Соловки – священные и ужасные

Соловки – это своеобразный архипелаг при входе в Онежскую губу Белого моря. Название одного из самых больших островов распространялось и на всю группу – четыре крупных и два мелких, «заяцких». «Соло» по-фински означало «глухой, безлюдный лес», или «солос» – сруб, или «суолов» – остров.

Соловки

Места здесь благодатные, хоть климат и холодноватый, переменчивый. Берега изрезаны бухтами и заливами. Зеленоватая же вода, прозрачная на три сажени, изобилует рыбой. Одних озер более 300. Обширные луга, лес, кустарники и «ягодное царство» – черная и красная смородина, малина, рябина, морошка, брусника, голубика, вороника, клюква. У подножия горы Секирной, у Гремячего кряжа в 1429 году осели два инока – Герман и Савватий. Со временем к ним примкнули и другие отшельники. Спустя полтора десятка лет у Секирной горы поднялся монастырь. Восемь огромных башен с амбразурами и семь церквей были окружены стеной с семью воротами. Стены были сложены из громадных диких камней и гранитных глыб. Год от года ширилась обитель, росло хозяйство. Служба и жизнь возглавлялись умными наставниками и настоятелями.

Соловки

Основным «местом силы» тут слывет Заяцкий остров, где расположены «северные лабиринты», построенные, по преданиям, древними кельтами. У людей, попавших внутрь этих сооружений, все функции организма приходят в норму. При этом у мужчин активизируется мозг, а женщины якобы могут излечиться от бесплодия.

Сам Петр Великий вставил камень в один из Соловецких «узелков»-«лабиринтов». А потом в одиночестве совершил особый обряд, чтобы узнать свою судьбу. И вдруг прямо на его глазах внутри лабиринта появилось озерцо. Царь нагнулся над водой и увидел перед собой будущий град, который суждено ему построить. Случилось это в 1702 году, за год до основания Санкт-Петербурга.

К концу XIX века в обители, кроме теплиц-огородов, работали кирпичный, гончарный, кожевенный, свечной заводы, кузница, смолокурня, мельница, молочная ферма, мастерские, док. Имелось четыре своих парохода и несколько парусных судов для сообщения с Архангельском. В монастыре и округе было налажено прекрасное водоснабжение. Озеро Святое сообщалось каналами с 70 озерами. Постоянно здесь обитало около 250 монахов и 500 так называемых трудников – добровольных даровых работников. А летом сюда наезжало более 12 тысяч богомольцев. В монастыре была своя большая библиотека с ценными книгами, начальное училище и иконописная мастерская. При Екатерине II соловецкие монахи владели пятью тысячами крестьян и немалыми площадями земель Поморья.

Кроме того, Соловки являлись и стратегическим пунктом. В 1571 году здешние монахи отбили нападение шведов. В 1854 году выдержали бомбардировку англичан с моря – на штурм крепостной обители бритты не решились. Есть шутливое предание о том, что обороне, мол, способствовали и чайки… Они плотными стаями налетали на вражеские корабли и криками своими и обильным испусканием помета сеяли растерянность и смущение в рядах неприятелей. По палубам, преследуемые огромными птицами с широко разверзнутыми клювами, метались бравые артиллеристы королевы Виктории в испачканных мундирах и с заляпанными белыми подтеками лицами.

Еще при царях на Соловки ссылали неугодных лиц. Могилы некоторых знатных узников могли служить «предметом гордости» обители. Так, у стен Преображенского собора уцелела плита, под которой покоились останки Петра Кальнышевского. Это последний атаман Запорожской Сечи, заточенный сюда при Екатерине II. После многолетней отсидки и последующего помилования он не пожелал возвращаться на родину, на Украину, и дожил здесь до 112 лет.

В 90-х годах XIX века ссылать сюда перестали. Но при советской власти эта традиция возобновилась. На острове был построен «Соловецкий лагерь особого назначения» – сокращенно СЛОН. Чекисты игриво сделали лагерной эмблемой изображение этого животного. Позже появилось более соответствующее наименование – СТОН (Соловецкая тюрьма особого назначения). Эти слова, как и сам застенок, обрели мировую известность.

Храм на Соловках

Вот воспоминания одного из бывших соловецких заключенных, московского интеллигента, переводчика Олега Волкова, отбывшего срок по «валютной» статье:

«Вход в бухту вершили каменные глыбы с огромными крестами из лиственницы. Открылись белые силуэты обезглавленных соборов и колокольни. Купола заменены пирамидальными тисовыми крышами. Но неизменными, такими же, как на старых гравюрах, высились на монастырской стене тяжелые башни с конусным верхом. Эта сложенная из гранитных валунов ограда, казалось, стоит вне времени. И когда потом доводилось вновь и вновь ее видеть, первое впечатление – вечности созданного – не сглаживалось…

…В глубь нетронутых лесов, вдоль берегов разбросанных бессчетных озер шли обставленные крестами тропы. Вели они к потаенным скитам, где длинные годы молились и спасались старцы. Здесь в двадцатом веке продолжалось начатое еще в Киевской Руси. Здесь жили легенды о Сергии Радонежском, Кирилле Белозерском, Нилах и Пафнутиях, Иосифах, рубивших в глухих дебрях кельи, расширявших границы православия и русской государственности. Каждая пядь соловецкой земли, каждый монастырский камень говорили о горстках подвижников, радевших о духовности. Подвиг веры сочетался с трудами, приносившими земные плоды. Тысячи и тысячи богомольцев – мужиков архангельских, вятских, олонецких, пермских, со всего севера России – встречали здесь своих земляков. Видели их в подрясниках и скуфьях, ухаживающими за скотом, возделывающими землю, искусных рыбаков и плотников, мореходцев, гончаров, кожевников, скорняков, каменщиков… Каналами монахи соединили цепь озер для сплава бревен. По всему рукотворному водотоку развели красную рыбу и хариусов. Вдоль Святого озера тянулись огороды, ряды длинных монашеских теплиц».

Соловки. Лестница на вершину Секирной

Новую суть Соловков олицетворяла Секирка, Секирная гора. Волков пишет: «Для тех, кто сидел на острове, не было страшнее слова. Именно там, в церкви на Секирной горе, достойные выученики Дзержинского изобретательно применяли целую гамму пыток и изощренных мучительств, начиная от “жердочки” – тоненькой перекладины, на которой надо было сидеть сутками, удерживая равновесие, без сна и без пищи, под страхом зверского избиения, до спуска связанного истязуемого по обледенелым каменным ступеням стометровой лестницы: внизу подбирали искалеченные тела, с перебитыми костями и проломленной головой. Массовые расстрелы тоже устраивались на Секирной».

Когда-то именно на Секирной, на церковной колокольне, был устроен маяк. На вершине горы находился скит. Однако новые хозяева удалили с островов последних монахов, понастроили бараков, дополнили укрепления колючей проволокой…

Однажды Волков с партией заключенных был снаряжен на рытье могил.

«Эпидемия сыпного тифа косила зэков невозбранно. В законченную яму спешно сбрасывали привезенные трупы. А рядом возвышалась прошлогодняя земляная насыпь. Возчик объяснил: под ней останки массовых расстрелов на Секирной. В памяти запечатлелись суровые силуэты башен монастыря. Грозные и насупленные, они высились над озером в сером тусклом небе, словно с тем, чтобы каменной своей неподвижностью напомнить людям, ничтожествам, копошащимся у их подножия, о нависшем над ними роке. Мнилось: не сизые клубы холодных морских туманов застят четкие очертания башен и колокольни, а испарения скопища пришибленных людишек, зловонное облако ругани и богохульств. Кровавая изморозь, оседающая на холодных валунах. Каторга стерла призрак святой обители».

Через полвека, уже известным журналистом, Олег Васильевич вновь побывал на Соловках. «Рекламные туристские проспекты зазывали: “Спешите посетить жемчужину Бело-морья, живописный архипелаг с уникальными памятниками зодчества!” И разумеется – слава Партии, обратившей гнездо церковного мракобесия в привлекательный туристский аттракцион. Кто это взывал к теням Бухенвальда? Кто скорбным голосом возвещал о стучащем в сердце пепле Освенцима? Почему оно осталось глухо к стонам и жалобам с острова Пыток и Слез? Почему не велит оно склонить обнаженную голову и задуматься над долгим мартирологом русского народа, столбовой путь которого пролег отсюда – с Соловецких островов?..»