Иисус и мессианство

Иисус и мессианство

Самым очевидным свидетельством является поведение Иисуса в Храме. Я уже указывал, что его следует трактовать нс как попытку реформ, а как символ предстоящего суда. Кто же властен вынести приговор Храму? Царь, действующий по воле Бомжей. Так называемый «торжественный въезд» в Иерусалим и поведение Иисуса в Храме вполне соответствовали представлениям народа о царе. Ближайшей аналогией в истории Израиля можно считать въезд в Иерусалим Иуды Маккавея (2 Макк. 10, 7), которого встречали с пальмовыми ветвями после победы над язычниками и возобновления жертвоприношений в святилище. Благодаря этим событиям, Маккавеи основали династию, правившую Израилем в течение целого столетия. В поведении Иисуса четко прослеживаются те же притязания на царство.

Символизм сам по себе красноречив, однако нельзя полагаться только на него. Есть большое преимущество в том, чтобы рассматривать поступки, и только потом — их словесное объяснение. Действия Иисуса в роли Мессии сопровождаются несколькими высказываниями, содержащими в себе «царственный» подтекст и пояснявшими, порой завуалировано, значение происходивших событий. У нас есть возможность исследовать всего три такие «загадки» (Мк. 11, 27 — 12, 12; 12, 35–37).

Прежде всего встает вопрос о власти. Какой властью Иисус творил все это? Какое право он имел уподобляться Мессии, и кто дал ему это право? Встречный вопрос об Иоанне Крестителе, обращенный Иисусом к своим собеседникам, нельзя рассматривать как искусного попытку отвлечь от себя внимание. В нем скрыт ответ на их вопрос. В Евангелиях от Матфея, Марка и Луки Иисус неоднократно называет Иоанна последним из великих пророков, Илией, которому надлежало прийти. Но если Иоанн и есть Илия, то сам Иисус должен быть, по меньшей мере, Мессией. Более того, именно в момент крещения Иисус был помазан Духом на повое служение, иными словами, стал помазанником Божбим — Мессией.

Справедливость такого толкования подтверждает следующая за этим более пространная притча. История о злых виноградарях повествует о целой череде отвергнутых пророков и, наконец, об отвергнутом Сыне. Подобно многим другим, эта притча рассказывает историю Израиля, оканчивающиеся сценой суда. Однако помимо всего прочего, это еще и история самого Иисуса. Виноградари, отвергнувшие сына, навлекли на себя остекление. То же самое Иисус предсказал, а теперь и продемонстрировал, в отношении города и Храма, пренебрегших его словами. Итак, в этой притче Иисус еще подробнее поясняет свои действия.

Притча завершается загадочным замечанием о сыне и камне. «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главного угла» (Мк. 12, 10). Это цитата из Псалма 117, псалма паломников, воспевающих строительство Храма и возобновление в нем богослужений и жертвоприношений. Иисус заявил таким образом о своем намерении построить эсхатологический Храм. Кроме того, видение Даниила (Дан. 2) о камне, который, оторвавшись от горы, разбил истукана и сам превратился в царство, заполнившее всю землю, часто истолковывалось в мессианском свете. Также немало из тех, кто читал Книгу пророка Даниила в первом веке, обнаруживали у него своеобразную игру слов: «камень» («eben») и «сын» («ben») созвучны в иврите. Кульминацией истории о виноградарях является убийство ими сына. Однако именно он и есть тот самый мессианский «кaмень», который отвергли строители. Впоследствии же он лег в основание всего строения. Господству его противников (а также их Храму) пришел конец, но его Царство пребывает вовек. Это загадочное высказывание дает дополнительное, более глубокое пояснение действий Иисуса в Храме.

Третья интересующая нас загадка заключается в вопросе Иисуса о Господе и Сыне Давидовом (Мк. 12, 35–37). Как же может Мессия быть Сыном Давидовым, если в Пс. 109 он назвал его Господом? В этом вопросе некоторые просматривают отрицание мессианской связи между Иисусом и Давидом, однако такая трактовка ошибочна. Разумнее предположить, что он свидетельствует о переосмысления личности Мессии из рода Давидова. В частности, Иисус опроверг расхожие представления о нем как о грядущем царе–воине. Однако было бы странно использовать для этой цели воинственный Псалом 109. Я сам считаю, чтo данный вопрос имеет двоякий смысл. Прежде всего, далее в псалме царь назван «священником вовек по чину Мелхиседека». Это дает ему власть над Храмом, так что вопрос Иисуса служит дополнительным косвенным разъяснением его намерений. Во–вторых, весь псалом в общем и приведенный здесь стих в частности добавляют новые штрихи к портрету Мессии — изображение сцены вступления на престол. Воссевший на престоле будет судить народ Израиля. Таким образом Иисус утверждает свое право вынести приговор и Храму, и его служителям. Тем самым он одновременно подтверждает свою принадлежность к роду Давидову и заказывает на свое право называться его Господом. Более подробно об этом будет сказано в следующей главе.

Все эти загадочные высказывания естественным образом вписываются в заявления самого Иисуса. То же можно сказать и о следующем отрывке — так называемой апокалиптической проповеди в Мк. 13 и параллельных местах, упомянутой нами во второй главе. Достаточно отметить наличие в данном отрывке четкого мессианского подтекста, подчеркнутого и тем, что Иисус в нем именует себя «сыном человеческим». В первом веке, как свидетельствует труды Флавия, 4–я книга Ездры и другие источники, в образе Сына Человеческого, пострадавшего от рук зверя и спасенного, многие иудеи видели грядущего Царя.

Это может оказаться полезным и в рассмотрении одной из наиболее спорных тем — иудейского суда над Иисусом в Мк. 14, 33–65 Стало привычным, и даже в некотором смысле традицией, видеть в описании допроса Каиафы ряд нелогичных заключений. Считается даже, что оно отражает не события жизни Иисуса, а дальнейшее развитие богословской мысли ранней Церкви. В определенных ученых кругах поставить эту трактовку под сомнение значит навлечь на себя осуждение, ранее обращаемое лишь против богословов–еретиков.

Однако если читать этот отрывок в более широком контексте, он обретает новое, вполне связное звучание. Каиафа задал Иисусу вопрос о его действиях в Храме. Такое начало естественно, поскольку именно они, скорее всего, явились непосредственной причиной его ареста, Не услышав ответа, Каиафа прямо спросил Иисуса, считает ли он себя Мессией, Этот следующий шаг логичен и очевиден для тех, кто сумел установить связь между Храмом и Мессией. Ответ Иисуса следует считать утвердительный В подкрепление своих слов он привел цитаты из двух библейских отрывков, уже сыгравших свою роль в его мессианских «загалках» Пс. 109 и Дан. 7 — «Узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы» и «грядущего на облаках небесных». Иными словами, Каиафе предстояло стать свидетелем окончательной победы Иисуса, доказательством которой явились события, последовавшие за его смертью. В то же время старая общественная система и ее главный символ были обречены на гибель. Это последнее заявление не только отвечает на вопрос о мессианстве Иисуса, но и раскрывает смысл его поведения в Храме и предложенных им загадочных объяснений. Кроме того, оно позволяет понять, почему первосвященники так легко передали Иисуса на суд римского прокуратора, объявив самозваным царем, а сам Пилат приказал пришить в изголовье креста табличку с надписью «Царь иудейский».

Исторически такая последовательность событий ставит все на свои места. Она не оставляет сомнений в том, почему последователи Иисуса признали его Мессией после его воскресения. По мере того, как перед нами разворачивается общая картина, мы видим, как хорошо в нее вписывается многое в служении Иисуса до eгo появления в Иерусалиме. Среди свидетельств, редко упоминаемых в этой связи, есть несколько отрывков, где говорится о наметившемся противостоянии между Иисусом и Иродом, претендовавшим на титул иудейского Царя. В Кумранских свитках содержатся интересные тексты, содержащие указания на мессианство Иисуса, которых мы могли бы и не заметить. Праздничные пиршества Иисуса с разноликой группой последователей символизировали грядущий пир Мессии. Об этом свидетельствуют также множество притч и кратких высказываний. Иисус никогда не сомневался в своем призвании Мессии, но лишь в Иерусалиме эта уверенность стала очевидной, выразившись скорее в символических действиях, чем в словах. Рассматривая поведение Иисуса в Храме как отправную точку своего исследования, мы убедимся, что Иисус ощущал свое мессианство по крайней мере с момента своего крещения. И хотя его служение в Галилее и Иерусалиме очевидно несло на себе печать пророческого, в нем безошибочно угадывались и мессианские черты.

Разумеется, речь идет о переосмысленном понятии Мессии, которое должно было соответствовать обновленному представлению о Царстве Божьем. Иисус считал себя центром притяжения для истинного Израиля, возвращенного на родину, для подданных Царства Божьего. Однако эти Царство, народ и Мессия были совсем не похожи на такие, какими их ожидало увидеть большинство иудеев. Иисус призывал своих слушателей следовать по иному пути национального самоопределения. Мы не можем не признать его убежденность в собственном призвании идти пo этому пути в качестве помазанника Божьего и сделать для Израиля (а следовательно, и для всего мира) то, чего не мог или не хотел делать сам Израиль. Переосмысленное Иисусом понятие Мессии ни словом, ни делом не выхолило за рамки его проповеди царства. Оно должно было помочь Израилю исполнить свое предназначение, избрав для этого путь, который никто не мог себе даже представить. Иисус пришел от имени народа Яхве, чтобы положить конец изгнанию, возродить завет и даровать прощение грехов. Он пришел ради спасения Израиля и восстановления Божьей справедливости в мире.

Но как это сделать. Судя по деятельности мессианских и подобных им иудейских движений, можно было ожидать следующего: Иисус отправится в Иерусалим, вступит в бой с силами зла и взойдет на престол как Мессия, истинный Царь Израиля. В определенном смысле Иисус оправдал эти ожидания. Однако все произошло не так, как представляли себе его последователи.