Эммаус на полотне художника Луки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эммаус на полотне художника Луки

Прежде всего, Лука настойчиво убеждает читателей в том, что смерть и воскресение Иисуса стали удивительным исполнением библейских пророчеств. В каждом из ключевых моментов главы (ст. 7, 26 и далее, 44 и далее) он подчеркивает один и тот же факт: рассказанное им имеет смысл лишь в качестве кульминации истории, начатой Моисеем, пророками и псалмопевцами о Боге–творце, дарующем миру спасение через свой народ, Израиль. Теперь эту миссию Бог возложил на своего Помазанника, Иисуса. Здесь нам придется ограничиться лишь одним из свидетельств этой неразрывной связи.

То, как Лука поведал нам главную историю данной главы, невольно вызывает аналогию с Быт. 3. Мужчина и женщина в саду приступают к выполнению данной им задачи — нести образ Божий во вновь сотворенный мир, нести его любовь, заботу и мудрость всем существам. Но женщина отведала запретный плод и дала мужчине, и они ели, «и открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги» (Быт. 3, 7). Охваченные горем и стыдом, на пороге незнакомого им мира «терний и волчцев», они затеяли спор о том, кто виноват.

Лука объявляет, что ситуация поменялась. Если я правильно понимаю, двое учеников, о которых идет речь, были супружеской парой, Клеопой и Марией (ср. Ин. 19, 25). Жизнь среди терний и волчцев оказалась для них слишком сложной. Охваченные горем и стыдом они готовы были расстаться с последней надеждой. Выслушав удивительное толкование Иисусом Писания, они вошли в дом. Иисус взял хлеб и, благословив, преломил его. «Тогда открылись у них глаза, и они узнали его» (оригинальный греческий текст обнаруживает близкое сходство с Быт. 3, 7 в переводе Септуагинты). Таким образом эти ученики одними из первых стали соучастниками в возрождении мира. Неся в себе образ Божий, они явили его всепрощающую любовь и мудрое руководство — иными словам, Царство Божье — всему творению. В своем комментарии Эрли Эллис указывает, что трапеза в Эммаусе восьмая по счету в Евангелии, тогда как Тайная Вечеря была седьмой. Первая неделя окончена. Пасха положила начало новому творению. Настало время нового мироустройства. Изгнанию пришел конец — не только для Израиля, томившегося в фактическом и духовном вавилонском плену, но и для всего рода человеческого, изгнанного когда–то из райского сада. Новое устройство мира, возможно, не соответствует представлениям людей, однако им придется свыкнуться с мыслью о том, что оно стало реальностью. Им самим предстояло не только наслаждаться его благами, но и быть его посланниками в мире.

В новых условиях по–новому открывается нам и личность Иисуса. Обратите внимание, как Лука сопоставляет свой рассказ с одной из более ранних историй о посещении маленьким Иисусом Храма (Л)с 2, 41–52). Все жители деревни пришли тогда в Иерусалим на праздник Пасхи. По окончании торжеств родители Иисуса вместе с семьей и друзьями отправляются в обратный путь. Внезапно они обнаруживают, что Иисуса с ними нет. Они в панике. Родители в спешке возвращаются в Иерусалим и три дня проводят в поисках. Наконец они находят Иисуса в Храме. «Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему ?» — говорит он им. «Но они не поняли сказанных Им слова,

Вернемся к нашей истории. Праздник Пасхи на исходе. Двое учеников покидают Иерусалим. Три дня они провели в тягостном ожидании и теперь уходят из города. На этот раз Иисус идет с ними, оставаясь неузнанным. «Или вы не знали, — говорит он им, — что так надлежало быть?» Тогда глаза их открылись, они узнали его, и исполненные радости поспешили обратно в Иерусалим.

Построив композициею своего Евангелия таким образом, Лука представил нам своеобразное историческое переложение Пс. 41 — 42. В Лк. 2 перед нами предстают Мария и Иосиф, жаждущие Бога и не находящие его, стенающие вдали от Иерусалима. Двое в Лк. 24 также опечалены. Но внезапно их озаряет свет божественной истины, и Иисус открывается им в толковании Писания и в хлебопреломлении. Он возвращает их в Иерусалим, град Божий, где сбываются надежды и обетования. Последняя строчка Евангелия от Луки продолжает Пс. 42, 4: «Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога». Где–то в пути их в буквальном и переносном смысле настиг свет Божьей истины и привел их обратно в его святое присутствие, туда, где надежда сменяется радостью, а печаль ликованием.

Но каким образом это произошло? Все дело в том, что Мессия сам принял на себя боль Израиля и всего мира, томившихся в юдоли страданий и слез. Он был унижен и подавлен, враги окружили его со всех сторон. В Гефсиманском саду Иисус произнес троекратный рефрен Пс. 41–42: «Душа моя скорбит смертельно», а на кресте воскликнул словами Пс. 41, 10: «Скажу Богу, заступнику моему; для чего Ты забыл меня?» Он стал олицетворением страдающего Израиля. Он отправился в изгнание вместе с Израилем, вместе с человечеством, когда–то покинувшим райский сад, вместе со всей Вселенной — дабы тем самым искупить пленников и вернуть им свободу. На кресте, в воскресении, в тишине пасхального утра Иисус стал живым воплощением Пс. 42, 3. В нем воссиял свет истины Божьей, когда в ответ на тысячелетние молитвы Господь послал его, дабы привести народ на святую гору, в обители свои, возвратить их из юдоли слез в край надежды и радости. Но где же в этой истории свет и истина Божьи? Разве не они, неузнанные, встречают учеников на дороге, открывая для них Писание и удивительным образом являясь им в хлебо преломлении? Разве не следует нам заключить также, что вечером страстной пятницы свет и истина Божьи, подобно огненному столпу, явились в Голгофской пустыне, за городскими стенами, за стенами сада, в обители слез, где, казалось, Бог навеки скрыл свое лицо от людей?

Последнее, что необходимо подчеркнуть в рассказе Луки, касается главного символа, тщательно воспроизведенного в самом сердце Эммаусской истории. Ученики узнали Иисуса, когда он взял хлеб, и благословив, проломил его (ст. 30 и далее). Несколькими стихами позже Лука в нескольких словах передает взволнованное объявление учеников. Они рассказали всем о случившемся с ними по дороге домой (как нам уже известно, речь шла об исчерпывающем толковании Писания, пересказе Божьей истории), а также о том, что Иисус открылся им в преломлении хлеба. Всякий имеющий уши не может не услышать сказанного. Ведь последний раз Иисус преломил хлеб на Тайной Вечере (22, 19). А свои первые впечатления о ранней Церкви Лука передает в следующих словах (Деян. 2, 42): «Они постоянно пребывали в учении апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах». «Преломление хлеба» оказалось в этом перечне только потому, что несло в себе особую значимость. Для своих первых читателей Лука, в качестве главных составляющих церковной жизни, связал воедино хлебопреломление с толкованием Писаний, слово с таинством, повествование с символом. Сердце наполняется теплом, говорит нам Лука, когда истинная история открывается нам в Писании, а Господь — в преломлении хлеба. Эти два явления неразделимы. Они взаимно истолковывают друг друга, свидетельствуя о новом мире и новом призвании, о Божьем Царстве и, более всего, о самом Иисусе — Господе Вселенной, чье пришествие в мир стало решающим моментом в истории Израиля.

Новое прочтение Лукой Ветхого Завета помогает нам поместить Пс. 41–42 в характерный христианский контекст. Место Храма, где Бог обещал пребывать со своим народом, постепенно и решительно занимает сам Иисус. А на смену храмовым богослужениям приходит преломление хлеба в его имя. Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься. Уповай на Бога — Слово, сделавшееся Плотью, на Бога, стенавшего в Гефсиманском саду и тщетно взывавшего к Отцу с Голгофского креста; на Бога, который неузнанным является нам на нашем пути, даруя свет и истину, ведущие нас на святую гору и в обители его, который готовит нам трапезу в виду врагов наших и открывается нам в преломлении хлеба. Уповайте на Господа, ибо мы будем еще славить его, спасителя и Бога нашего.