Приготовить из себя сосуды избранные
Приготовить из себя сосуды избранные
<775> Если мы таким путем приготовим из себя сосуды избранные (Деян. 9:15), а такие сосуды должны быть золотыми или серебряными (2 Тим. 2:20), что обозначает чистейшие деяния и бесстрастную жизнь, – то на нас сойдет Святой Дух и сила Вышнего, которая осенит нас (ср. Лк. 1:35) как в этом, так и во всяком другом деле, которая укрепит нас и доставит нам все, что нужно. Если же, наоборот, мы сделаемся сосудами в погибель (Рим. 9:22), которые, соответственно дурным и нечистым делам, подобны деревянным и глиняным (2 Тим. 2:20), то и Бог в нас не вселится, и нам также самим не совершить ничего спасительного, хотя бы по-видимому мы и подвизались. Посему будем постоянно бодро принимать и переносить злострадания, бывающие в подвижничестве как в ночных бдениях и псалмопениях, так и в дневных молитвах и работах: ночью, в то время как все остальные поют, не будем <776> оставаться в постелях, кроме случаев болезни и других уважительных причин, равно как, поднявшись, не будем без причины шататься туда и сюда и мычать за божественными славословиями, ибо от этого немало вреда душе. И днем также не будем без нужды пропускать часов, уходить с работ, заводить не вовремя или принимать участие в таких разговорах, которые клонятся не к назиданию, спасению или общей пользе, а к разрушению всего этого. Ибо отсюда возникают толки, смуты, обиды и ненависть, это доставляет радость сатане и печаль Святому Духу. Кому приходилось читать, те пусть не забывают, какая опасность опечалить Святого Духа празднословием.
Я вижу, что больше всего беспорядков бывает при раздаче платья, где всякий теребит заведующего со своей нуждой: (342) <777> один просит новую, крепкую, а также мягкую и потоньше для лета верхнюю одежду, другой – новый, красивого цвета и просторный кукуль. Да откуда же всего этого взять, когда у нас нет столько одежды и кукулей? На какие это ваши доходы или заработки? Каждый, требуя себе этих вещей, должен бы помнить, много ли он дает монастырю и сколько он принес в него из мира, а также не забывать, что раз он дал обещание на послушание, то уже нечего творить свою волю. Ведь и то, что теперь у нас есть, разве это не даром постоянно посылает нам Бог чудесно из известного Ему источника и откуда Он хочет? И мы, с другой стороны, за свои прежние и настоящие грехи разве достойны этого? Пусть каждый из нас вспомнит, как он начинал свое монашество и что он делает теперь, и он найдет, что он виновен и не по заслугам пользуется даже и тем, что у него теперь есть. Если мы не можем переносить грубых, плохих, заплатанных и тесных рубашек и кукулей, <778> не можем терпеть укусов вшей и блох, так чем же нам похвалиться? В чем состоит наше монашество? В чем после этого наше послушание? У иных всего только один хитон, а другие и круглый год не сменяют одежды, и такие лица есть среди нас же самих, но мы не желаем обращать внимания на хорошие примеры и подражать им, а вот если дело коснется примеров противоположного рода, так с полнейшим удовольствием. Когда такой-то получил хорошее платье или кукуль, которые ему даны, быть может, из внимания к его болезни, его телосложению или к его какому-либо особенному, выдающемуся положению, тотчас же начинают завидовать этому, поднимается возбуждение, принимаются сравнивать вещи и препираться с заведующим одеждой: «Дай и мне такую же вещь, чем тот лучше меня?» – особенно же если обиженный будет священник или кто-нибудь из тех, кои наблюдают за порядком монастырской жизни, или из мнящих о себе, что они нечто [значительное][1097], но кои на самом деле не таковы. (343) Что же после этого сказать уже об остальных, которые по своему чину, возрасту <779> или по более простым и неприхотливым привычкам должны бы со страхом, трепетом и благодарностью принимать то, что им дают, и кои вместо того поднимают споры, брыкаются, бормочут и требуют себе того же, до чего они еще не доросли? В миру у меня не было возможности сменить рубашку, – а здесь, меняя ее каждую неделю, я свирепею, как дикий зверь, и лаю, как пес. У меня не было жилья, кроме наемного, бедного, темного, без всяких мраморов, грязного уголка, – а теперь я, окаянный, как переселился под золоченую крышу, на мраморные полы и в чистые помещения, то позабыл, что перешел сюда от невзгод к спокойной жизни. У меня когда-то не было ни кровати, ни одеяла, ни подушки, кроме какого-нибудь войлока <780> или какой-либо грубейшей и жесткой вещи, – а теперь, лежа на устроенной на натянутых тесьмах постели, с одеялом и подушкой, я все-таки недоволен. У меня теперь есть шуба, а также верхнее для зимы и для лета платье, и не только длинное, но и короткое, есть сапоги и башмаки, – и всего этого для меня недостаточно. Прежде я терпел обиды и боялся каждого встречного, всякий, кто только хотел, мог бить меня, – а теперь я не желаю перенести случайного выговора, обиды и порицания. Тогда меня звали просто сыном такого-то бедняка, – а теперь, назвавшись сыном Божиим и сыном света (Гал. 3:26; 1 Фес. 5:5), я при случае обижаюсь и сержусь на того, кто меня духовно родил. Разве это не демонские заблуждение и хитрость? Разве это не обман и обольщение нашего рассудка? Всякий, раз он только хорошо вдумается в положение дела, ничего не может возразить на это: будь он благородного происхождения или <781> из богачей (им нечего смотреть на других), (344) если он только действительно трудится над исправлением своей жизни, он непременно признает себя здесь виноватым.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.