Гаргачарья дас Санкт-Петербург

Гаргачарья дас Санкт-Петербург

Сейчас я с уверенностью могу сказать, что всегда искал Бога, вернее тех отношений, которые возможны между Богом и человеком, отношений, основанных на бескорыстной любви.

Мои родители прожили нелегкую жизнь. В детстве отец пережил ленинградскую блокаду, потеряв двух своих братьев, а мать — оккупацию, работая на лесозаготовках. В дальнейшем стержнем их жизни стало стремление к благополучию и достатку. Представляю, как тяжело им было, когда все трудовые сбережения пропали во время дефолта. Суть их родительского воспитания заключалась в том, что нужно найти достойное место в обществе. Со свойственным юности максимализмом я не очень стремился занять какое-либо место в этом обществе. Мир взрослых казался мне жестоким, несправедливым и лишенным высоких идеалов. В конце 60-х вместе с песнями «Биттлз» пришла и новая концепция жизни: занимайтесь любовью, а не войной. И средством для достижения этой любви стала «травка».

Правда, наш рулевой КПСС предложила и другой вариант развития любви: исправительно-трудовые колонии, которые стали местом «перевоспитания» для сотен и тысяч ищущих молодых людей. Так и я со студенческой скамьи пересел на скамью подсудимых. Начались мои жизненные университеты. Скоро я понял, что жизнь за забором почти не отличается от, так называемой вольной, разве что потребительской корзиной. Здесь была точная копия тех же самых отношений: своя аристократия и изгои, артисты, модники... и даже «женщины». Были хорошие и плохие, виноватые и невинные. Я утвердился в том, что качества зверя живут в каждом человеке и проявляются более или менее, в зависимости от ситуации. Когда ты сыт, легко улыбаться. Даже лев миролюбив, если не голоден. Мне трудно было принять этот принцип бытия — борьба за выживание как суть человеческой жизни.

Поиски смысла жизни не дали мне даже в лагере сделаться «рабочей скотиной»: работа, каша, койка... Но эта активная позиция часто приводила меня в ситуации, когда жизнь висела просто на волоске. В эти экстремальные моменты своей жизни я и стал ощущать присутствие рядом с собой некоей высшей силы. С годами розовый туман блатной романтики и братства рассеялся, не оставив и следа. Все имеет цену, в том числе и дружба.

«Собатонщики» — те, кто едят вместе батон белого хлеба, а потом, когда он заканчивается, разбегаются. Какое точное определение этих отношений! Теряя интерес к общению и углубляясь в себя, я пытался вызвать ощущение высшего присутствия. Наступило время, когда мне стало просто тягостно за забором. И вдруг пришла нежданная полусвобода: меня отправили на стройки народного хозяйства.

Комсомольско-молодежная стройка! Что об этом сказать... Я увидел жизнь российской глубинки с ее невежеством, пустыми магазинами, пьянкой, неустроенностью. Все до боли напоминало лагерь. Единственная новизна — это женщины, они не были похожи на тех умненьких, милых, домашних девушек моей юности. Новые отношения дурманили голову. Но очень скоро и это стало напоминать мне совместное поедание белого хлеба в лагере. Этот мир — большая тюрьма!

Домой я возвращался не 26-летним молодым человеком, а старцем, увидевшим бессмысленность человеческого существования... Вечеринка однокашников... Пьяненькие друзья детства, хвастающиеся своими достижениями и тем, кто как устроился в жизни. Их восторженная просьба рассказать о ТОЙ, так называемой, жизни.

...Она принесла Новый Завет.

Я обретаю реальность существования. Теперь все приобрело смысл: Мое рождение, поиски и даже тюремная пайка. Возьми свой крест и неси его! Тот, кто делает добро, есть СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ. Я первый раз в церкви. Она встает на колени перед иконой Божьей Матери. Отмечаю: слишком легко встает. Да, это смысл жизни — обрести Божественную любовь. Священное писание начинает жить во мне. Мое первое преклонение перед иконой: «из Ее лона пришел Спаситель!». Какая тяжесть уходит из моего сердца! Я целую прокуренную руку батюшки на причастии. Он удивлен. Молодежи в соборе почти нет. Нет, жизнь не бессмысленна, есть другая, истинная ее сторона. Мы же живем наизнанку.

Она беспокоится: «В тебе столько надрыва, хочешь узнать о радостном пути?».

Мы в гостях. Ее друзья — забавные ребята. Какие светлые, чистые, без примеси озабоченности глаза! Маленькая самиздатовская брошюра Бхактиведанты Свами. Какая глубина разума и внутренняя безмятежность, радость и счастье! Мои эмоции приходят в порядок. Прабхупада не говорит — он изрекает истину.

Я повторяю мантру. Брат тоже начинает выползать из своего махрового имперсонализма. Очищение. Я перестаю есть мясо. Мать в тревоге. Отец благодушествует:

— Не дури, сынок, выпьем по маленькой и закусим. Почему все мои поиски кажутся им блажью?

— Нет, отец, это серьезно.

— Ну и дурак, сдохнешь ведь.

Иногда я еще курю травку, так, несерьезно, для «духовного энтузиазма». Сегодня торговец запоздал. Говорит, на одной квартире была засада, долго не хотели его отпускать.

Ночью не могу уснуть, вспоминается лагерь. Она смотрит в глаза:

— Чего ты боишься больше всего?

— Тюрьмы. Больше не могу жить не свободным от своих чувств. Неужели я так глупо готов променять забрезжившее на горизонте счастье.

Ведь сдаст барыга, своя шкура дороже. Внутренний голос: «Чтобы не думать о людях плохо, не имей с ними плохих дел». Прощай дурман.

Обо мне узнают преданные, приходят познакомиться. Рассказывают об основных принципах духовной свободы.

— Знаешь, милая, мы с тобой нечисто живем. Ты моя жена, мать моих будущих детей.

Прощай, "сладкий" грех.

Преданные говорят о приближающейся войне, почти все уехали из больших городов. Жить в городе без преданных бессмысленно.

1982-й год. В Москве начались гонения, первые суды. У меня плохое предчувствие. Я еще под надзором, участковый просит зайти для беседы. До боли знакомая атмосфера милицейского кабинета: «Вы задержаны».

Три дня в КПЗ в полном неведении. На четвертый приезжает следователь из мест моей «комсомольской» молодости.

Ничто не забыто, никто не забыт. О Господь, как милостив Ты к этой заблудившейся душе! Ты даешь мне возможность ответить сейчас за все свои прегрешения. Я принимаю это с великой радостью.

Следователь ожидал увидеть матерого преступника, а увидел раскаявшуюся душу.

Разрешили подойти к поезду брату и нескольким преданным. «Прощайте. Считайте меня предавшейся душой».

Второй срок... Это были тяжелые, но удивительные годы. Я постигал духовные истины не по книгам, а в суровой жизненной ситуации. Это был искренний порыв беспомощной души, и Господь щедро наделял Своей милостью.

С самого начала Он послал мне человека, который буквально через несколько дней после нашей встречи стал повторять 16 кругов мантры и на протяжении всех этих лет был моим товарищем.

Однажды, размышляя об иллюзорности отождествления себя с телом, я ощутил, что выхожу из него. И в течение нескольких часов находился в таком отстраненном от него состоянии.

В другой раз, повторяя по 64 круга мантры в течение нескольких месяцев, я совсем отстранился от тела и стал возноситься. Приближаясь к неземному свету, я ощутил тепло и начал растворяться в этом свете, но глубоко укоренившаяся привычка отождествлять себя с материей вызвала страх, и я стал возвращаться.

Но самое главное чудо — это Само святое Имя. Оно защищало меня все эти годы, давая силы преодолевать трудности, связанные с тяжелым трудом, холодом, голодом, невежеством окружающих и собственной глупостью.

Прабхупада же стал для меня мерилом Истины. Я постоянно вспоминал то немногое, что мне удалось услышать о Нем. Его присутствие и забота проявлялись даже в таких «мелочах», как дополнительная миска каши.

Письма приходили редко, за год было несколько открыток с поздравлениями. Я не обижался, преданных преследовали, и никто не хотел мне неприятностей. О, эти преданные, они Душа этого мира!

Брат приехал на свидание в конце третьего года моего заключения.

Она писала почти каждый день, иногда несколько раз в день. Ближе к концу срока, видя мою серьезность в духовной жизни, Она призналась в своей неспособности следовать за мной и... отпустила.

О своем духовном посвящении я узнал из письма с опозданием в год, оно провалялось все это время в оперчасти. Я был удивлен, так как не предпринимал к этому никаких усилий. Позднее один из преданных рассказал мне, как он в телефонном разговоре с Гуру сообщил обо мне, и тот через неделю дал согласие на мою инициацию. Так Кришна показывал мне, как Он устраивает все необходимое в жизни искреннего человека. И для Него не так важно, что в баланде, которую я ел, иногда попадались рыбьи скелеты, а в прокуренном бараке приходилось дышать не воздухом, а махорочным дымом. Он готов пролить потоки безграничной милости на того, кто проявляет хоть небольшой интерес.

За все пять лет пребывания в лагере мне не посчастливилось встретить ни одного серьезного верующего. Были хорошие, искренние, но невежественные души.

В последний год в зону привезли евангелиста тульского пресвитера. С большим трудом мне удалось пробраться к нему в барак, я так хотел поговорить о Боге.

Николай был в годах, несколько раз судим за веру. Сначала он боялся говорить, но потом разошелся. Так я узнал, как он замечательно проводит службы, как плачут на них люди, но о Личности Бога ничего. В свою очередь, я стал делиться богатством Сознания Кришны.

— Ой, не то, Игорь, ой, не то.

Один только раз я почувствовал его духовным человеком. Наш отряд возвращался с работы в жилзону. На лагерном «Бродвее» без шапки в мороз стоял Николай и плакал.

— Что случилось, тебя обидели?

— Господь милостив! Амнистия осужденным за веру.

Мы обнялись, и я почувствовал то сладкое состояние, которое испытывал в общении с преданными. В его сердце была чистая благодарность Богу. О Господь Кришна, мы все Твои дети!

Последний год также был ознаменован более активным интересом «каторжан» к духовности. Первым проявил интерес главный «козел» — пособник администрации зоны Веня:

— Слушай, во что ты веришь? За это время все менты стали ворами, а воры — ментами, а ты все в кого-то веришь. В кого?

Несколько дней в прокуренной каптерке я в полном блаженстве рассказывал охваченному экстазом Вене о Кришне.

— Что я могу для тебя сделать? Тебе деньги нужны или чай, или блатная работа?

— Веня, зачем мне вся эта головная боль. Лучше, если можешь, достань кусок шафрановой ткани для мешочка под четки.

Через несколько дней меня разыскал сияющий Веня:

— Есть, с окна «кума» (начальника оперчасти) занавеску снял.

Подойдет?

А затем, как плотину прорвало, почти каждый день приглашали рассказать о Кришне. Последним проявил интерес начальник оперчасти. Там на меня уже завели уголовное дело по статье «клеветнические высказывания, порочащие советский строй». Как будто он сам себя не опорочил. Но слава перестройке, слава «Гоур»бачеву! Дело положили под сукно. Когда мы с отцом садились в поезд до Ленинграда, нас провожали не только несколько осевших в северном поселке «каторжан», но и капитан местного КГБ.

Ну а дальше, это, наверное, другая история. В последующие годы Кришна обильно проливал на меня Свою милость, давая вкусить нектара проповеди сознания Кришны. Я распространял книги, жил в первых ашрамах, ездил по всему северо-западу и был СЧАСТЛИВ. Потом пришли времена серьезных испытаний: тяжелая продолжительная болезнь, отход духовного учителя, потеря храма в Петербурге.

По сравнению с этим мои лагерные приключения — всего лишь приятная прогулка. В этом году я отпраздновал свой 22-ой Джанмаштами. Не знаю, могу лия сказать, что пришел в Сознание Кришны. Не мне судить. Но я хочу признаться вам, что никогда не жалел о выбранном пути. Может быть, иногда что-то и хотелось сделать по-другому, передохнуть, но... не отказаться от борьбы.

Да, все-таки наша жизнь — борьба, но не за иллюзорное превосходство в этом временном мире, а борьба с собственным невежеством за истинную свободу во взаимоотношениях с Кришной.