9. Божье дыхание жизни
9. Божье дыхание жизни
Я открыл окно и наслаждаюсь сегодняшним весенним утром в его великолепии. В саду веет свежий ветерок. Я слышу потрескивание костра: это фермер, живущий неподалеку, сжигает мусор зимы. Около дороги, спускающейся к морю, жаворонок парит над своим гнездом. Во всем чувствуешь, что творение сбрасывает с себя зимнюю одежду и готовится встретить радостный беспорядок новой жизни.
Все эти образы (я их не придумал, а увидел) первые христиане использовали, пытаясь описать нечто столь же странное, как и вся история Иисуса, но и нечто не менее реальное, чем их жизнь. Они говорили о сильном ветре, который наполнил горницу, где они собрались, и их самих. О языках пламени, которые почили на них и преобразили их жизнь. Оглядываясь на древнее повествование о сотворении мира, они использовали образ птицы, парящей над водами хаоса, в которых возникал порядок и рождалась жизнь.
Как иначе можно объяснить необъяснимое, если не с помощью образов из уже знакомого мира?
А они действительно желали кое–что объяснить. Последователи Иисуса терялись перед загадкой его воскресения и не понимали многих слов своего учителя. Они не знали, что им надлежит делать дальше. Они не понимали и того, что дальше предпримет сам Бог. В какой–то момент они даже вернулись к своему прежнему ремеслу и ловили рыбу. В другой раз, встретившись с Иисусом перед его вознесением, они все еще продолжали его спрашивать, означают ли все эти странные события, что надежды и мечты Израиля наконец исполнились, или нет. Не в это ли время, спросили они, Израиль обретет Царство и ту свободу, на которую уповали они и их соотечественники?
Как это нередко бывало и раньше, Иисус не дал им прямого ответа. На многие вопросы, которые мы задаем Богу, невозможно ответить — не потому что Бог не знает ответов, но потому что наши вопросы бессмысленны. Как однажды сказал К. — С. Льюис, многие из наших вопросов звучат для Бога примерно так, как если бы кто–то спросил: «Желтое — это квадрат или круг?» или «Сколько часов в одном километре?». Иисус мягко уходит от ответа: «Не вам знать времена и сроки, которые Отец установил Своею властью. Но вы примете силу, когда найдет Святой Дух на вас, и вы будете Моими свидетелями и в Иерусалиме, и во всей Иудее и Самарии, и до предела земли»[2] (Деян 1:6–8).
Дух Святой и задача церкви — две эти вещи неразрывно связаны между собою. Невозможно говорить об одной, не упоминая другую. Энтузиазм нынешнего поколения относительно новых форм духовного опыта не должен вводить вас в заблуждение: Бог послал Святого Духа людям не для того, чтобы они пережили некую духовную поездку в Диснейленд. Конечно, когда вы удручены и подавлены (или даже без этого), свежий ветер Божьего Духа нередко дарует вам новый взгляд на все вещи и, что еще важнее, ощущение Божьего присутствия, любви, утешения и даже радости. Однако Дух дается для того, чтобы ученики Иисуса несли в мир новую весть о том, что он есть Господь, что он одержал победу над силами зла и что теперь для нас рождается новый мир, и мы должны способствовать его появлению.
В равной степени невозможно думать о задаче церкви, забыв о Духе. Кажется, некоторые христиане думают, что Бог, совершив свои деяния через Иисуса, теперь желает, чтобы мы продолжали это дело своими собственными силами. Но это — трагическая ошибка. Она порождает или гордость, или чувство глубокого бессилия — а иногда обе эти вещи одновременно. Без Духа Божьего мы не можем совершить ничего такого, что имело бы вес в Божьем Царстве. Без Святого Духа церковь просто не способна быть церковью.
Я здесь использую слово «церковь» не без некоторой тревоги. Я прекрасно знаю, что для многих читателей слово «церковь» ассоциируется с большим мрачным зданием, с напыщенными торжественными заявлениями, с претенциозной важностью и с морем лицемерия. Однако нелегко найти ей альтернативу. На меня самого давит этот негативный образ. Я постоянно с ним сражаюсь, это входит в сферу моих обязанностей.
Но здесь есть и другая сторона, отражающая все эти образы ветра, огня, птицы над водами и рождения новой жизни. Для многих людей «церковь» вовсе не мрак, а нечто противоположное. Это место гостеприимства и смеха, исцеления и надежды, дружбы и семьи, справедливости и новой жизни. Сюда приходят бомжи за тарелкой супа, здесь есть с кем поговорить старым людям. Здесь одна группа работает с наркоманами, а другая борется за справедливость в мире. Здесь люди учатся молиться, приходят к вере, сражаются с искушениями, находят для себя новые цели в жизни и обретают новую силу, чтобы их осуществить. Сюда люди приносят свою каплю веры, а затем, когда они вместе с другими поклоняются истинному Богу, понимают, что целое больше суммы его частей. Ни одна церковь не бывает такой постоянно. Однако большое количество церквей таковы хотя бы отчасти и на протяжении значительных сроков.
Не стоит забывать и о том, что именно церковь в Южной Африке трудилась и молилась, страдала и боролась ради того, чтобы во время глубоких перемен, когда была упразднен режим апартеида и страна обрела новую свободу, не произошло великого кровопролития, которого все ожидали. И снова, именно церковь сохраняла жизнь в коммунистической Восточной Европе и в итоге своими процессиями со свечами и крестами ясно показала, что больше так жить нельзя. Именно церковь, несмотря на все ее безумства и падения, идет в больницы, школы, тюрьмы и во многие другие места, когда это нужно. И я бы скорее хотел реабилитировать слово «церковь», чем заменять ее такими выражениями, как «семья народа Божьего», «все те, кто веруют в Иисуса и следуют за ним», или «собрание людей, которые, силою Святого Духа, участвуют в рождении нового творения». Хотя эти выражения верны.
Ветер, и огонь, и птица над водами были даны ради того, чтобы церковь могла быть церковью, то есть чтобы народ Божий мог быть народом Божьим. Из этого следует нечто удивительное и невероятное. Дух дается для того, чтобы мы, обычные люди, в какой–то мере стали тем, чем был Иисус: частью Божьего будущего, пришедшего в настоящее, местом встречи неба и земли, средством для установления Царства Бога. Дух дается ради того, чтобы церковь фактически продолжала жизнь и миссию Иисуса, который теперь ушел в Божье измерение — то есть на небо. (Именно об этом говорит нам его вознесение: Иисус отправился в мир Бога, где он ждет того дня, когда небеса окончательно соединятся с землею и он будет присутствовать в этих новых нераздельных небе–и–земле.)
Каждое из этих положений мы вскоре рассмотрим подробнее.
* * *
Дух дается для того, чтобы начать работу по внедрению Божьего будущего в настоящее. Это самое первое и, быть может, самое важное, что мы можем сказать о той таинственной и личностной силе, которую описывают все упомянутые образы. Воскресение Иисуса открыло перед нами неожиданный мир Божьего нового творения, Дух же Святой приходит к нам из этого нового мира, который должен родиться, того мира, где, согласно древним пророчествам, процветают согласие и справедливость, где волк лежит рядом с ягненком. И для христианина чрезвычайно важно научиться жить по правилам этого Божьего будущего мира, хотя мы и продолжаем жить в мире нынешнем (который Павел называет «сим злым веком», а Иисус «родом прелюбодейным и грешным»).
Вот почему самый первый христианский автор Павел говорит о том, что Дух есть залог, или аванс, того, что грядет. Павел использует здесь греческое слово arrabon, которым сегодня в Греции называют обручальное кольцо — нынешний знак того, что осуществится в будущем.
Для Павла Дух есть залог нашего «наследия» (Еф 1:14). Это больше чем просто образ из обычных человеческих дел, когда, если кто–то умирает, другие люди наследуют его имение — и могут получить что–то заранее как часть того, что им завещано. И он не говорит (как это понимают многие христиане) только о том, что мы «отправимся на небеса», как если бы небесное блаженство было основным «наследием», предназначенным для нас. Нет. Он опирается на одну из важнейших тем Библии, причем развивает ее самым удивительным и новым образом.
Тема «наследства», относительно которого Дух дается как залог, нам прекрасно известна по истории Исхода, когда израильтяне покидают Египет и направляются в Землю обетованную. В качестве «наследства» им был обещан Ханаан — место, которое мы сегодня называем Святой землей, — где они будут жить как народ Божий. Именно здесь, при условии, что они будут соблюдать свои обещания в рамках Завета, Бог будет обитать с ними, а они — с Богом. И им было дано одно предвкушение этого обещания, а одновременно и средство для получения наследия: Бог шествовал с ними, Его удивительное святое Присутствие указывало им путь, и Он скорбел, когда они роптали.
Таким образом, когда Павел говорит о Святом Духе как о «залоге нашего наследия», он снова пробуждает в памяти слушателя всю традицию Исхода (то же самое делал и Иисус), напоминает об истории, которая началась с пасхальной трапезы и закончилась в Земле обетованной. Он как бы говорит: «Теперь вы — народ истинного Исхода. Вы идете к своему наследию». Однако это наследие не сводится к бесплотному блаженству на небесах, как и не ограничивается одной небольшой страной. Отныне Священной землей Бога стал весь мир.
Сейчас наш мир — это место не только славы и красоты, но и горечи и страданий. Однако Бог его исправляет. Вот ради чего жил и умер Иисус. И мы призваны участвовать в исправлении мира. Настанет день, когда все творение будет избавлено от рабства и порчи, от тления и смерти, которые уродуют его красоту, разрушают взаимоотношения, лишают смысла Божье присутствие в нем и делают его местом несправедливости, жестокости и насилия. В этом смысл избавления и «спасения», которые стоят в центре одного из величайших текстов, написанных Павлом, — восьмой главы Послания к Римлянам.
Что же означают слова о будущем, которое наступило в настоящем? По мысли Павла, люди, следующие за Иисусом и верящие в то, что он, воскреснув из мертвых, стал истинным Господом мира, — эти люди получают Духа как предвкушение того, каким будет новый мир. Если кто пребывает «в Мессии» (так Павел чаще всего описывает людей, принадлежащих Иисусу), тот есть новое творение (2 Кор 5:17). Ваше человеческое Я, ваша личность, ваше тело восстановлены, так что вы уже не часть старого творения, места скорби и несправедливости, а в итоге и смерти, но одновременно уже предвкушаете новое творение в своей жизни и стремитесь осуществить его здесь и теперь.
А где здесь место Духа Святого? В нашем путешествии от Пасхи к Земле обетованной — другими словами, от воскресения Иисуса к окончательному моменту, когда будет обновлено все творение, — Дух играет ту же роль, какую столп облачный и огненный играл в жизни вышедших из Египта. Дух равнозначен странному и личному присутствию самого живого Бога, который указывает нам путь, предупреждает, обличает, грустит о наших падениях и радуется нашему медленному продвижению к обладанию истинным наследием.
Но если Дух равнозначен личному присутствию Бога, что это значит для христиан? На этот вопрос может ответить опять–таки Павел: вы, говорит он, — храм Бога Живого.
* * *
Если Дух вносит Божье будущее в настоящее, то он также соединяет небо с землей. Мы опять вернулись к «третьему ответу». И нам следует вспомнить, что из этого ответа следует.
Как вы помните, согласно первому варианту ответа, небо и земля — это просто синонимы. Это значит, что Бог действует или присутствует во всем, включая нас самих. Приверженцы пантеизма утверждают, что ничто в нашем мире не лишено привкуса божественного, но одновременно ставит точку: больше нет ничего, все божественное мы видим на земле, когда глядим на поля и реки, на животных и звезды или на самих себя. Панентеизм позволяет думать, что Бог больше всего видимого, но все равно говорит, что Божье присутствие пронизывает все творение.
В рамках такого мировоззрения говорить о действии Святого Духа в нас совсем несложно. Пантеист рассуждает так: если то, что мы называем словом «Бог», находится везде, тогда слова о Святом Духе просто утверждают ту же самую мысль. Это приятно слышать, это звучит «демократично». Нам не нравится мысль о том, что Бог особым образом пребывает внутри определенной группы людей или в каких–то местах, это возмущает наше сознание, порожденное эпохой Просвещения.
Я прекрасно помню мое первое столкновение с пантеизмом в лице девушки, которую я встретил, когда летом 1968 года ездил автостопом по Канаде. «Разумеется, Иисус — это Бог, — сказала она (не помню, с чего мы начали разговор, но, наверное, она поняла, что я христианин), — но это можно сказать и про меня. И про тебя. И про моего кролика».
Я ничего не имею против кроликов (правда, иногда мои соседи оставляют другим, в том числе мне, кроличьи клетки, которые приходится чистить). Однако — почему я навсегда запомнил этот разговор — слова о том, что Дух Божий пребывает в кролике в не меньшей степени, чем в Иисусе, удивили и продолжают удивлять меня как нелепость. Это проблема пантеизма: он оставляет тебя там, где ты уже находишься. У тебя уже есть все нужное. Пантеизм не может решить проблемы зла, но это еще не все. Он не предлагает никакого будущего, отличающегося от нынешнего положения вещей. Если первый ответ верен, то Иисус действительно был просто сумасшедшим.
Может показаться, что второй вариант ответа позволяет лучше понять этот свежий и пламенный ветер Бога. Предположим, что Божье пространство почти не пересекается с нашим. Как тогда удивительно, как чудесно, как трогательно думать, что сила из далекого Божьего мира приходит к нам — и даже ко мне! Именно поэтому многие люди сегодня пользуются такими словами, как «естественное» и «сверхъестественное». Они полагают, что в нашем пространстве есть только «естественные» явления, которые можно описать с помощью обычных законов природы, физики, истории и так далее, а в Божьей сфере все вещи «сверхъестественны», это царство Иного, которое нисколько не походит на все то, что мы знаем по нашему повседневному опыту. (Я сознаю, что за словами «естественное» и «сверхъестественное» стоит куда более интересная история, чем то, что сказано в предыдущем предложении, но я говорю исключительно о том, как эти слова используются сегодня.) Вот почему люди, придерживающиеся того взгляда на мир, который соответствует второму варианту ответа, чаще ищут свидетельства присутствия и действия Святого Духа не в таких вещах, как тихий рост нравственного чувства или скромная верная жизнь, посвященная бескорыстному служению другим, но в ярких «сверхъестественных» событиях: в исцелениях, глоссолалии, удивительных обращениях и тому подобных.
Здесь следует уточнить: я вовсе не утверждаю, что исцеления или «дар языков» — выдумка или что они не важны. Такие вещи происходят, и у них есть смысл. Я не хочу сказать, что не бывает резких и внезапных обращений к Богу. Такое иногда бывает. Я лишь хочу сказать, что второй вариант ответа дает неподходящие рамки для понимания происходящего. В частности, он исключает из картины то присутствие Бога и его действия, которые уже имеют место в «естественном» мире.
Ни первый, ни второй из вариантов не в силах предложить нам такую картину мира, в которой слова Нового Завета о Святом Духе обрели бы свой смысл. Это нам может дать только третий вариант. Божье измерение каким–то образом пересекается с нашим, небо взаимодействует с землей. Естественно, нам захочется спросить: как именно это происходит, с кем и когда, почему и при каких условиях и как это выглядит? Все эти вопросы покрыты тайной и останутся загадкой до того дня, когда творение окончательно обновится и две сферы, два измерения соединятся в одно в соответствии со своим предназначением (о чем все христиане ежедневно молятся, говоря «да будет воля Твоя»). Но в рамках третьего варианта слова о Святом Духе обретают свой четкий смысл. Если мы сами его не понимаем, на него нам прямо указывает Павел: те, в ком обитает Дух, становятся новым храмом Божьим. Такие люди — и по отдельности, и как группа — становятся местом встречи неба и земли.
В оставшихся главах книги нам предстоит поговорить о том, что это означает на практике. Но до этого нужно сказать еще пару слов.
Во–первых, здесь возникает одно очевидное возражение: «Я этого вовсе не вижу!» Большинство из нас, даже если мы думаем о таких христианах, которые стали для нас примером, не может себе представить, что тот или этот конкретный человек являет собой подвижный храм, место встречи неба и земли. Большинству из нас еще труднее подумать подобное о себе самих. Это особенно трудно сделать, когда мы, вспоминая о трагической бессмысленности истории христианства, смотрим на церковь в целом.
Но мы найдем ответ на это возражение у того же Павла. Он не хуже нас мог видеть недостатки церкви или отдельных христиан. Но именно в том послании, где эти недостатки особенно ужасны — в Первом послании к Коринфянам, — он и говорит о Духе, живущем в церкви и людях. Вы, говорит он всей церкви, есть храм Божий и Дух Божий обитает в вас (3:16). Вот почему такое огромное значение имеет единство церкви. Ваши тела, говорит Павел, обращаясь к каждому из христиан Коринфа, суть храмы живущего в вас Святого Духа (6:19). Вот почему так важна телесная святость — включая святость сексуальной сферы. И единство, и святость стали двумя великими проблемами для церкви нашего времени. Не следует ли нам снова углубиться в слова Павла о Святом Духе, чтобы найти здесь ответы?