Золотой крест

Престольный праздник русского Пантелеимонова монастыря всегда проходил радостно, как и положено хорошему празднику. Вот и в этот раз веселье словно витало в воздухе, смешиваясь с запахом ладана и звоном кадил. Народу пришло много – не продохнуть: сербы, болгары, румыны, греки, – все пришли почтить память святого великомученика и целителя Пантелеимона. И, хотя аскетичные святогорские старцы не одобряют частое хождение по престолам, не без основания полагая, что они расслабляют подвижников, но изредка посещать панигиры считается на Афоне делом чести и любви.

Частые «ходоки», из тех, что появлялись на агрипнии ради развлечения или чревоугодия, уже узнавали друг друга и стыдливо прятали лица, испытывая чувство вины за своё празднолюбие.

Кто-то любил панигиры за вкусную еду, кто-то – за возможность участвовать в великолепном афонском богослужении или попеть византийские гимны, много и от души. Кому-то, особенно пустынникам-келиотам, хотелось пообщаться на духовные темы или просто посплетничать, а кто-то хотел помолиться и почтить память того или иного святого, попросить у него помощи в искушениях или денег на ремонт кельи.

Сейчас заканчивалась особенная часть богослужения – кафизмы: чтение псалтыри. Хотя по-гречески «кафизма» означает «сидеть», греки, преклоняясь перед авторитетом Священного Писания, на кафизмах стояли. Русские же монахи сидели, считая, что так положено. На каноне – напротив: греки садились, а русские поднимались со своих мест. Подобные небольшие отличия заставляли некоторых подозрительных монахов сомневаться в православии коллег другой национальности.

Кафизмы уже заканчивались, и псалтосы готовились петь седальны (тут вставали все – и греки, и русские), вскоре начнётся полиелей, одно из самых торжественных мест агрипнии. Пономарь возжёг свечи на хоросе и с помощью длинной жерди раскачал его. Эти позолоченные паникадила, качающиеся во время полиелея из стороны в сторону, служат прекрасным символом радости небесных светил: солнца, звёзд и луны.

Монахи затянули полиелей на два хора:

– Хвалите имя Господне, хвалите, рабы, Господа! Аллилуйя! Стоящие во храме Господне, аллилуйя!

Почетными гостями монастыря в этом году были старенький ксенофонтский игумен и четыре епископа из России. Один из них, архиепископ Мисаил, привёз монастырю подарок – большой напрестольный крест из чистого золота.

Это был не простой подарок – крест символизировал признание патриархом и Священным Синодом трудов афонского игумена и показывал, какое внимание оказывает Русская Православная Церковь возрождающемуся русскому афонскому монашеству. Собором старцев было принято решение перенести крест в монастырскую ризницу после того, как стихнет торжество.

Крест архиепископ передал ещё два дня назад в Пантелеимоновом соборе. В тот день перед вручением он сказал речь, в которой признался братьям и отцам монастыря, что, ещё учась в семинарии, хотел стать послушником у отца Иеронима – игумена монастыря – и мечтал, как отправится на Святую гору. Но Господь судил иначе, и ему, теперешнему архиепископу Мисаилу, мать Церковь вверила кормило крупной епархии. Отец Иероним растроганно облобызал крест и, по-старчески семеня, отнёс его в алтарь.

В праздничный день в монастырь приехали не только высокие гости – все русские сиромахи сегодня могли посетить обитель, не боясь того, что их отправят обратно, в сиромашечью «Шаталову пустынь». Их поселяли, правда, не без проволочек, в огромном здании монастырского архондарика, где они, в ожидании малой вечерни, обсуждали последние святогорские новости.

Русские на Афоне вели себя не так, как, например, румыны. Если последние держались друг друга и всячески помогали единородцам, русские, напротив, «делили» святогорскую территорию, словно хищники. И, хотя они тоже дружили между собой, но дружба их носила какой-то соревновательный характер. Греки шутили по этому поводу, мол, русские, как львы, – ленивые, гордые и заняты только тем, что дерутся за территорию.

Среди русских, прибывших в обитель, был и профессиональный вор.

«Это заведение чем-то похоже на тюрьму, – думал он, осматривая монастырь. – Правда, сидят здесь добровольно…»

Вор по имени Алексей приехал на Святую гору в качестве паломника ещё засветло. Наводку на то, что в монастырь из России привозят золотой крест весом более двух килограммов, дали ему два брата понтийца, с которыми у него были общие дела в Салониках. Один из них обещал за небольшой процент помочь в сбыте золотого креста.

Алексей стоял в одной из передних стасидий, осторожно и внимательно осматривая помещение храма. Всё шло именно так, как описывал понтиец, – ему однажды довелось побывать на подобной службе. После бдения, которое закончится, по его подсчётам, часов через десять, все уйдут отдыхать перед литургией на три-четыре часа. Алексей после бдения спрячется за хоругвями. Если его и найдут, он всегда сможет изобразить задремавшего паломника – немудрено за десять часов не заснуть. Но если он останется необнаруженным, то пробраться в алтарь и украсть крест будет проще простого.

Самое сложное будет выбраться из храма незамеченным, для этого нужно смешаться с толпой до того, как обнаружат пропажу. Если и это удастся, – а Алексей верил в свою везучесть, – останется перелезть через стену за братским корпусом, и всё – ищи ветра в поле! Понтиец подробно описал Алексею, как убраться со Святой горы, минуя паром, на котором проверка полицией была бы неизбежна. Путь этот проходил через виноградники к дороге, ведущей на Иериссо. Ну а там его уже будет ждать подельник-понтиец.

Осмотревшись и составив план действий, Алексей, чтобы скоротать время, принялся украдкой разглядывать толпу, наполнившую храм до отказа.

Лица в основном были радостны, только греки недовольно морщились, слушая русское пение. Особенно не нравились им первые тенора – греки считали, что у них «женские» голоса, и некоторые даже ворчали и передразнивали русских певцов.

Алексею же наше хоровое пение нравилось больше греческого. Слушая, он вспоминал, как ещё до первой судимости время от времени приходил в храм, ставил свечки и слушал хор. Эти воспоминания хоть и привели Алексея в состояние умиления, но решимости украсть крест не убавили.

К концу полиелея Алексей перебрался к крайней стасидии правого клироса. Бдение уже заканчивалось, и монахи, выйдя на середину храма, затянули какие-то гимны. Алексей зевнул и, нащупав в кармане набор отмычек, укрылся в самом углу.

Наконец, бдение закончилось, монахи, гости и паломники стали выходить из храма, и довольно скоро в здании остались только вор и пономарь, в обязанности которого входило тушить лампады. Делал он это специальным опахалом, так как задувать свечи и лампадки нельзя – это считается неблагоговейным, да и висели некоторые лампады очень высоко. Когда пономарь покончил с передней частью храма, Алексей на цыпочках прокрался к большой архиерейской стасидии и спрятался за ней. Охранявшие стасидию у ее подножия два маленьких деревянных грифона, казалось, сердито косились на вора.

Закончив, пономарь, грузный рыжеволосый дьякон, неторопливо удалился, закрыв за собой большую храмовую дверь. Алексей подождал ещё немного, осторожно выглянул из-за своего укрытия и, внимательно осмотревшись, пошёл к северной алтарной двери.

Достав из кармана набор отмычек, Алексей почувствовал хорошо знакомое ему приятное волнение, которым всегда сопровождались его противозаконные деяния, и нагнулся к замочной скважине, чтобы точно определить, какие нужны отмычки…

Вдруг где-то рядом с ним тихо звякнуло. Алексей быстро выпрямился и, оглянувшись, увидел стоящего у южной двери монаха, испуганно взирающего на Алексея. В руке он держал кольцо со множеством нанизанных на него ключей.

Первым заговорил монах.

– Эй! Что вы здесь делаете?! Служба давно закончилась! – неуверенно, но грубо окликнул он Алексея.

– Я паломник, вот, заснул на службе… А вы… наверное, пономарь?

– Я-то пономарь…

– Отец пономарь, тогда откройте мне дверь, пожалуйста, – пойду, отдохну перед литургией.

Монах почесал в затылке и как-то странно огляделся.

Алексей, прищурившись, наблюдал за ним – тот явно нервничал.

– Ну хватит дурака валять. – Алексей подошёл к незнакомцу. – Я знаю, как выглядит здешний пономарь, вы на него что-то не очень похожи – где же рыжая борода? Очки? – Он, ухмыляясь, смотрел на поникшего собеседника.

Тот продолжал молчать.

– Я думаю, мы с тобой пришли сюда с одной и той же целью.

– Возможно, возможно, – отозвался наконец незнакомец, нервно пощипывая бороду и отводя взгляд.

– Знаешь, – продолжил Алексей, – мне нужен крест, и тебе, как я понимаю, он тоже нужен?

Монах тяжело вздохнул.

– Да простит меня Господь.

Они помолчали.

– Отлично! – усмехнувшись, продолжил Алексей. – Ну и что же мы будем делать? Распилим его пополам?

– Нет, конечно! – В глазах монаха появился благоговейный испуг. – Это кощунство. Давай кинем жребий: кто выиграет – тот забирает крест, кто проиграет – возьмёт остальное. Ну, что сможет унести. Это тоже добыча немалая.

Алексей задумался.

– Хорошо. Кинем жребий. Только вот скажи мне, я-то неверующий, и для меня украсть этот крест – плёвое дело. Я не боюсь никакого там высшего наказания за святотатство, и единственное, что меня пугает, – это полицейские у меня на хвосте. А вот ты, похоже, не так далёк от веры, как я, но твоё желание украсть этот крест, мне кажется, ничуть не меньше моего.

Вор в подряснике тяжело вздохнул.

– Не знаю, нужно ли обо всем этом рассказывать, но раз уж такое дело… в общем, в двух словах, из меня не получился монах. Я усердно работал над собой, молился ночи напролет и в итоге понял, что ничего это не значит… Выигрывает только тот, кому ты несёшь послушание, выигрывает, получая очередного раба. А сам послушник ничего духовного взамен не приобретает. В русский монастырь меня уже не берут, в греческий – тем более. Один раз взяли рабочим в румынский скит, но скитоначальник невзлюбил меня и так стал допекать, что я убежал оттуда через два дня. А я ведь старался делать так, как он говорит, но он всё равно шпынял меня, как шелудивого пса. И вот слоняюсь я по горе уже два года… У меня даже денег нет, чтобы вернуться на родину, и я, кажется, начинаю верить, что и в самом деле я… шелудивый пёс. Короче, святотатство для меня теперь… не проблема.

Горе-монах совсем поник, что не очень вязалось с его последними словами.

Алексей кивнул.

– Я подытожу, с твоего позволения. Раскусив систему, ты захотел получить компенсацию за свои страдания… Правильно? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Итак, вот монета в один евро. Выпадет Европа – твоя взяла, выпадет Александр Великий – крест мой. Ну, как?

Монах опять тяжело вздохнул и затеребил нечёсаную бороду.

– Я бы, конечно, предпочёл написать две записочки и положить их за иконой, но времени уже мало. Давай только сначала зайдём в алтарь, посмотрим, что это за крест, может быть, он вообще позолоченный, а потом уж кинем жребий. Хорошо?

Алексей усмехнулся.

– А что это у тебя в руке?

Монах поднял вверх связку ключей.

– Украл в монастырской мастерской, думал, удастся подобрать ключ.

– Профессионал, сразу видно! Давай уж лучше я.

Монах опустил руку, громко звякнув грудой разнокалиберных ключей, и на его лице появилось обиженное выражение.

Алексей вытер платком руки, надел латексные перчатки, выбрал из своей связки две небольшие отмычки, и через несколько мгновений северные двери были открыты. Злоумышленники, немного постояв на пороге, один за другим вошли в святая святых Пантелеимонова храма. Алексей усмехнулся, увидев, как вор в подряснике сделал несколько поклонов перед престолом, но от язвительной шутки по этому поводу воздержался. Они сняли покров с престола и стали пристально рассматривать искусно отлитый крест.

Насколько Алексей мог судить, он действительно был из чистого золота.

Вор в подряснике благоговейно спросил:

– Ну что, профессионал, забираем? А выйдем из храма – бросим жребий, кому Бог даст владеть этим крестом.

– Слушай, – презрительно ответил Алексей, – ты Бога-то хоть не приплетай к этому. В чём-чём, а в таких делах главный, кажется, совсем не Бог. Знавал я одного такого на зоне. Тоже говорил: Бог, Бог. А сам…

Алексей не договорил. Небольшая дверь, ведущая в алтарь прямо из пономарки, вдруг открылась, и в святая святых вошел игумен Иероним.

Злоумышленники так и застыли, держа вдвоём крест в вытянутых руках, словно приветствуя отца игумена благословляющим жестом. Иероним остановился как вкопанный, но выдержки не потерял. Подойдя к застывшим от неожиданности ворам, он приложился к кресту и, освободив его из рук воров-неудачников, положил обратно на престол. Накрыв его, он наконец обратился к ним как ни в чём не бывало:

– Молитвенники мои! А вы-то что здесь делаете?

– Мы-то? – Алексей первым оправился от испуга. – Золотой крест воруем.

Игумен, прищурившись, взглянул на вора-профессионала, поднял вверх указательный палец и назидательно заговорил:

– Вот что, крест монастырский, и украсть его я вам дать не могу! Вы что, не понимаете, на что покусились? Это же святыня! Крест, видите ли, они хотят украсть! Ещё раз что-нибудь подобное сотворите, запрещу вам ходить в монастырь, понятно?

Подельники молчали. Махнув в их сторону рукой, отец Иероним подошёл к стоявшему в углу холодильнику и заглянул в него.

– Зачем я пришёл-то? – глухо прозвучало из недр холодильника. – Хотел проверить, на месте ли просфоры. Иногда так бывает – просфорник забудет, не принесёт.

Игумен закрыл дверцу, обернулся и, увидев так и не двинувшихся с места воров, заторопил их.

– Вот что, рабы Божьи, давайте-ка идите отсюда, не успеете отдохнуть до литургии. А уже после трапезы зайдёте ко мне в келью. Там я с вами и поговорю. Давайте-давайте, быстрей. – Игумен стал подталкивать их к выходу. – Мне же завтра служить.

Игумен закрыл дверь в алтарь снаружи и провёл воров через малую порту, поскольку большая была закрыта.

– Отдыхайте, завтра поговорим.

Воры, начавшие приходить в себя от изумления, пошли в архондарик. По дороге Алексей спросил своего подельника:

– Слушай, а игумен не заложит нас полиции?

– Не должен. Думаю, что всё это произошло с нами не без воли Божьей. Как ты думаешь, есть в этом смысл?

Алексей не ответил…

…На литургию они опоздали, но зато успели на сытную трапезу, где отведали и хорошего монастырского вина, и просто, но удивительно вкусно приготовленную рыбу и осьминогов.

Поев, они стали дожидаться, когда освободится игумен. Ждать пришлось долго: сначала игумен с братьями принимали поздравления от епископов и гостей, затем был крестный ход, на время которого вору в подряснике дали послушание нести хоругвь с изображением Иисуса Христа.

Наконец, злоумышленникам удалось подойти к игумену. Он посмотрел на них не слишком дружелюбно, что, в общем, было вполне объяснимо, учитывая вчерашнее происшествие. Игумен грозно махнул рукой и пригласил их следовать за ним. Поднявшись на второй этаж братского корпуса, они зашли в келью отца Иеронима. Тот достал из письменного стола большую старую тетрадь и, надев очки с толстыми линзами, стал перелистывать её.

– Вот! – ткнул он пальцем в свои записи. – Читайте здесь.

Послушник взял тетрадь и вслух прочел:

– Каким святым молиться, чтобы избавиться от греха воровства. Преподобный Моисей Мурин и Святитель Николай Чудотворец.

– Запомните или записать? – Игумен взглянул на Алексея и взял ручку. – Запишу всё-таки.

Получив игуменское благословение и держа в руках бумажки с именами святых, обескураженные Алексей и его подельник отправились на паром и разговаривали до самого выхода к Уранополи.

– Знаешь, странный человек этот игумен, – продолжая беседу, задумчиво сказал Алексей.

– Да… Я по-всякому о нём думал, но теперь всё больше убеждаюсь, что он – святой. Ведь святость – это совсем не то, что ожидают люди. Как ты думаешь?

– Не знаю, я вообще далёк от всего этого.

Паром тем временем прибыл в Уранополи, и пассажиры высыпали на сушу. Монах указал на стоящую близ моря башню.

– Турки вешали здесь монахов, которые не хотели принимать ислам. Пойдём подойдём?

Новоиспечённые приятели направились к башне, но, не дойдя несколько метров до цели, Алексей вдруг остановился.

– Смотри!

Рядом с ними со стороны моря, зажатые камнями, лежали несколько купюр. Алексей поднял их:

– О, брат, да тут триста евро! Как их только морем не смыло!

Неудавшиеся воры молча постояли с минуту.

– Я что думаю, брат, – Алексей хлопнул послушника по плечу. – Мне этих денег на хороший отдых, как я планировал, всё равно не хватит, а ты… купи себе билет в Россию и возвращайся.

Тот посерьёзнел.

– Знаешь, я думаю, это малодушие. Ну и что с того, что меня гоняют по всей горе, – разве Христос не призывал претерпевать лишения ради любви к Нему? Пожалуй, останусь ещё какое-то время на Афоне. Как гласит Писание – «претерпевший до конца спасётся». Буду, значит, терпеть, покуда греки меня не депортируют.

– Ну тогда разделим пополам или бросим жребий: Европа – твоя взяла, Александр Великий – деньги мои.

Послушник заговорщицки посмотрел на Алексея.

– У меня есть другая идея.

– Выкладывай…

…Через три недели игумен Свято-Пантелеимонова монастыря получил бандероль без обратного адреса. В ней был напрестольный мельхиоровый крест. Старец в сопровождении пономаря дошел до алтаря и положил подарок на престол. Прежний крест игумен повелел рыжебородому дьякону унести в ризницу, где теперь хранился и чуть было не украденный, сверкающий золотом крест…

Этот анонимный подарок был для старца во много раз более значимым, чем дар архиепископа Мисаила. Он говорил о том, что ещё две мятущиеся души обрели веру, которая и есть настоящее золото для души.