[Современному миру удалось обойтись без христианства ]

[Современному миру удалось обойтись без христианства]

Проблема нехристианизации, дехристианизации, всей антихристианизации, всего нехристианства, всего антихристианства — это совсем иная проблема, бесконечно иная, она создает совсем иные трудности, бесконечно иные, чем проблема предварительная, так сказать, классическая, чем проблема греха (дурного христианства), отлучения, даже погибели. Чем, увы, известная проблема греха.

Вот чего христиане, прежде всего, особенно, католики не хотят видеть. И пока они этого не увидят и не захотят (себе) в этом признаться, они будут работать напрасно, они даже молиться будут напрасно, они ничего не смогут делать с пользой; их работа будет напрасна, та маленькая толика работы, которую они делают; их молитва, та маленькая толика молитвы, которую они творят, будет напрасна.

Ведь они работают и молятся (увы, когда они работают и молятся), они работают и молятся для этой новой проблемы, как для старой проблемы, для древней проблемы; без разбору, для новой как для старой; для проблемы нехристианства как для (внутренней) проблемы христианства; для нехристианской проблемы как для проблемы христианской, внутренне христианской; при новых трудностях, против новых трудностей, без разбору, как при старых, против старых. Они полагают, воображают, что это сходно, что это, без разбору, одно и то же; они хотят заставить себя так думать, они стараются заставить себя гак думать, они надеются; они воображают, что все сведется к тому же, потому что на вид это то же самое, без разбору сводится к тому же; потому что они думают, хотят думать, что материя на вид, без разбору, та же; как если бы положение было то же; состояние то же; и они говорят, говорят себе, между собой и другим (но гораздо более пугано), что современный человек — это христианин-грешник, что современный мир — это христианский мир во грехе, в состоянии греха; что вся современность и всякий современный человек — в смутном, неясном, расплывчатом грехе, который проник, как хорошая краска, в саму материю, в дерево; что если до сих пор мир был как бы покрашен грехом, покрашен в грех, покрашен в цвет греха, то сегодня, напротив, и что якобы и отличает современный мир, он в этот цвет окрашен; краска стала цветом; проникла на глубину цвета; превратилась в цвет; вошла внутрь, распространилась, разлилась внутри; она внутри повсюду как бы в латентном состоянии, она заполнила все; она проникла в материю и дерево, в сами волокна. Современный мир — это якобы мир (следовательно, христианский) цвета греха; это гистологически его цвет, оттенок. То есть сами клетки (современного мира) и его материя якобы такого цвета. Это есть в современном мире, и больше в нем нет ничего: разлитый грех; цвет (а не краска); распространение греха на молекулярном, тканевом, гистологическом уровне. Грех. Пронизывающий саму ткань.

Держаться этого, придерживаться такой точки зрения значит совершать, сознательно желать совершить грубейшую ошибку. Ошибку грубейшую из-за недооценки, недостаточности. Потому что это есть, но есть не только это. Это так, но нужно бесконечно много, чтобы это было только так. Это так, и все-таки, и все же, и к тому же это совсем иное, бесконечно иное, это совсем иная, бесконечно иная проблема, совсем иные, бесконечно иные трудности.

Да, современный мир таков, и для христианина в каком-то смысле и с какой-то точки зрения, при определенном взгляде, с точки зрения (христианской) внутренней истории христианства, при взгляде, согласившемся (готовым удовлетвориться неким объяснением; христианским объяснением, благим объяснением; короче, всегда только одним объяснением) (короче, при взгляде, готовом удовлетвориться), при взгляде несколько вымуштрованном, послушном, покорном, благонамеренном; да, при таком взгляде и даже очевидно при всяком взгляде нельзя ничего возразить; да, это так; современный мир — очевидно такой мир, где грех больше не фрагментарен, не определяется арифметически, численно, по одному, с явно очерченными границами, с границами, с пределами, не образует островки (какими бы они ни были большими, это все-таки островки; даже если бы они создали, образовали огромнейшую часть, почти целиком, даже если бы они заняли, захватили, составили неизмеримо большую часть, почти все социальное пространство, христианское пространство; своим сложением, своей суммой, своим скоплением; все равно, по праву, по состоянию органическому, гистологическому, они все равно, несмотря ни на что, все равно только островки); значит, уже не просто архипелаги и даже континенты, группы, соединения и даже, без сомнения, слияния островков; но бесконечно больше — грех влитый, грех разлитый, грех слитый, грех расплавленный, грех в коллоидальном состоянии, распространившийся по всей органической массе и пронизавший ее насквозь. Во времени, в вечности.

Но тут не только это; не только это новое состояние греха, подобно тому, как в наши дни открывают новые состояния материи.

Это не просто цельный грех, как до сих пор был только грех раздробленный.

Это не просто некий грех, грех (тотальный, глобальный , внутренний, молекулярный) цельный, входящий в состав ткани, окрашивающий все ткани, всю ткань. Тогда как до сих пор был известен только грех раздробленный, грехи (индивидуальные, частные) раздробленные, отдельные, самое большее — отдельные грехи, состыкованные, составленные вместе.

Современный мир не просто открыл новое, диффузное, состояние греха, как он открыл новое, диффузное, состояние материи.

(Тем же движением, ибо это сходство, это родство не случайно; отнюдь; наоборот. Это идет от одного движения, два эти открытия — результат одного и того же движения; они проистекают из одной и той же мыслительной, интеллектуальной позиции (я не говорю интеллектуалистской, напротив; интеллектуально неинтеллектуальной, добровольно, решительно, быть может, почти сознательно анти-интеллектуальной и даже анти-интеллектуалистской); это открытие, это использование диффузных состояний во всех порядках; это молекулярное проникновение всех масс, всей массы во все порядки, это проникновение диффузной по сути материи прежде всего в эти два порядка, материальный порядок, порядок материи, (материальный) порядок греха входит составляющей, составной частью в современный мир. Это все то же действие, та же диффузия, происходящая на двух уровнях (как и на многих уровнях, среди многих уровней, на всех уровнях, среди многих уровней); это — важнейшее свойство, оно продолжится исторически, и философски, и даже, так сказать, физически; да, физически, во времени, во плоти оно останется отличием, одним из первых, одним из главных отличий, одним из главных свойств, печатью современного мира, одной из черт, одним из основных очертаний современного мира.

Это особая, собственная разновидность молекулярной, тканевой диффузии, это проникновение во всю физическую массу.

Итак, один и тот же мир создает и ту, и другую, один и тот же современный мир; он один и в той, и в другой, он создает и ту, и другую, проникается насквозь диффузным грехом и открывает, изобретает, находит, познает, обнаруживает эти диффузные состояния, эти диффузные проникновения (всей) материи.

Прежде всего, в особенности эти две принадлежат, конечно, различным порядкам, но они сопоставимы и в каком-то смысле параллельны и по меньшей мере подобны, аналогичны, идентичны, в двух областях, в двух различных материях, но два вливания тоже сопоставимы, две диффузии, два диффузных проникновения сопоставимы и в каком-то смысле параллельны и по меньшей мере подобны, аналогичны, идентичны.

Это два родственные действия одного и того же мира.

Итак, все это есть, тут нечего возразить, но это далеко не все, тут многого не хватает, недостает. Hoc (omnino) deficit. Этого недостаточно со всех сторон. Тут бесконечно большее, бесконечно иное. Тут есть проблема. Есть то, что современный мир — нехристианский мир и что ему отлично удалось обойтись без христианства.