С этого дня всё приняло в обители безотрадный, могильный характер: везде ощущалось приближение смерти. Работы были оставлены и мастерские опустели. Сестры толпились в коридоре, ожидая, чтобы вышла из спальни келейница и сообщила им известие о матушке. Иные налагали на себя обеты, а в церкви следовали один за другим заздравные молебны "о болящей Марии".

А игуменья сидела день и ночь в своих вольтеровских креслах; иногда она дремала и находилась, по большой части, в полусознательном состоянии. Но как скоро приходила она в себя, то осведомлялась о сестрах и просила, чтоб Антония, келейница, которую она горячо любила, читала ей вслух Евангелие.

Раз показалось игуменье, что заспорили две монахини, говорившие шепотом в углу ее комнаты:

- Помиритесь, поцелуйтесь, - сказала она им.

- Матушка, мы не ссорились, - отвечали они.

- Для меня... для меня... - повторяла умоляющим голосом умирающая.

Они поняли, что она не ясно сознает, что происходит около нее, и поцеловались, чтоб ее успокоить.

- Спасибо; спасибо, - молвила она, - любите друг друга: живите в мире.

За два дня до своей кончины она благословила образами бывших при ней родственников и поручила им передать отсутствующим членам семейства предсмертное свое прощание. Потом она выслала всех из своей комнаты, за исключением одной из своих любимым монахинь.

- Исполни мою последнюю просьбу, - сказала она ей, - когда меня не станет, похлопочи о бедном чиновнике, что просит о своих детях... их надо пристроить. Да еще крестьянин хотел купить рекрутскую квитанцию для сына... ему могут помочь в Москве .

Настал роковой день. Поутру она приобщилась, выпила чаю, потом заснула. Спокойное ее лицо и спокойный сон обманули всех. "Маша одесская" поторопилась сообщить добрую весть монахиням, стоявшим в коридоре.

- Слава Богу, - говорила она, - матушке, кажется, легче: она выкушала чайку и почивает. Шли бы вы обедать.

В продолжение двух последних дней никто почти не спал и не ел в обители, и обрадованные сестры пошли в трапезу, где их ожидал обед. Пробило три часа на монастырской колокольне, когда доктор вошел к игуменье, которая все еще спала, опустив голову на грудь. Пощупав у нее пульс, он сел в уголок около ее сестры, княгини Голицыной, которой шепнул что-то на ухо. Княгиня побледнела, но не отозвалась. Две келейницы стояли у двери и не спускали глаз с матушки. Не слыхать было в комнате ни шороха, ни говора. Одни боялись прервать благотворный сон, другие боялись нарушить святыню смерти. Прошло около получаса. Медик встал, подошел к игуменье, пощупал опять пульс, провел рукою по холодевшему лицу и промолвил вполголоса:

- Скончалась.

Княгиня Голицына бросилась, вся в слезах, на шею Антонии, которая оттолкнула ее, подбежала к умершей, схватила ее за плечи и закричала:

- Матушка! Матушка! Что с вами?..

Но в комнате поднялась суматоха: доктор отворил дверь и звал громко сестер... Кто-то взял за руку Антонию и вывел ее в коридор.

Игуменья Мария (в миру Маргарита Михайловна Тучкова) скончалась 29-го апреля 1852 года.