Глава 21

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 21

О, сердце человека — храм сокрытый,

Который создан, чтоб собою освящать,

Но слишком часто его жемчуг чистый

Оказывается тусклым, чтоб сиять.

Забот и бед суровых тучи покрывают

Его истоков жизни небосклон.

И лишь один Всевышний понимает

Изменчивых струн сердца перезвон.

/Миссис Л. П. Смит/

Мистер и миссис Динсмор прилагали все усилия, чтобы к Элси вернулась жизнерадостность. Как они хотели помочь ей забыть недостойного претендента на ее руку! Родители ее — добрые христиане, — конечно же, не возили ее на балы, в оперу или в театр. Да Элси и сама ни за что не согласилась бы! Зато они обеспечили ей развлечения совершенно иного рода. Элси было позволено принимать сколько угодно гостей и самой наносить визиты друзьям и соседям.

Однако постоянные празднества были не в характере Элси. Она больше любила тихие домашние радости и интеллектуальные занятия, которым уделяла много времени. Эти занятия сближали ее с обоими родителями — особенно с отцом, с которым у нее были схожие интересы. Они с удовольствием читали вместе. Кроме того, Элси решила изучать под руководством отца несколько учебных дисциплин.

Недели и месяцы пробегали для Элси, наполненные радостью, хотя временами ее тревожила беспокойная жажда: ей хотелось новостей от Эджертона и любви, в которой ей было отказано. Если в такие моменты отец встречался с ней взглядом, то мог прочесть в ее глазах грусть и мольбу, которой ему было так трудно противостоять.

Он хорошо понимал суть ее безмолвной просьбы. Однако удовлетворить эту просьбу он не мог. В таких случаях он просто обнимал Элси, нежно целовал ее и говорил растроганным тоном:

— Моя дорогая, не смотри на меня так. Твой взгляд разбивает мне сердце. Ах, если бы тебе довольно было любви твоего отца!

— Я постараюсь перебороть себя, папа, — отвечала обычно Элси. — Я очень дорожу твоей любовью.

Однажды утром именно такой разговор был прерван Хлоей. Та вошла в комнату Элси с известием о приезде мисс Каррингтон. Мисс Карингтон хочет увидеться с юной госпожой и ожидает ее в гостиной.

— Проводи ее сюда, няня, — сказала Элси, высвобождаясь из объятий отца и поправляя складки платья. — В былые времена она приходила в мою комнату без приглашения.

Семья Каррингтонов так еще и не простила отказ Герберту. Со времени его смерти отношения между Каррингтонами и Динсморами охладели. Девушки виделись друг с другом намного реже, чем в былые дни. Их общение сводилось к редким формальным визитам. Но порой они встречались и в доме каких-нибудь общих знакомых. Однако давнюю взаимную привязанность истребить было невозможно, и в последнее время в их отношениях проявилась прежняя теплота.

— Ах, мне кажется, что опять настали старые добрые времена, — сказала Люси после обмена приветствиями. Она с восхищением окинула взглядом роскошную обстановку комнаты. — Я всегда считала, что твоя комната — самая милая из всех комнат мира. Ах, Элси, сколько милых вещиц! С тех пор, как я в последний раз побывала у тебя, здесь появилось несколько настоящих шедевров искусства!

— Большинство из них — подарки папы своей избалованной доченьке, — ответила Элси, улыбнувшись и бросив любящий взгляд на отца.

— Не избалованной, а любимой, — сказал он в ответ с нежной улыбкой.

— Конечно же, она не избалованная, — откликнулась Люси. — Мама говорит, что Элси — идеал дочери. Она никогда в жизни не видела таких любящих и послушных дочерей, как Элси. Сколько раз она говорила мне, что хочет, чтобы я была больше похожа на Элси.

— Миссис Каррингтон, — прервала ее Элси, — всегда меня идеализировала.

После недолгой беседы Люси рассказала о цели своего визита. Ее родители и она очень сожалеют о том, что утратили былую близость с семьей Динсморов и хотели бы восстановить отношения. Поэтому Люси приехала, чтобы уговорить Элси погостить у них недельку в Ашлэнде, как в былые времена.

Глаза Элси засверкали, щеки раскраснелись.

— Дорогая Люси, это так любезно! — воскликнула она, но тут же повернулась к отцу. В ее глазах застыл вопрос.

— Да, это очень любезно, — сказал он. — Поступай, как хочешь, доченька. Думаю, смена обстановки пойдет тебе на пользу.

— Спасибо, папа. Тогда я поеду. Люси, я с радостью принимаю твое приглашение.

Вскоре они уже были в пути. Их лошади легким галопом скакали к Ашлэнду. Девушки ехали бок о бок. Люси бурлила от радости, и уныние Элси быстро улетучилось под влиянием бодрящего воздуха, яркого солнца и веселых реплик подруги.

В Ашлэнде ее встретили с прежней теплотой и любовью. Миссис Каррингтон прижала Элси к сердцу и прошептала со слезами в голосе:

— Мой бедный мальчик! Когда я вижу тебя, мне кажется, что он вернулся. Но я не буду плакать, — добавила она, вытирая слезы, — потому что наша потеря стала для него вратами в радость.

Каждая комната в доме вызывала у Элси воспоминания о Герберте. На время она опечалилась, однако печаль помогла прогнать мысли об Эджертоне.

У Люси было много чего рассказать. Заслушавшись девичьих секретов, Элси уже почти не вспоминала о Герберте. Люси также провела последнее лето на Севере, где встретила свою судьбу. Теперь уже она была помолвлена. Любовь ее была искренней и гладкой. Через год она собиралась замуж.

Элси слушала с интересом. Она от всего сердца радовалась счастью подруги, однако Люси, которая внимательно наблюдала за Элси, заметила на ее лице тень глубокой печали.

— Что ж, я рассказала тебе все свои секреты, — проговорила она. — Не будешь ли ты столь великодушна открыть мне свои?

— Если бы моя история могла быть такой же радостной, как твоя! — воскликнула Элси, и глаза ее наполнились слезами.

— Бедняжка, что случилось? Папа отказался дать свое согласие?

Элси кивнула. Сердце ее было слишком переполнено чувствами, чтобы говорить.

— Какая жалость! — воскликнула Люси. — Он что, действительно хочет, чтобы ты всю жизнь прожила одна? Он явно решил сделать из тебя старую деву!

— Нет, нет! Он просто не верит, что мой друг хороший человек. Все это похоже на какую-то ужасную ошибку. Я не могу осуждать папу. Если мистер Эджертон действительно таков, каким считает его папа, то иметь с ним какие-либо отношения было бы безрассудно и грешно. Без сомнения, я не могу отдать руку и сердце порочному человеку: богохульнику, сквернослову, игроку, пьянице и мошеннику.

— О, нет, не может быть! — ужаснулась Люси. — Но ты же не веришь, что он такой негодяй?

— Напротив, я считаю его искренне верующим человеком. Я знаю, что прежде он был необуздан: он сам рассказал мне об этом. Но я верю, что он искренне раскаялся и заслуживает прощения.

— В таком случае, будь я твоим отцом, я не смогла бы отказать ему, — произнесла Люси с чувством.

— Люси, заповедь гласит: «Дети, повинуйтесь своим родителям».

— Ты уже не ребенок.

— Но и не взрослая. Я лишь два года назад достигла совершеннолетия.

— Раз ты совершеннолетняя, ты имеешь право поставить желание любимого выше желаний отца.

— Нет, — тихо и грустно ответила Элси. — Я ни за что не выйду замуж без согласия папы. Я слишком люблю его, чтобы так опечалить.

— Значит, ты окончательно отказала своему возлюбленному?

— Пока он не докажет папе, что он достойный человек.

— Ты — образец дочернего послушания и заслуживаешь счастья. И мне так жаль тебя! — воскликнула Люси, заключая Элси в объятия и целуя ее.

— Спасибо, дорогая, — откликнулась Элси. — Но больно слышать, когда моего папу осуждают за отказ. Он был уверен в своей правоте. И поэтому мог ли он поступить иначе? Он запретил нам любые контакты. Но папа очень добр ко мне и нежно меня любит. Я просто не смогла бы жить без его любви!

Девушки еще не раз возвращались к этому разговору. Люси не осуждала действия мистера Динсмора, но она, тем не менее, стояла на стороне Эджертона. Она настаивала, что несправедливо было обвинять его, не выслушав. И считала, что не позволить ему сказать Элси и слово на прощанье, было слишком сурово.

— У меня не было выбора, — вновь и вновь повторяла Элси с глазами, полными слез. — Это был приказ папы. Мне ничего не оставалось, как подчиниться. О, Люси, это очень, очень суровое испытание для меня! Однако, если мнение папы об Эджертоне верно, то он всего лишь исполнил свой долг.

Однажды после обеда — Элси к тому времени провела в Ашлэнде около пяти дней — в ее комнату вбежала Люси:

— Как я рада, что ты уже одета! Видишь, я еще не готова, а Скип сказал, что в гостиной ждет какой-то джентльмен. Он спрашивает мисс Динсмор и мисс Каррингтон. Не спустишься ли вниз? Развлечешь его, пока я не приду? Пожалуйста!

— Кто он?

— Скип не запомнил его имени. Но, должно быть, это наш общий знакомый. Будь любезна, спустись к нему. Тогда я не буду волноваться о том, что он сидит там и думает: «Как долго одевается эта мисс Каррингтон! Она, должно быть, хочет произвести на меня хорошее впечатление». Ты же знаешь, как тщеславны мужчины. Они всегда воображают, что мы из кожи вон лезем, лишь бы вызвать у них восхищение.

— Раз так, я спущусь, — ответила Элси с улыбкой, — и сделаю все, что в моих силах, лишь бы он не подумал о тебе подобным образом. Но, пожалуйста, приходи сразу же, как только сможешь.

Посетитель был один в гостиной. Когда Элси вошла, он стоял у стола в центре комнаты спиной к ней. Но стоило ей подойти ближе, как он резко обернулся, схватил ее за руку, обнял за талию и страстно поцеловал с восторженным восклицанием:

— Моя дорогая, наконец я с вами! Как я страдал от этой жестокой разлуки!

Это был Эджертон. На несколько мгновений Элси позабыла обо всем, удивленная этой неожиданной встречей.

Они присели на софу. Все еще обнимая ее за талию, Эджертон осыпал ее потоком слов любви и нежными укорами, что она так легко отказалась от него. Эджертон говорил, что неповинен в тех пороках и преступлениях, которые вменялись ему в вину.

Элси сильно раскраснелась. Под полуопущенными ресницами горел огонь любви и радости. Но стоило Эджертону заговорить, ее щеки мертвенно побледнели, она попыталась вырваться из его объятий.

— Отпустите меня! — воскликнула она с мольбой. — Я не должна, я не должна! Я не могу! Я не имею права позволить вам навещать меня, разговаривать со мной или прикасаться ко мне. Папа запретил мне общаться с вами, и он очень рассердится! — Тут Элси разразилась рыданиями.

— Не возвращайтесь к нему. Останьтесь со мной, позвольте мне защитить вас от его гнева. Мне больно видеть, как вы плачете. Если вы станете моей дорогой женой, то из ваших глаз не прольется ни одной слезы, — говорил он, привлекая ее к себе и снова целуя.

— Нет, нет, я не могу! Отпустите меня! Вы должны! — воскликнула она, отворачивая лицо от его губ. — Я поступаю дурно, очень дурно, оставаясь здесь!

— Нет, позвольте мне задержать вас еще на несколько блаженных мгновений, — ответил он, еще крепче обнимая ее и целуя. Элси вырывалась все сильнее. — Не будьте столь жестоки! Не лишайте меня возможности высказаться в свою защиту.

— Я не могу остаться ни на миг. Я не должна слушать ваших слов. С каждым мгновением я становлюсь все более виновной в непослушании папе. Если вы не отпустите меня, я буду вынуждена позвать на помощь.

Он убрал руку с ее талии, но все еще крепко сжимал ее ладонь.

— Не делайте этого, — сказал он. — Подумайте, что скажут люди. Я задержу вас всего на минуту. Без сомнения, вы сможете задержаться на столь короткое время. Элси, не могли бы вы дать мне хоть малую надежду?

— При условии, что вы получите одобрение папы, и не раньше.

— Но ведь вы уже совершеннолетняя.

— Я никогда не выйду замуж без согласия отца.

— Без сомнения, вы придерживаетесь крайних взглядов на послушание. Нужно думать не только об отце, но и о себе, и обо мне. Простите меня за прямоту, но при естественном развитии событий мы оба переживем его. Скажите, правильно ли пожертвовать нашим с вами счастьем лишь потому, что он имеет что-то против меня?

— Союз, заключенный против воли моего отца, не принесет нам благословения, — ответила Элси печально, но твердо.

— Вы очень строги в своём послушании. Неужели всегда следует придерживаться правил? — проговорил он с горечью.

— Я не решаю за других. Я знаю только то, что велит мне делать мой собственный долг. И я знаю, что, нарушив свой долг, я поступлю дурно и буду всю жизнь мучиться от мысли, что папа мной недоволен. Ах, вот и сейчас я проявляю непослушание! Я должна немедленно уйти! Отпустите мою руку, мистер Эджертон, — и она попыталась высвободиться.

— Нет, нет, останьтесь еще, — проговорил он с мольбой. — Я еще не представил вам и половины доказательств своей невиновности. Будьте милосердны ко мне. Останьтесь и выслушайте меня.

Она не ответила, но заколебалась, прекратив на минуту попытки высвободить руку. У нее не хватало сил, чтобы вырваться, но она и не могла допустить, чтобы кто-то стал свидетелем этой сцены. Дрожа от волнения, она ожидала обещанных доказательств. Но вместо них слышала лишь поток возражений, упреков и уговоров.

— Мистер Эджертон, я должна уйти, — повторила Элси. — Все это бессмысленно. Я не могу остаться и слушать вас дальше.

Послышался звук приближающихся шагов. Эджертон быстро привлек Элси к себе, еще раз коснулся губами ее щеки и отпустил. Она выскочила из комнаты через одну дверь как раз в тот момент, когда Люси входила через другую.

— Где она? Ушла? Что случилось? Она была не рада видеть вас? Она не захотела остаться?

Люси смотрела на разочарованное и рассерженное лицо Эджертона. Она была удивлена и раздосадована, задавала вопрос за вопросом, даже не давая времени ответить.

— Нет. Эта девчонка просто дура! — сердито пробормотал он и, отвернувшись от Люси, нервно прошелся взад-вперед по комнате. Затем, вдруг, словно опомнившись, он сказал:

— Прошу прощения, мисс Каррингтон. — Он подошел к софе, на которой сидела Люси. Вид у нее был очень недовольный. — Я... Я забылся. Но вы, вероятно, понимаете, что мои слова— слова безумного влюбленного?

— Неужели, сэр? — ответила Люси холодно. — То, что вы говорили, не очень-то похоже на слова любви. Напрашивается предположение, что мистер Динсмор, наверное, прав.

Он сильно покраснел.

— Что вы имеете в виду, мисс Каррингтон?

— Что вы любите не Элси, а ее деньги.

— Вы ошибаетесь во мне. Я обожаю мисс Динсмор. Я счел бы себя счастливейшим из смертных, если бы смог добиться ее руки — пусть она досталась бы мне нищей! Но ее терзают нелепые и смехотворные представления о дочернем долге. Она отказывается дать мне хоть малейшую надежду, пока я не добьюсь согласия ее отца. Но в виду его крайней антипатии ко мне, это дело совершенно безнадежное. Разве вы не понимаете, что чем больше я люблю ее, тем больше меня раздражает такое отношение ко мне?

— Возможно, и так. Мужчины сильно отличаются от женщин. Но я бы никогда не стала так говорить о человеке, которого люблю.

— Я обезумел от крушения надежды. Произнося те слова, я не отдавал себе отчета в собственных действиях, мисс Каррингтон, — сказал он самым убедительным тоном, на какой был способен.

— Надо понимать, что желанный разговор не принес желаемого результата? — спросила она.

— Да. Тем не менее, я чрезвычайно благодарен за то, что смог еще раз увидеться и поговорить с ней. Искренне признателен за вашу помощь. Но, мисс Каррингтон, если бы вы согласились помочь мне еще раз, я был бы перед вами в неоплатном долгу.

— Объяснитесь, пожалуйста, сэр, — холодно проговорила она, отдергивая руку, которую он попытался взять.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я не отношусь к тем, кто допускает вольности с дамами. Но сегодня я сам не свой. Чувства переполняют меня, я словно обезумел... — Он внезапно замолчал и сжал руками голову. — Я сойду с ума, если вынужден буду отказаться от всякой надежды завоевать милую, нежную Элси! — воскликнул он взволнованно. — Я вижу только один способ сделать это. Если бы я смог увезти ее туда, где она будет вдалеке от отца, где никакой страх не помешает ей последовать зову сердца, то, я уверен, я сразу же убедил бы ее выйти за меня замуж. Мисс Каррингтон, вы поможете мне?

— Ни за что! Если Элси захочет убежать с вами и попросит у меня помощи, я помогу. Но я не собираюсь стать соучастницей похищения.

Он убеждал, умолял, использовал все мыслимые доводы, но вызывал только гнев и негодование Люси.

— Тайный сговор — это не в моем стиле, — сказала она Эджертону.

В ответ на это он намекнул: мол то, что она уже сделала, вполне можно расценивать как сговор. В конце концов Люси почти выставила его за дверь.

Когда он ушел, Люси поспешила в комнату своей подруги. Та в огромном волнении ходила взад-вперед и горько плакала.

— Люси, как ты могла? Как ты могла? — воскликнула она, заламывая руки и горестно рыдая. — Когда я спускалась вниз, мне и в голову не могло прийти, что это он. Я не знала, что вы знакомы, не знала, что он вообще находится в наших краях. Он застиг мня врасплох, я нарушила самые строгие папины приказания. Он никогда не простит меня, никогда! И не только это. Он будет очень, очень разгневан. Что мне делать?!

— Элси, дорогая, не надо так переживать! Я сожалею о случившемся, — сказала Люси со слезами на глазах. — Я хотела сделать тебе приятный сюрприз, думала, ты обрадуешься. Я познакомилась с ним прошлым летом в Саратоге. Он приехал туда прямо из Лэндсдэйла. Со временем выяснилось, что мы оба знаем тебя, что я — твоя ближайшая соседка и давняя подруга. Он рассказал мне историю вашей любви и заручился моей поддержкой. Он выглядел таким подавленным и печальным, так грустил, что потерял тебя, так горевал о поспешности, с которой твой отец разлучил вас, не позволив сказать ни слова на прощание! Он сказал, что по-прежнему надеется, что ты веришь ему. Но он не может встречаться, разговаривать или переписываться с тобой. Вот я и придумала этот способ свести вас.

— Твои мотивы, Люси, без сомнения, были самыми добрыми. Но ты просто не представляешь, что наделала! Я дрожу от одной мысли о том, как разгневается папа. Я допустила то, что он назвал недопустимым.

— Дорогая, я не думаю, что ничего уже нельзя исправить. Я так сожалею о своем участии в этом деле, — сказала Люси, обнимая Элси и целуя ее в мокрую щеку. — Возможно, твой отец не слишком рассердится. Кроме того, ты уже слишком взрослая, чтобы тебя выпороли, так что наихудшим наказанием будет выговор.

— Отец никогда не порол меня, ни разу в жизни не ударил! Но я предпочла бы боль от дюжины порок тому, что меня ожидает, — сказала Элси и опять разразилась рыданиями.

— Но что же будет, дорогая? — спросила Люси. — Я представить себе не могу, что может быть хуже колотушек.

— Он может отослать меня от себя на недели или на месяцы. Быть холодным, суровым и далеким. Я больше не получу от него ни ласки, ни доброго слова, ни взгляда. Ох, если он так поступит, как я перенесу это?!

— Тогда не говори ему о случившемся. Я бы не рассказала. Не вижу причины, почему бы так не поступить.

Элси печально покачала головой.

— Я должна. Я никогда ничего не скрываю от отца. У меня нет от него секретов. В противном случае я буду лгуньей и не смогу смотреть ему в глаза. По одному моему виду, по моему поведению он сразу же догадается, что что-то не так. Он спросит меня, и я буду вынуждена рассказать ему все. Люси, я должна немедленно ехать домой.

— Конечно же, не должна. Ты собиралась погостить неделю, у тебя есть еще два дня. И кроме того, если ты уедешь сию же минуту, то в Оакс приедешь далеко затемно.

Элси посмотрела на часы. Поняв, что подруга права, она отказалась от мысли выехать сегодня же, но сказала, что уедет на следующее утро. Люси возразила:

— Как можно потерять эти два дня! Если ты решила все рассказать папе, то неизвестно, когда он снова позволит тебе приехать к нам.

— Боюсь, никогда, — вздохнула Элси.

— Не могу избавиться от мысли, что он был слишком суров с бедным Гербертом, — продолжала Люси. — Думаю, это сыграло определенную роль в том, что я согласилась помочь Эджертону нарушить его волю. Но впредь я не допущу ничего подобного. Ему не о чем будет беспокоиться, отпуская тебя к нам.

Затем она пересказала Элси свой разговор с Эджертоном: его просьбу и ее негодующий отказ. Это поколебало уверенность Элси в Эджертоне и еще больше усилило угрызения совести. Больше она не могла обманываться, считая его безупречным джентльменом.

— Как я уже сказала, не могу согласиться, чтобы ты уехала так скоро, — продолжила Люси. — Но есть еще одна причина, по которой тебе лучше остаться до назначенного срока отъезда. Мама ничего не знает об этом деле и будет чрезвычайно недовольна мной, если все выйдет наружу. Если ты уедешь завтра, она, конечно же, потребует объяснений и узнает обо всем. Поэтому, дорогая, пообещай мне, что ты откажешься от своей идеи.

Элси колебалась. Не желая, чтобы у Люси начались неприятности, она, в конце концов, уступила настойчивым уговорам и согласилась остаться.

Однако ушла и радость от визита. Элси не могла быть спокойна, пока не расскажет все отцу. Пролив украдкой немало слез, она старалась скрыть следы своих переживаний и выглядеть жизнерадостной в присутствии семьи Каррингтонов.

Наконец два тяжелых дня прошли. Отклонив настойчивые приглашения друзей задержаться у них еще немного, Элси сердечно распрощалась со всеми и отправилась домой.

Сопровождать ее было поручено Джиму. Еще один слуга управлял повозкой, в которой ехала Хлоя с багажом. Опасаясь, что по пути может встретить Эджертона, Элси попросила Джима держаться поближе к ней и, коснувшись хлыстом бока лошади, поскакала прочь. Ее не оставляли мысли о предстоящей беседе с отцом, которой она ужасно страшилась. В то же время она хотела поговорить с ним. Перед главными воротами, ведущими в поместье, она остановила лошадь. Верный слуга спешился и распахнул ворота.

— Джим, — спросила Элси, — твой хозяин дома?

— Не знаю, мисс Элси. Миссис уехала на день в Ион, и оставила маленького Хораса в Розлэнде.

— Что случилось, Джим?

— Миссис в Ионе немного приболела, мисс Элси.

— А папа поехал с ними?

— Да, мисс, но он вернулся. Я думаю, он сейчас дома.

— Дорогой папа! Он вернулся, чтобы встретить меня, — прошептала Элси, трогая лошадь с места. Но при мысли о том, что после любящего взгляда и нежного поцелуя, которыми он, несомненно, поприветствует дочь, последует разговор, который заставит отца нахмурить брови, осыпать дочь суровыми упреками, по щеке Элси покатилась жгучая слеза. — Если бы я была ребенком, то могла надеяться, что он просто выпорет меня, затем простит, и все будет по-прежнему. Но сейчас... Как долго он будет сердиться на меня?

Все случилось именно так, как она ожидала. Отец был на веранде, дожидаясь ее приезда. Он быстро подошел к ней и помог спуститься с лошади. Нежно обнял, а затем, подняв вуаль, испытующе взглянул ей в лицо.

— Что случилось? — спросил он, поскольку Элси, подняв на мгновение полные мольбы глаза, снова опустила их и сильно покраснела.

Она попыталась ответить ему, но не могла пошевелить языком. В горле стоял комок, губы дрожали.

Отец провел ее в свой кабинет, снял с нее шляпку, посадил на диван, все еще обнимая за плечи. Элси сильно дрожала.

— Что случилось? — опять спросил он. — Что с тобой, доченька?

Его интонации, взгляд, обращение были так мягки и нежны, что чувство вины Элси усилилось.

— Папа, не говори со мной таким добрым голосом, — проговорила она, запинаясь. — Я... Я не заслуживаю этого. Я была тебе непослушна.

— Возможно ли! Когда? Где? Как? Неужели ты встречалась и разговаривала с этим... мерзавцем, Элси?

— Да, папа, — ее голос был тихим и дрожал, сердце чуть не выскакивало из груди. Она едва дышала. С каждым вздохом лицо ее то краснело, то бледнело.

Он встал, два или три раза быстро прошел по комнате, опять сел рядом с Элси и сурово сказал:

— Перескажи мне все: каждое действие, каждое сказанное вами обоими слово. Говори как можно точнее, припомни все.

Она послушно начала свой рассказ. Голос ее дрожал и то и дело прерывался от сдавленных рыданий. Она ни разу не подняла на отца глаз, хотя постоянно чувствовала на себе его строгий взгляд. Ее заплаканное лицо было опущено вниз.

Отец продолжал расспрашивать Элси, пока не узнал все в малейших подробностях, будто сам присутствовал при разговоре Элси с Эджертоном. Его голос сделался суровым и сердитым.

— И ты посмела допустить подобное? — воскликнул он, когда дочь завершила рассказ. — Ты позволила, чтобы этот порочный негодяй обнял тебя, около часа сжимал твою руку, снова и снова прижимался губами к твоим губам и твоей щеке? И это после того, как я сказал тебе, что подобное недопустимо...

— Нет, он не касался моих губ, папа.

— Тогда все еще не так плохо, как я думал. Но хорошего в случившемся определённо нет. Я ведь строго запретил тебе обмениваться с ним даже малейшими приветствиями! И что мне теперь следует думать о твоем своенравном поступке?

— Папа, — с мольбой проговорила Элси, — не слишком ли ты суров ко мне? Мое ослушание не было умышленным. Ничто не заставило бы меня войти в ту комнату, если бы я знала, что там Эджертон. Он застал меня врасплох. Когда он схватил меня за руку, я пыталась высвободиться, но тщетно.

— Не пытайся оправдываться, Элси. Ты могла бы избавиться от него, закричать, позвать на помощь. Я не верю, что не было невозможности избежать даже первых его объятий. У меня кровь кипит, когда я думаю, что он обнимал тебя. Как ты посмела ослушаться меня, допустить подобное?

— Папа, в тот момент я забыла обо всем, кроме... кроме того, что он был рядом.

— Разве то, что ты забыла мои приказы, может служить оправданием? — спросил он так сурово, как никогда еще не говорил с ней.

— Нет, папа, не сердись на меня так сильно!

— Я чрезвычайно недоволен тобой, Элси! Настолько недоволен, что только твой пол спасает тебя от сурового наказания. Но ненаказанной ты не останешься. Запомни: ты уже и не ребенок, но еще и не взрослая. Безнаказанно ослушаться меня тебе не удастся. Молчи! — приказал он, увидев, что Элси хочет что-то сказать. — Я не хочу слышать ни единого слова. Иди в свою комнату и считай, что ты под домашним арестом до тех пор, пока я не скажу, что делать дальше. Стой! — добавил он, когда Элси покорно встала, чтобы выйти. — Когда это случилось?

Она ответила все тем же дрожащим голосом, слова ее перемежались со сдавленными рыданиями.

— Два дня назад! И ты призналась во всем только сейчас? Ты считаешь, что это похоже на раскаяние?

Она объяснила отцу, почему не вернулась домой раньше. Однако он не принял ее оправданий и отослал прочь с такой же суровостью.

Она молча повиновалась, изо всех сил сдерживая чувства. Лишь уединившись в своей комнате, она разрыдалась почти до истерики. Впервые за многие годы ее отец оказался серьезно недоволен ею. Она очень сильно его любила, потому гнев и суровость отца едва не разбили ей сердце.

Элси чувствовала болезненные укоры совести. Ей было стыдно, что она ослушалась и несвоевременно созналась в проступке. От этого она страдала еще сильнее.

Со временем ей пришла в голову мысль о том, что небесный Отец, возможно, будет мягче и терпимее к ней, проявит готовность простить и будет благосклонней к ней, чем земной отец. Элси вспомнила слова утешения: «Но у Тебя прощение, да благоговеют пред Тобой». «А если бы кто согрешил, то мы имеем ходатая пред Отцем, Иисуса Христа, праведника». Она рассказала Ему о своем грехе и печали, попросила прощения и помощи. Она просила также, чтобы гнев ее земного отца утих, чтобы Господь побудил его простить дочь и любить, как прежде.

Она встала с колен. Сердце ее все еще было полно печали, но уже освободилось от части бремени.

Этот день показался Элси очень длинным. Она была настолько взволнована, что не могла сосредоточиться ни на одном занятии, не способна была найти себе ни одного развлечения. Она беспокойно ходила из угла в угол, вздрагивая и дрожа, когда ей слышался звук шагов или голос отца. Затем она опять принималась плакать, понимая, что отец не придет.

Когда прозвенел колокольчик к обеду, у Элси появилась надежда, что отец пришлет за ней или придет сам. Вместо этого обед ей подали в комнату. Пища была изысканной и обильной, как всегда. У нее появилась надежда, что он не так сильно недоволен ею, как прежде, когда держал ее на воде и хлебе. Но из-за волнения и отрицательных эмоций у нее сильно разболелась голова. Аппетита не было, она отослала еду обратно, почти не притронувшись к ней.

За окном стояла прекрасная весенняя погода. Сидеть взаперти в такую погоду было страшной мукой. Элси очень хотелось прогуляться по поместью. Она так любила это делать!

После обеда наведались несколько дам. Мистера Динсмора не было дома, а Элси не посмела выйти в

гостиную без разрешения. Однако ее головная боль служила достаточным оправданием, и дамы ушли.

Вскоре после этого она услышала, что вернулся отец. Он больше не уезжал из поместья, не удалялся далеко от дома. Элси по-прежнему сидела взаперти, отец все не шел к ней.

Перед чаем она услышала стук колес, потом — голоса отца, мамы и милого маленького братика. «Мама и Хорас вернулись домой», — подумала она, испытывая жгучее желание выбежать и обнять их.

— Папа, сестричка приехала домой? — услышала она обрадованный детский голос.

— Да.

— О, тогда я побегу к ней в комнату и поцелую ее!

— Нет, нельзя. Будь здесь.

— Почему нельзя пойти к сестре, папа?

— Потому что я запрещаю.

Элси слышала каждое слово этого короткого разговора. Ее печаль и беспокойство усилились. Неужели ее разлучат со всеми членами семьи? Может быть, отец боится, что она окажет плохое влияние на Хораса, научит его быть непослушным и своевольным? Эта мысль заставила ее чувствовать себя глубоко униженной и опозоренной.

Роза удивленно посмотрела на мужа и встревожено спросила:

— Элси заболела, дорогой?

— Нет, Роза, она у меня в немилости, — ответил он в полголоса, направляясь в дом.

— Хорас, ты меня удивляешь! Что такого она сделала, чтобы тебя так рассердить?

— Заходи и я тебе расскажу, — сказал он, открывая перед ней дверь своего кабинета.

Пока он пересказывал суть признания Элси, перемежая свой рассказ выражениями гнева и недовольства, Роза молча слушала.

— Бедное дитя! — прошептала она, когда мистер Динсмор завершил свой рассказ. — Хорас, не будь к ней суров. Она, должно быть, очень сильно страдала в последние три дня.

— Да, — ответил он растроганно. — Стоит мне подумать об этом, я едва сдерживаюсь, чтобы не пойти к ней. Хочется обнять ее, излить на нее свою ласку и нежность. Но затем я начинаю думать о том, что она позволила тому мерзавцу делать то же самое, и я почти готов выпороть ее за это. — Его лицо пылало, а темные глаза гневно сверкали.

— О, дорогой мой! — воскликнула Роза, немного испугавшись его неистовства. — Ты же не собираешься действительно выпороть ее?

— Роза, — проговорил Хорас, взволнованно шагая взад-вперед, — этот парень — ужасный негодяй. Даже его прикосновение я расцениваю как скверну. Он осквернил такое нежное, чистое, невинное юное существо. Я говорил ей об этом. Я строго запретил ей даже смотреть на него! Ей не позволено было показывать ему свое лицо, если можно этого избежать. Ей было запрещено общаться с ним. Но она пренебрегла всеми запретами и позволила ему держать себя за руку, обнимать себя за талию, даже несколько раз поцеловать. Чего заслуживает такое непослушание?

— Она ничего не сказала в свое оправдание?

— Оправдание? Да, она допустила непослушание неумышленно. Он застал ее врасплох. Увидев его, она позабыла обо всем на свете.

— Что ж, дорогой мой, — сказала Роза, положив свою руку на его. У нее на губах играла мягкая улыбка, красивые голубые глаза смотрели на мужа с любовью и нежностью. — Ты же знаешь, как бывает с влюбленными. Оглянись на несколько лет назад. Думаю, мы оба тогда частенько забывали обо всем на свете, кроме нас двоих.

Мистер Динсмор улыбнулся, нежно поцеловал Розу, сказал ей несколько нежных слов, но затем опять сделался серьезным:

— Ты забываешь об отвратительном характере этого человека. Если бы отказ был моей прихотью, это было бы совсем другое дело.

— Но ты же знаешь, что Элси не верит, что...

— Она должна верить тому, что говорит ей ее отец, — прервал он с жаром. — Верит или нет, она должна и будет повиноваться мне. В противном случае я накажу ее.

— Чтобы наказать ее, достаточно одного холодного взгляда, достаточно лишить ее твоей ласки и добрых слов. Подобное отношение со стороны ее нежно любимого отца — уже наказание, достаточное для того, чтобы сокрушить ее мягкий, чувствительный дух.

Его лицо смягчилось. Он перестал хмуриться, в глазах потух огонь гнева.

— Моя бедная девочка! — прошептал он со вздохом. Он вспомнил время, когда много лет назад они были отчуждены друг от друга. — Да, Роза, ты права. Она нежный, тонкий и чувствительный цветок. Отцу надлежит быть с ней мягким и терпеливым.

— Значит, ты простишь ее, будешь добр к ней?

— Да, если она раскаивается. Я скажу ей, что она должна благодарить маму за вмешательство, потому что я намеревался ее оставить в немилости еще на несколько дней или даже недель.

В этот момент Хлоя внесла в комнату своей юной госпожи большой поднос, наполненный различными лакомствами.

— А теперь, миленькая, попробуй поесть, чтобы порадовать свою старенькую няню, — сказала она и поставила поднос перед Элси. — Я постаралась выбрать то, что моя дорогая девочка любит больше всего.

Элси ответила жалким подобием улыбки, но заставила себя проглотить несколько лакомств ради нянюшки. Пока Элси ела, Хлоя не отрывала от нее любящего взгляда. Унесла она поднос, лишь наполовину удовлетворенная результатом. Элси тем временем села в большое мягкое кресло, придвинутое к выходящим на лужайку балконным дверям. Положив голову на подушки, она смотрела на улицу, страстно желая пройтись по тенистым аллеям и ярким цветникам, по густому изумрудному ковру лужайки, посреди которого сверкал мириадами брызг фонтан. Деревья уже отбрасывали длинные тени, перемежаемые с яркими пятнами от красноватых лучей медленно опускающегося за горизонт солнца.

Элси глубоко вздохнула, и ее глаза наполнились слезами. «Как долго мне будет запрещено гулять по милым сердцу местам?» — подумала она.

Вдруг на ее лоб легла мягкая прохладная рука. Подняв глаза, она увидела стоящего рядом отца. Она не слышала, как он подошел, потому что ноги его, обутые в мягкие шлепанцы, бесшумно ступали по дорогому бархатному ковру.

Его лицо было серьезно, но в нем не было больше суровости и гнева.

— У тебя болит голова, доченька? — спросил он нежным голосом.

— Да, папа. Но эта боль несравнима с болью моего сердца, — ответила она. По ее щеке скатилась слеза. — Я так сожалею о своем непослушании. Ох, папа, ты простишь меня? — и в глазах ее отразилась такая мольба, которой он просто не мог противиться.

— Я прощаю тебя, — сказал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее дрожащие губы. — Я полагал, что тебя следует оставить в немилости еще некоторое время, но твоя мама вступилась за тебя. Ради нее, и помня, как много лет назад я причинил моей маленькой девочке много незаслуженных страданий, я прощаю тебя и возвращаю тебе свое расположение, — его голос дрожал от избытка чувств.

Элси обняла отца за шею, он привлек ее к себе, и дочь положила голову ему на плечо, вытирая слезы радости и благодарности.

— Дорогая моя мама! И ты тоже — самый лучший из всех отцов! Я не заслуживаю этого, — всхлипывала она. — Боюсь, я все же должна быть наказана за свое непослушание.

— Думаю, ты уже была наказана, — сказал он сочувственно.— Последние три дня вряд ли были для тебя счастливыми.

— Да, папа. Они были очень, очень тяжелыми.

— Моя бедная девочка! В будущем мне следует лучше заботиться о моем сокровище. Я не позволю тебе никуда уезжать без мамы или без меня. Ты всегда будешь под нашей защитой. Кроме того, я положу конец твоей дружбе с Люси Каррингтон. С этих пор она должна быть для тебя не более, чем знакомой. А теперь давай немного пройдемся по поместью. Надеюсь, свежий воздух пойдет твоей голове на пользу.