в нем от имени Софрония Лихуда [920]. В нем Евфимий полемизирует и с «Известием истинным» Медведева, и с «Обличением» «безымянника», которое Евфимий на этот раз приписывает Медведеву и ставит ему в вину положения этого сочинения. Кроме того, в спор вступил представитель церковной иерархии — Холмогорский архиепископ Афанасий, некоторые богословские сочинения которого здесь уже упоминались. Два его труда, к сожалению, сохранившиеся лишь в рукописях и известные из весьма неудовлетворительных описаний, посвящены вопросу о преложении Святых Даров согласно учению греко–православной Церкви [921].

Этот вопрос, однако, постепенно вышел за рамки богословского спора. Обе точки зрения получили широкое распространение среди народа. К Медведеву заходили самые разные люди и вели с ним дискуссии; у него были единомышленники и среди московского духовенства: священник Савва, диаконы Афанасий и Иаков, монах Антон Муромец. Даже в московском гарнизоне, в стрелецких полках, «латинская партия» вызвала интерес к себе и обрела приверженцев [922]. Очень характерным для религиозности этой эпохи было то на первый взгляд необъяснимое обстоятельство, что «латинская партия» встретила поддержку в кругах, близких к расколу. В ходе реформ, предпринятых Никоном, авторитет греков и их богословия пал и в глазах противников Никона, и даже сомневающихся. Медведев в первой части «Известия истинного» еще раз подверг этот авторитет острой критике, указывая на ошибки в исправлениях Никона. Не последнюю роль сыграл и тот факт, что «греческой», или «православной», партией руководил патриарх Иоаким, который своими крутыми мерами и преследованиями вызвал вражду и ненависть у раскольников и у тех, кто тайно им сочувствовал. В «Остене», отредактированном и частично написанном Евфимием, говорится о горячих дискуссиях в народе. Существовала ведь и внешняя сторона этого богословского спора, которая давала материал для таких дискуссий, будучи весьма важной для московитов. По чину Божественной литургии при произнесении установительных слов «Приимите, ядите» священник, совершающий литургию, склоняет голову и в этот момент звонят в колокола. Существовал распространенный обычай, по которому люди, не молившиеся за литургией, находясь в это время дома или на улице, осеняли себя крестным знамением. Внешним обрядам придавалось в ту пору «литургическое» значение, и эпоха раскола еще больше усилила это обрядоверие [923].

Богословский спор постепенно становился делом всего общества и оказался связанным с политическими настроениями в Москве. Взаимоотношения между царевной Софьей и подрастающим царем Петром становились все более напряженными [924]. Медведев принадлежал к партии Софьи: он много общался с начальником Стрелецкого приказа окольничим Федором Шакловитым, который обязан был своей карьерой царевне и подстрекал в ее пользу стрелецкие полки, кроме того, Медведев пользовался благоволением всемогущего князя В. В. Голицына, любимца царевны [925], и самой царевны. Это были основания для выдвижения против Медведева политических обвинений. Патриарх стоял тогда на стороне Петра, прозападные настроения которого в ту пору еще не выявились так резко, как у Софьи и Голицына; к тому же Петр был еще молод, а партия его матери, царицы Натальи, всегда была за московскую старину, которую воплощал в себе патриарх. Сыграла роль и личная неприязнь Иоакима к Медведеву, до патриарха доходили слухи, что Медведев высказывается о нем с насмешкой, как это показали потом на допросе некоторые свидетели. Более того, ходили слухи, что в окружении Голицына было решено вместо Иоакима поставить патриархом Медведева или, по крайней мере, сделать его преемником Иоакима [926]. Было бы странно, если бы после этого Иоаким не возненавидел Медведева.

8 августа 1689 г. правительство Софьи было свергнуто, и она в иноческой рясе провела последние 15 лет своей жизни в Новодевичьем монастыре, скончалась она в 1704 г. Князь Голицын 9 сентября был отправлен в ссылку, Шакловитый и другие сторонники Софьи арестованы, подвергнуты допросу с пристрастием и пыткам. 12 сентября Шакловитый был казнен. Медведев вынужден был бежать, но по пути его опознали и схватили. Как изменник и заговорщик против царя Петра, Медведев тоже не избег допроса и пыток, при этом его враги получили хорошую возможность лжесвидетельствовать против него, ибо в действительности Медведев, как это видно из следствия по делу Шакловитого, не имел никакого отношения к его заговору. Несмотря на это, Медведев был осужден на смерть. Он оказался жертвой политических и религиозных страстей. «Кажется, вся вина Медведева, — пишет Е. Белов, основательно изучивший «розыскные дела», — состояла в том, что царевна Софья и В. В. Голицын, уважая его ум, мечтали его назначить, в случае успехов своих замыслов, в патриархи» [927]. «Медведев, — пишет И. Шляпкин, объективно и основательно изучивший всю историю спора о преложении Святых Даров, — пал не жертвой характера своего или заблуждения, а благодаря неблагоприятно сложившимся для него историческим обстоятельствам и проискам Лихудов» [928].

Но Медведев был казнен не сразу, вначале его выдали патриарху для церковного суда над ним. В январе 1690 г. состоялся Собор, который, «собственно, не был Собором», как совершенно справедливо замечает И. Шляпкин, ибо в его деяниях участвовало лишь четыре архиерея и патриарх. Медведев был лишен монашества (он был иеромонахом) и приговорен к пожизненному заключению, его сочинение «Манна» было сожжено [929]. Несмотря на этот приговор, светская власть предала Медведева казни, казнен он был 11 февраля. Шляпкин считает, возможно вполне оправданно, что произошло это не без вмешательства Иоакима [930].

В «Остене» помещено сообщение «О ростриге, бывшем монахе Сильвестре Медведеве», к которому приложено его «Покаянное исповедание» [931]. Неизвестно, действительно ли это «Покаянное исповедание» написано самим Медведевым. На нем нет его подписи, в отличие от «Покаяния» Саввы Долгого, который как приверженец Медведева тоже предстал перед церковным судом; суровое осуждение своих собственных богословских мнений, принятие православного учения о времени преложения и, наконец, проклятие своих сочинений, которые писались с таким рвением и такой убежденностью, — все это вызывает у читателя сомнения. Возможно, «Исповедание» было зачитано Медведеву, когда представители патриарха пришли к нему в келью, чтобы добиться от него отречения. Они хорошо знали, что дни его сочтены, поэтому «Исповедание» можно было оставить и без подписи. Иоакиму и Евфимию это «Исповедание» было просто необходимо. Иоакиму — потому, что оно наносило удар по приверженцам Медведева, ибо его мученическая кончина могла в их глазах только подтвердить правоту его убеждений, и вот теперь «Исповедание» перечеркивало все его богословские рассуждения. Для Евфимия оно явилось подтверждением правоты «православной партии» и могло служить чем–то вроде вознаграждения за труды, которые он понес, участвуя в полемике.

«Исповедание» Медведева помогло поколебать позицию «латинской партии», ведь некоторые епископы в Киевской митрополии явно или тайно разделяли богословские мнения Медведева [932], да и в московском епископате положение было не простым. В то время как архиепископ Холмогорский Афанасий однозначно стоял на стороне «православной партии», что подтверждают его уже упомянутые сочинения, позиция митрополита Казанского Адриана, будущего патриарха, а также Иова, архимандрита Высокопетровского монастыря, впоследствии Новгородского митрополита, была не совсем ясной, если, конечно, можно доверять замечаниям архимандрита Гавриила и иеродиакона Дамаскина (первый принадлежал «латинской партии», а второй — «православной») [933]. «Православную партию» решительно поддерживал архимандрит Игнатий Римский–Корсаков (в 1692–1700 гг. он был митрополитом Сибирским), написавший «Житие и завещание патриарха Иоакима», в котором патриарх прославляется как святой, чем автор, вероятно, хотел подготовить его канонизацию [934]. Промежуточную позицию в споре обеих партий занимал, например, Маркелл, митрополит Псковский (1681–1690) и Казанский (1690–1698), образованный человек, знавший латинский, французский и итальянский языки, после кончины Иоакима бывший одним из кандидатов на патриарший престол [935]. Митрополит Рязанский Павел (Моравский) (1681–1686), если судить по его окружному посланию духовенству своей епархии, разделял «латинские» воззрения [936]. К «латинской партии» принадлежал и архимандрит Симонова монастыря Гавриил Домецкий. Вначале он держался в тени, но после казни Медведева был переведен в Иверский монастырь. В 1704 г. Домецкий управлял новгородским Юрьевым монастырем, в епархии митрополита Иова, и в ту пору им написано было сочинение «105 вопросов», в котором он отстаивает римо–католическое учение о преложении. Сочинение иеродиакона Дамаскина из Чудова монастыря «105 ответов Домецкому» завершает полемику о времени преложения [937].

Спор между «греческой», или «православной», и «латинской», или «западной», партиями весьма характерен для последней четверти XVII в. Взгляды и сочинения Медведева, вне всяких сомнений, оказали определенное влияние на церковную жизнь. Что было причиной этого влияния? Было ли это проникновением католицизма в церковную жизнь Московской Руси? Появились ли благодаря этому какие–либо новые возможности для соединения Церквей? На последний вопрос можно с уверенностью дать отрицательный ответ. Если бы даже была принята одна из богословских доктрин римо–католической Церкви (допустим, что Медведев и его приверженцы стали победителями, а их воззрения приняты всеми и санкционированы свыше), тем не менее пришлось бы решать еще много других вопросов. К тому же нельзя забывать, что Петр не особенно жаловал римо–католическую Церковь, находясь под явными протестантскими влияниями. В результате раскола во 2–й половине XVII в. все религиозные вопросы стали носить весьма острый и болезненный характер. «Латинская партия» — следствие южнорусского церковного влияния, и хотя в Малороссии было много сторонников католической доктрины о преложении, но вражда к римо–католической Церкви была слишком велика. Например, Лазарь Баранович разделял католическую доктрину, но он был убежденным противником римо–католической Церкви. Как раз из Южной Руси одновременно с католическим влиянием в Москву попадала и антикатолическая полемическая литература. В то время как первое можно считать фактором, благоприятствовавшим соединению, последняя была, конечно, средством противодействия ему.

Деятельность и воззрения Медведева и его приверженцев следует рассматривать совсем в другом плане. Это было ничем иным, как проникновением совершенно новой системы мышления в духовный мир Московской Руси. Московский консерватизм теперь, во 2–й половине XVII в., особенно после потрясений никоновской эпохи, не мог оставаться в своей застылой неподвижности. Западные влияния способствовали росту критического мышления, подобно тому как в середине XVI столетия протестантскими влияниями питался критицизм Башкина или Косого, и вопрос о преложении, особенно из–за разномыслия по нему, дал новому, растущему, ищущему освобождения способу мышления первую возможность практического применения. Совершенно случайно вопрос этот оказался догматическим. Не ошибемся, если скажем, что для Медведева, хотя, конечно, не для его противников, это был не догматический, а научный вопрос. Медведев заметил, что учение православной Церкви не так систематизировано, как у римо–католиков [938]. Поэтому сочинение «Известие истинное» особенно характерно для него. В биографии Медведева нужно, с одной стороны, искать истоки русского научного богословия, а с другой — она представляет собой главу в истории русского критицизма, постоянного свойства русского характера и мышления, с его исканиями и неудовлетворенностью. Медведев выглядел бы уместнее на исторической сцене в новой, петровской Руси, там он нашел бы себе роль, соответствующую его образованию, уму и любознательности, и мог стать одним из помощников Петра в его реформах. Иоаким, несомненно виновный в смерти Медведева, лишил Петра одного из его будущих сподвижников — может быть, и намеренно, из ненависти и отвращения ко всему, что проникало в Московскую Русь с Запада.