Вступление

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Вступление

Я уже давно привык к вопросам: «Был ли Иисус Богом?» и «Знал ли Иисус о том, что он Бог?» Это важные и насущные вопросы, однако, прежде чем на них можно будет дать ответ, их необходимо переосмыслить.

Дело в том, что слово «бог» — или «Бог» — понимается разными людьми по–разному. В современном Западном мире оно уже почти никогда не ассоциируется с традиционными идеями тщательно продуманного христианского вероучения. Вследствие этого происходит нечто поразительное; если я просто отвечу утвердительно на оба вышеупомянутых вопроса, у большинства моих собеседников создастся представление, с которым я сам никогда бы не согласился. Я не думаю, что Иисус отождествлял себя с существом, которое обычно подразумевается под словом «бог» многими из наших современников.

На самом деле, когда житель модернистского Запада произносит слово «бог», он имеет в виду деистического бога эпохи Просвещения; удаленное, отвлеченное существо, которое в каком–то смысле, возможно, и ответственно за сотворение мира, однако по большому счету он, скорее даже, оно, недоступно для людей и не имеет ничего общего с повседневной жизнью и болью мира в его теперешнем состоянии. Сама мысль о «божественном вмешательстве» является в данном случае смешением категорий: такой бог и думать не стал бы во что–то «вмешиваться». Конечно, многие христиане, желая теоретически обосновать свое ощущение Божьего присутствия и его силы и не отказываясь при этом от идеи его обособленности от мира, говорят о «чудесном» вмешательстве Бога в мирские дела. Хотя логически это не представляется возможным, уверяют они, Бог все же не связан законами логики и при необходимости волен нарушать собственные правила. Но совсем не таким изображает Бога Библия, И, что еще важнее, совсем иное представление о Боге было у Иисуса.

В тo же время интерес ко всему, что хотя бы отдаленно напоминает «религию» или «духовность», в нашем послеатеистическом мире продолжает расти. На полках книжных магазинов появляется все больше литературы, посвященной «духовному совершенствованию», включая целые разделы по переселению душ, экстрасенсорике, фен шуй, поискам своей личной богини и другим, несомненно, захватывающим темам. Все, что имеет отношение к «духовности» и «божественности», переживает новый пик популярности, если, конечно, оно не имеет ничего общего с традиционным христианством. Последнее, как правило, представлено в тех же магазинах широким выбором Библий в дорогих переплетах и молитвенников, предназначенных в качестве подарков на день конфирмации, в большинстве случаев обреченных пылиться на полках. (Помимо этого, крупные книжные магазины, по крайней мере в Великобритании, да и в США предлагает издания с сенсационными заголовками типа «Иисус и египетское франкмасонство». Все это при полном отсутствии не менее увлекательных и, в конечном итоге, доставляющих гораздо большее удовлетворение книг, посвященных историческим корням и настоящему состоянию истинного христианства.)

Итак, выбор «богов» в наше время велик и разнообразен. Но есть ли хотя бы у одного из них нечто общее с Иисусом? Сейчас крайне важно еще раз задаться вопросом; что же на самом деле означает cловo «Бoг», на что или, вернее, на кого оно указывает? И если мы, христиане, хоть в каком–то смысле отождествляем Иисуса с Богом, что мы под этим подразумеваем сами?

В дни моей молодости на приведенные выше вопросы существовало два диаметрально противоположных ответа. С одной стороны, многие христиане довольствовались одним из вариантов доказательства, во многих своих работах используемым Клайвом Льюисом: Иисус называл себя Богом, и это означает, что он был либо сумасшедшим (что несовместимо со всем остальным в его учении), либо злостным обманщиком (что противоречит его жизни и, даже больше, смерти), либо же он говорил правду. В последнем случае нам ничего не остается, как в это поверить. С другой стороны, самые влиятельные и ученые богословы не уставали повторять, что все это полнейшая бессмыслица. Мы ни на секунду не сомневались в нелепости предположений о человечности Бога или божественности человека. Эти понятия взаимно исключали друг друга. Ни один человек в здравом уме не станет притязать на божественность (такой ход мыслей в 1950–е годы был предложен американским богословом Джоном Ноксом и до сегодняшнего дня продолжает до отвращения часто повторяться в определенных кругах). В частности, как заявляют его сторонники, ни один иудей в первом веке не мог посчитать себя какого–либо рода «божеством». Ведь иудеи были монотеистами, II идея божественности человеческого существа могла появиться лишь значительно позже, после того как исконные, не признающие воплощение взгляды и учения Иисуса и первой Церкви были извращены язычниками. Все свидетельства об обратном незамедлительно отмечались. Считалось, что заявления о божественности Иисуса — это лишь вымысел первого или последующих поколений христиан, вкладываемый ими в уста самого Иисуса, особенно в Евангелии от Иоанна.

Студенты богословия того времени считали, что огромная пропасть разделяла эти две точки зрения, «противостояние» между которыми никогда не доходило до «рукопашного боя». Оставляя между собой отдающую холодком нейтральную полосу, «войска» выстраивались на значительном расстоянии друг от друга, подобно роялистам и парламентариям времен английской Гражданской войны, расположившимся на Северном и Южном плацах в Северном Оксфорде. Пушечные выстрелы с безопасного расстояния позволяли обеим сторонам уверять свою сторону в одержанной победе; в тех, что осмеливались выйти на нейтральную полосу, стреляли и свои, и чужие.

Иногда, после того как война давно закончилась, какой–то вояка все еще продолжает скрываться в засаде, не ведая, что мир волнуют уже совсем иные вопросы, и случайная встреча двух таких солдат может закончиться смертельным поединком. Но в новых условиях их противоборство уже не имеет смысла. То же самое, мне кажется, происходит и между теми, кто по–прежнему противопоставляет две вышеизложенные точки зрения: «Иисус называл себя Богом, и, значит, так оно и было» и «Иисус не мог быть Богом, а потому не был им и не считал себя таковым». Рискуя навлечь па себя гнев обеих сторон, я вынужден не согласиться с такой постановкой вопроса. Мир изменился, и этому в немалой степени способствовали исторические исследования, в частности в области иудаизма и христианства первого века. Новые баталии, хотя они и напоминают прежние, включают в себя новые немаловажные элементы. Я также верю, что вместе с этим существуют и новые пути примирения.