Глава 16. Бичевание в Филиппах

Глава 16. Бичевание в Филиппах

Павлу казалось, что он нашел, наконец, город, в котором он сможет остановиться и, не торопясь, заложить глубокое основание веры.

Каждый день он ходил с друзьями к берегу реки; здесь, недалеко от дороги, Павел и Сила разъясняли и проповедовали Евангелие, привлекая внимание проходящих мимо путешественников и горожан. Однажды, в августе, примерно на двенадцатый день после прибытия в Филиппы, Павел и его спутники шли по Виа Эгнация к реке. И вдруг позади них раздался пронзительный, высокий крик: "Сии человеки — рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения!"

Павел решил не обращать внимания на этот крик. Потом Лука узнал, что кричала девушка-служанка, "прорицательница", привезенная из Дельф — всемирно известного святилища Аполлона на южном склоне горы Парнас, возвышающейся над Коринфским заливом. Государственные мужи и послы советовались с Дельфийским Оракулом; и эта девушка из Дельф, одержимая "духом прорицательным", привлекала большое количество желающих узнать будущее и приносила этим большой доход своим господам. Ее способности настолько ценились, что в Филиппах образовался целый "синдикат", наживавшийся на пророчествах одержимой злым духом девушки.

На следующий день за спиной проповедников снова раздался этот странный крик: "Сии человеки — рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения"! Павел снова ничем не показал, что слышит эти слова, хотя они немало его встревожили — ему вовсе не хотелось, чтобы какой-то злой дух из Дельф или откуда-нибудь еще "рекламировал" их проповедь. Ведь Сам Иисус приказал злым духам и бесам замолчать, когда они кричали устами одержимых: "Ты Сын Божий!" Узнавший об Иисусе от злых духов и демонов остается во власти сатаны и становится лжеучеником, что еще хуже, чем вовсе не знать Иисуса. "Прорицательница" каждый день надоедала проповедникам своими криками, и Павел уже не мог выносить это спокойно.

До этого случая Павлу, может быть, не приходилось изгонять злых духов, хотя он совершал "знамения и чудеса" в Галатии, хотя мы и не знаем в точности, какие это были чудеса. Дельфийский оракул был крупным и влиятельным средоточием сил зла. Возможно, Павел сомневался в своей способности справиться с таким противником — совладать с Дельфами было труднее, чем заставить ходить калеку из Листры.

На третий или четвертый день Павел и Сила снова шли той же дорогой к месту для молитв, на берег Гангита. Но не успели они дойти до городских ворот, как пронзительный, высокий голос опять нарушил их покой: "Сии человеки — рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь спасения!" Отвращение Павла к бесстыдной эксплуатации несчастной одержимой, отвращение к жалкой пародии на благовествование, исходящей из ее уст, вырвалось, наконец, наружу. Павел повернулся к ней и сказал: "Именем Иисуса Христа повелеваю тебе выйти из нее!"

Лицо девушки внезапно просветлело, исчезла дикость во взгляде, голос стал ровным и спокойным.

Господа девушки-прорицательницы, сопровождавшие ее повсюду и собиравшие деньги, пришли в ярость. Достаточно было взглянуть на нее, чтобы понять, что она больше не будет пророчествовать. Вместо весьма доходного предприятия они имели теперь простую девушку-рабыню, годную лишь на уборку и подметание полов. Владельцы девушки, старые вояки, решили, что лучший способ защиты — немедленная контратака. Повернувшись к Силе и Павлу, они стали кричать, что совершено преступление, и призывали присутствующих быть свидетелями. Толпа, онемевшая от изумления при виде совершенного Павлом чуда, пришла в дивжение, увлеченная решительностью обвинения. Все начали кричать на апостолов и гнать их, подталкивая, к центру города.

Магистраты колонии сидели на форуме, на возвышении напротив гимнасиума, окруженные ликторами. Судебные слушания еще не закончились, и чиновники удивились внезапному вторжению толпы, ворвавшейся на площадь с противоположного конца: крича и ругаясь, солдаты и тоговцы тащили за собой двух чужестранцев. Апостолов вытолкнули на открытое пространство перед магистратами. Согласно существующим правилам, случаи такого рода должны были решаться сразу же, на месте.

С юридической точки зрения доводы владельцев девушки выглядели неубедительно: в законах ничего не говорилось о "потере пророческих способностей" в результате вмешательства третьей стороны. Неясно, можно ли было требовать возмещения ущерба через суд в таких сомнительных ситуациях. Но рабовладельцы хотели отомстить и отомстить жестоко:

— "Сии люди возмущают наш город…" — начали обвинители.

Глядя на раздраженную, кричащую толпу, чиновники поверили этому.

— "Они — Иудеи…"

Это было серьезным обвинением. Там, где появляются иудеи, всегда возникают беспорядки, говорили власти, и император Клавдий незадолго перед тем изгнал иудеев из Рима. Почему бы Филиппам — "маленькому Риму", не последовать примеру столицы?

— "Они проповедуют обычаи, которые нам, Римлянам, не следует ни принимать, ни исполнять".

Еще хуже. Чиновники, как правило, не одобряли неофициальных верований, считая, что они нарушают общественный порядок, а в данном случае общественный порядок был, без сомнения, нарушен. У судей не возникло никаких сомнений. Чем больше волновалась и кричала толпа, тем более необходимо было принять немедленные меры успокоения. Рушилась римская дисциплина, и чиновники отвечали за это.

Торопясь, они даже не дали обвиняемым выступить в свою защиту. Дело велось по-латыни. Павел знал латынь, но ему не дали заявить о своем римском гражданстве или никто не услышал его голос в наступившей сумятице.

Никто даже не вынес официального обвинения или приговора — просто отдали приказ ликторам приступить к наказанию. Ликторы вынули прутья. Владельцы девушки не скрывали своего удовлетворения, и толпа немного притихла. Палачи подошли к проповедникам и сорвали с них всю одежду. Когда все увидели покрытую шрамами спину Павла, ни у кого не осталось сомнений, что перед ними — преступники. Апостолов подвели к столбам для бичевания. Их не связали — вокруг было достаточно сильных рук, чтобы удержать проповедников, если они начнут отбиваться.

Когда кровь хлынула из ран, толпа снова зашумела от возбуждения. Людям нравилось смотреть, как особенно жестокий удар разрывает кожу, нравилось слушать, как истязуемый, не в силах терпеть, вскрикивал от боли. Молитва помогла Павлу и Силе перенести боль. Ликторы, подбодряемые криками толпы, продолжали сечь, пока спины проповедников не превратились в сплошную кровавую рану. "Удары жгут, как огонь", — пишет современный мученик, пастор Рихард Вурмбранд, которого часто секли в тюрьмах, — "спину как будто поджаривают на нестерпимом огне, в печи, нервный шок ужасен".

Чиновники остановили наказание, когда апостолы уже начинали терять сознание, и отдали другой приказ. Ликторы оттащили неспособных идти проповедников через форум, по Виа Эгнация, в тюрьму, выстроенную на склоне холма под акрополем, невдалеке от театра. Тюремщику, ветерану-легионеру, было приказано строго следить за узниками, как за опаснейшими преступниками, которых, скорее всего, перевезут для нового суда в столицу провинции и сошлют в рабство, на императорские галеры. Окровавленных, все еще обнаженных проповедников провели через главное помещение тюрьмы, где мелкие воры и разбойники ожидали приговора, и втолкнули в тесную темницу через узкий, низкий проход. В темнице находилось хитроумное приспособление, предназначенное одновременно для пыток и для обеспечения безопасности. Широко расставленные ноги арестанта помещались в отверстия между тяжелыми деревянными досками и крепко зажимались. Кисти рук и шея тоже зажимались между досками, причем тюремщик, если хотел, мог закрепить доски в невыносимо неудобном для арестанта положении.

Но приказа для дальнейших пыток еще не было, и апостолов бросили на землю, закрепив между досками только ноги. Потом в камеру бросили их разорванные одежды, и тюремщик ушел.

За стенами тюрьмы солнце вставало над Пангейским хребтом. Лука и Тимофей собирали верующих и молились об освобождении апостолов. Возможно, Павел вспоминал об этих молитвах, когда писал филиппийцам впоследствии из нового заключения: "Ибо знаю, что это послужит мне во спасение по вашей молитве и содействием Духа Иисуса Христа…"

Павел и Сила лежали бок о бок на каменном полу, не в силах говорить от боли. Кровь постепенно сворачивалась, но сидеть в колодках было еще неудобнее, чем лежать израненной спиной на камнях, и боль не проходила. Ноги их онемели. Они подложили одежды друг другу под спины, но это не избавило их от холода.

Заснуть не удавалось. Сначала они не могли даже молиться. Но когда первый шок прошел и боль немного ослабла, они осознали, что с ними, римскими гражданами в римской колонии, поступили вопреки всем законам. Оскорбление, унижение, боль — где найти защиту от них, где искать поддержки? Подавленность, может быть, даже сожаление о происшедшем овладели ими. Воистину, они "учились всему и во всем". Но время шло, и новое сознание, новое чувство наполнило их души. Тот, Кто любил их, Тот, Кто не оставил их, потерявших сознание — Он всегда рядом, Он приведет их к победе! Он претерпел худшие страдания и Он победил! Апостолы начали молиться.

Молитва следовала за молитвой. Сначала тихо и неуверенно, потом все громче, проповедники начали петь. (Павел часто писал о музыке и пении — не исключено, что у него был хороший голос). Они пели не для того, чтобы просто подбодрить себя — звучал гимн Тому, Чье присутствие и близость превозмогали боль, гнев, мрак и холод:

"Дабы пред именем Иисуса

Преклонилось всякое колено

Небесных, земных и преисподних…"

Невольно возникает мысль, что знаменитый монолог Павла в Послании к Филиппийцам о Сыне Божьем, уничижившим Себя Самого, о смерти и славе Его, представляет собой текст гимна, уже известного филиппийцам, гимна, который они пели вместе с Павлом. И если это действительно так, то гимн этот мог быть сочинен апостолами ночью, в филиппийской тюрьме, когда страдания их сменились радостью, и дух апостолов, свободный от колодок, не зная преград, вознесся далеко в ночные небеса:

"И всякий язык исповедал,

Что Господь Иисус Христос

В славу Бога Отца".

В главном помещении тюрьмы преступники, лежавшие, прислонившись к стене, каждый думая о своем личном ничтожестве и слабости, ожидая пыток, тяжелого труда и смерти, услышали песнь, доносящуюся из темницы. Они видели истерзанные спины проповедников, видели, как бесчувственные тела их бросили в камеру — и теперь эти полуживые калеки пели, и пели радостно! Необычайное, заразительное чувство радости, мира и надежды наполнило души всех заключенных.

Тюремщик спал беспробудным сном в своей сторожке, выше по склону холма.

Павел и Сила запели громче. Узники слушали. Вдруг всю тюрьму сотряс мощный толчок землетрясения. Землетрясе-. ния обычны в Македонии, особенно летом, но в этот раз удар был настолько сильным, что колодки ослабли, железные кольца, к которым были прикованы цепи других узников, выпали из треснувших стен, решетки с шумом выпали из окон, замки сломались и двери распахнулись настежь. Тюремщик проснулся.

Он вскочил с кровати, схватил короткий меч и выбежал в темный тюремный двор. Он увидел, что двери тюрьмы распахнуты. Если узники сбежали, для него все кончено — он головой отвечал за них. Чувство ответственности у римских легионеров было развито до такой степени, что одна мысль о позоре и наказании была для них страшнее смерти. Старый солдат извлек меч, чтобы сразу же покончить с собой. Ножны упали на землю, и звон стали разнесся далеко в ночи. И тогда тюремщик услышал голос, раздавшийся из глубины тюрьмы: "Не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь!"

В лунном свете, внизу, виден был город, спокойный и неповрежденный, как всегда. Сильный толчок ощущался только под холмом, где находилась тюрьма. Для всякого македонянина землетрясение — сильное или слабое — было проявлением воли разгневанных богов. Значит, боги разгневались именно на тюремщика, если землетрясения нигде больше не было. Солдат испугался. Странное дело — узники не сбежали и еще кричат ему: "Не делай себе никакого зла!" Эти избитые иудеи больше заботятся о нем, тюремщике, чем о своей свободе! Все это было недоступно его пониманию.

Дрожа от страха, он приказал своим проснувшимся, еще более напуганным рабам зажечь факелы. Нельзя было терять ни секунды — разгневанный бог мог вызвать новое землетрясение. До тюремщика, конечно, дошли слухи о том, кто были эти два иудея и чему они учили: они служили какому-то божеству и говорили о пути спасения.

Факелы зажглись, и тюремщик вбежал в тюрьму вслед за рабами, торопясь к темнице апостолов. Он увидел Павла и Силу, стоящих спокойно, с ясными лицами, среди грязи и запустения. Солдат бросился к их ногам: "Государи мои! Что мне делать, чтобы спастись?"

— "Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой".

Несколько рабов и семья тюремщика сбежались к темнице и стояли около прохода. Другие узники, гремя разорванными цепями, стояли вокруг, движимые теми же чувствами, что и тюремщик. И тогда Павел и Сила, со слипшимися от грязи волосами, покрытые запекшейся кровью, "проповедали слово Господне ему и всем, бывшим в доме его".

Потом тюремщик вывел их наружу. Во дворе тюрьмы был колодец или источник, и тюремщик, с помощью рабов и женщин, своими руками промыл раны проповедников.

Сразу после этого, при свете факелов, апостолы крестили его, рабов и семью.

Приняв крещение, тюремщик ввел апостолов в свой дом, чтобы накормить их, голодавших несколько дней. "И возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога". Когда занялась заря, он все еще сидел с Павлом и Силой, расспрашивая их об Иисусе и разделяя с ними невероятную радость, снизошедшую и разлившуюся вокруг и внутри них.

Рано утром в тюрьму прибыли ликторы с приказом освободить двух иудеев — вчерашнее наказание было сочтено достаточным; но чужеземцы, конечно, должны были оставить город. Ликторы ждали во дворе, чтобы проводить проповедников за пределы города, а тюремщик, обрадованный тем, что наказаний больше не предвидится, поспешил в дом, чтобы сообщить Павлу приказ властей: "Прислали отпустить вас; итак выйдите теперь и идите с миром".

Но Павла такой исход событий не устраивал. К удивлению испуганного тюремщика он сказал: "Нас, римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? Нет, пусть придут и сами выведут нас".

Дело было серьезное. Тюремщик не усомнился в том, что Павел и Сила — римские граждане. Во-первых, он уважал их, а во-вторых, никто не стал бы рисковать и ложно объявлять себя римским гражданином: за это полагалось смертная казнь. Когда ликторы передали магистратам слова проповедников, с чиновников слетела вся их важность и спесь. Согласно трем римским законам — "закону Валерия", "закону Порция" и более позднему "закону Юлия" — римский гражданин не мог подвергаться телесному наказанию, если он выполнял приказы магистратов. Даже в случае прямого неподчинения должен был состояться суд с привлечением свидетелей и защиты. Публичное бичевание Павла и Силы ставило самих магистратов в положение преступников, нарушивших важнейшие римские законы. Если этим двум иудеям вздумается пожаловаться вышестоящим властям, чиновники потеряют свои места! Остается только потакать им во всем, выполнять все их требования и надеяться, что они не напишут жалобу.

Чиновники поспешили к тюрьме, вошли в дом тюремщика и принесли апостолам свои извинения. Павел и Сила ничего не ответили, зная, что юная филиппийская церковь лучше всего будет защищена, если магистраты города впредь будут сидеть, как на иголках, ожидая всевозможных неприятностей. К тому же, представлялся удобный случай обратить внимание самих властей на новое учение, принесенное в Филиппы римскими гражданами — может быть, в судьях, ликторах и их рабах проснется интерес к христианству.

Со всевозможными почестями, окруженные небольшой толпой любопытных, удивленных поспешным прибытием магистратов в тюрьму, апостолов вывели из тюрьмы. Их вежливо просили удалиться из города, чтобы не нарушилось спокойствие. Первым делом Павел и Сила — может быть, вместе с тюремщиком — отправились в дом Лидии. Туда сбежались все христиане, которые смогли отлучиться с работы. Павел рассказал им все, что произошло в тюрьме, и верующие возблагодарили Бога, укрепляясь духом и дивясь провидению Господню. Рано еще было назначать старейшин и пресвитеров в этой небольшой церкви, но Лука, несмотря на сильное желание сопровождать своих больных, израненных наставников, согласился остаться на время в Филиппах и руководить новой паствой. Лука мог прокормить себя медицинской практикой.

Тогда Павел, Сила и Тимофей, взяв посохи, отправились в путь — на северо-запад, через мост, вверх по долине реки.