35 «Прерывается молитва. Замирают члены. И только ум созерцает в ослепительном свете»
35 «Прерывается молитва. Замирают члены. И только ум созерцает в ослепительном свете»
Чадце мое возлюбленное и все во Христе сестры по чину, радуйтесь и здравствуйте о Господе!
И снова начинаю говорить для ушей, которые желают и ищут услышать. «Просите, — говорит сладкий Иисус, — и дастся… ищите, и обрящете; толцыте и отверзется»[90]. Чту произволение, хвалю ревность, почитаю любовь и подражаю вам.
Итак, послушайте меня вновь.
И прежде всего: образ, которым, как ты пишешь, дитя мое, ты начинаешь свою молитву, весьма хорош. Такими мыслями ты можешь удержать свой ум, помышляя о том, что молитва старца, старицы восходит как огненный столп и они умно беседуют с Богом. Думая и мысля так, ум на мгновение останавливается, и становится сладкой молитва, и капают слезы. И приближается эта благодать новоначальных, о которой ты говоришь, как мать, которая учит своих малышей ходить.
Она оставляет его и уходит, и он ищет ее. Плачет, кричит, разыскивает ее. Вскоре она приходит и снова удаляется. Он опять плачет, кричит. Она снова возвращается. Пока она не вырастит нас, у нее нет возможности остаться с нами, потому что ей препятствуют страсти.
Страсти — вещь жестокая. Уральские горы! Километры в высоту! Благодать — это солнце. Восходит солнце, но тень гор не позволяет согреть всего разумнотварного человека. Лишь только один луч найдет его, и он сразу загорается от радости. А остальная часть находится под тенью страстей. И когда уменьшится благодать, могут сразу начать действовать бесы. И они часто ей препятствуют, как тучи, заслоняющие свет солнца. Поскольку тень страстей порождает туман, который застилает маленький пробивающийся луч. И это — помыслы отчаяния, о которых ты пишешь. Боязнь, страх, бесстыдство, хулы и тому подобное, от чего душа увядает и теряет дерзновение.
Каждый помысл, который приносит отчаяние и большую печаль, — от диавола. Это туман страстей, и его нужно сразу отогнать надеждой на Бога, исповеданием старице, молитвами старших, помышляя о том, что они молятся и упрашивают о тебе Бога.
Печаль малая, смешанная с радостью и слезами, и с утешением в душе — от благодати Божией. Она нас наставляет к покаянию во всем, чем бы мы ни согрешали до конца своих дней.
Согрешение изгоняет дерзновение к Богу, а покаяние сразу призывает его обратно. Благодать не приводит в отчаяние. Но непрестанно побуждает падающего к покаянию. А слова беса сразу приводят его в отчаяние, губят его, как град, падающий на только что распустившиеся нежные листочки.
Итак, вникни в этот маленький урок «делания».
Когда ты видишь, что благодать действует, и твоя душа радуется, и непроизвольно капают слезы — из?за милостей, которые тебе даровал Бог, — то, если ты на молитве, остановись. Если ты стоишь на ногах — не двигайся. Если сидишь — сиди. Если молишься — молись без младенческого помысла и прими дождь Духа, сколько его изольется на тебя. Ибо если он застанет тебя во время работы и ты встанешь на молитву, то он прекратится. Он хочет, чтобы ты оставалась там, где он тебя нашел. Чтобы ты не была в ней мастерицей. Он хочет научить твой помысл никогда не верить себе, пока ты пребываешь в этой жизни.
И одного дня дождя хватит для посаженного в твоей душе за все время, в которое уходила благодать.
Одна благодать у священства. Другая — у монашества. Третья — у таинств. Особое дело — действие благодати подвижничества. Все они происходят из одного источника, но отличаются друг от друга избыточностью и славой.
Благодать покаяния, действующая в тех, которые подвизаются, — это наследство, переданное отцами. Это торговля и божественный обмен, где мы отдаем землю и получаем небо. Обмениваем вещество, получая Дух. Всякий пот, всякая боль, всякий подвиг ради нашего Бога — это торговый обмен. Отнятие крови и вливание Духа.
Эта благодать возрастает, насколько может вместить человек, в соответствии с тем, сколько вмещает сосуд.
Называется же она благодатью делания и благодатью очистительной.
Теперь: после «делания» следует «просвещение», и это вторая ступень, то есть благодать просветительная.
То есть, когда подвизающийся будет хорошо воспитан благодатью делания и бесконечное число раз упадет и поднимется, на смену приходит просвещение разума — озарение ума, который видит истину. Видит вещи в их естестве. Без человеческих искусства, и средств, и силлогизмов. Каждая вещь естественным образом занимает свое действительное, истинное положение. Но достижению этого предшествуют многие испытания и болезненные изменения. А здесь он находит умирение помыслов и передышку от искушений.
На смену просвещению приходят прерывание молитвы и частые созерцания, восхищение ума, успокоение чувств, неподвижность и предельное молчание членов, соединение Бога и человека воедино.
Это божественный обмен, в котором человек — если вытерпит искушения и, подвизаясь, не оставит своего пути — меняет вещество на невещественность…
Поэтому бегите вслед за Небесным Женихом, серны моего Иисуса! Обоняйте мысленное миро. Сделайте вашу жизнь, душу и тело благоухающими чистотой и девством. Я не знаю ничего другого, что было бы так угодно сладкому Иисусу и Пречистой Его Матери, как чистота и девство. И если кто?то хочет насладиться Их великой любовью, пусть позаботится о том, чтобы очистить, освятить душу и тело. И так он получит всякое небесное благо.
Теперь я объясню вам, что имеется в виду под выражением «прерывание молитвы», когда в человеке умножится благодать.
Благодать делания уподобляется сиянию звезд, просвещения — полнолунию, а совершенная благодать созерцания — полуденному солнцу, проходящему по небосводу. Поскольку отцы разделили духовное жительство на три чина.
Итак, когда благодать умножится в человеке и он узнает все написанное, как мы сказали, то приобретает великую простоту; ум его расширяется, приобретая огромную вместительность. И как вкусила ты оную каплю благодати, когда к тебе пришла великая радость и веселие, так она снова приходит, когда ум находится в молитве. Но сильно, как тонкое дуновение, как бурное благоуханное дыхание. И переполняет все тело, и прерывается молитва. Замирают члены. И только ум созерцает в ослепительном свете. Совершается соединение Бога и человека. Он не может сам себя отделить. Как железо. Прежде чем его поместят в огонь, оно называется железом. Когда же накалится и покраснеет, то делается единым с огнем. Или как воск, который, приблизившись к огню, тает, не может остаться в своем естестве.
Только когда пройдет созерцание, он снова возвращается в свое естество. Тогда как пребывая в созерцании, он другой и из другого. Весь полностью соединяется с Богом. Не думает о том, что у него есть тело и жилище. Весь воспаряет. Без тела восходит на небо!
Воистину велико это таинство. Ибо человек видит то, о чем язык человеческий не может рассказать.
И когда проходит это созерцание, он пребывает в таком смирении, что плачет, как малое дитя, о том, что Господь дает ему это, хотя он не делает ничего. И у него появляется такое самопознание, что, если его спросишь, он считает себя самым убогим, недостойным того, чтобы существовать на свете.
И до тех пор, пока он так думает, Тот дает ему еще больше.
— Достаточно! — взывает он к Богу.
А благодать умножается еще. Он становится сыном Царя.
И если скажешь:
— Чье то, что на тебе?
— Господа моего, — говорит он.
— А хлеб и другая пища, которую ты ешь?
— Господа моего.
— А деньги, которые носишь с собой?
— Господа моего.
— А что у тебя свое?
— Ничего.
Я земля, я грязь, я пыль.
Ты меня поднимаешь — я поднимаюсь.
Бросаешь меня — падаю.
Возносишь меня — лечу.
Кидаешь меня — ударяюсь.
Естество мое — ничто.
Он говорит это ненасытно. А что есть это «ничто»? Это то, что было ничем, прежде чем Бог сотворил небо и землю.
Итак, это начало нашего существа. А наше смешение и происхождение — брение. А наша сила? Божественное дуновение, дыхание Божие.
Итак, возьми, Боже, Рачителю желаний и Творче всякого блага, возьми божественное дуновение, которое Ты вдохнул в наше лицо, и мы получили дух жизни — и мы снова превратимся в брение.
Итак, что ты имеешь, гордый человек, егоже неси приял? Аще же и приял, что хвалишися, яко не прием?[91] Познай, смиренная душа, своего Благодетеля и смотри не присваивай чужое — принадлежащее Богу как собственные подвиги. Познай, окаянная, свое существо, осознай свое происхождение. Не забывай, что ты здесь чужая, и все — чужое! И если дал тебе сладкий благодетель Бог, воздай Ему чистой совестью свое от своего, «Твоя от Твоих».
Если ты поднялся на небеса, и видел ангельские естества, и слышал гласы божественных сил, если богословствуешь и учишь, если победил козни бесовские, если пишешь, и говоришь, и делаешь, все это — дар Божий.
Итак, скажи Господу твоему: «Прими, дыхание мое сладкое, Иисусе мой, "Твоя от Твоих"!» И тогда, ах! тогда, о душа моя! Что предстоит тебе увидеть, когда откроются сокровища Божии, и Он тебе скажет: «Прими, сын мой, всё, ибо ты показал себя верным и добрым кормчим»!