16. Из очерка «Духовная мораль и эстетическая культура». (Украшатели мертвых тел.)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

16. Из очерка «Духовная мораль и эстетическая культура». (Украшатели мертвых тел.)

Трудно себе представить нечто более шокирующее наше чувство красоты, чем попытка наряжать труп. Попытка приукрасить этот мир средствами наших материальных источников, очень похожа на попытку нарядить мертвое тело. Результат предрешен и неизбежен. Наши сиюминутные эстетические предпочтения оказываются отвергнуты уже в следующий момент, в пользу других, которые тоже, в свою очередь заменяются другими. Царь, живущий в роскоши, питает не больше любви к блестящему великолепию царского своего богатства, если оно не обновляется, чем нищий оборванец к своим старым лохмотьям. Близкое знакомство с предметами этого мира умножает презрение к ним, ибо при таком соприкосновении выявляется их неизбежное уродство.

Поэты и художники надеются с помощью равно пустых и никчемных своих средств замаскировать неизбежное уродство мирского существования. Такие пустые мечтания не приспособлены к тому, чтобы приводить нас к действительности. Голдсмит попал в самую точку, когда, описывая деятельность мирских поэтов и художников, сказал, что они невинно забавляются, уносясь воображением в созданную ими мечту, в чем и состоит их мудрость. Воображение же не желает ничего, что не ново, а также и того, что не нравится ему, а его склонность всегда направлена к близкой ему по природе плоти — или трупу. Даже воображение не сможет обмануть себя относительно естественно вызывающего отвращение мертвого тела, конечного источника своего вдохновения. Воображение человека — не более компетентный ценитель его реальных эстетических нужд, чем его научная проницательность. Оба направлены на мирские объекты, которые по сути своей уродливы и омерзительны.

Нельзя создать неувядаемой ценности в поэзии до тех пор, пока поэт и его окружение радикально не изменятся, превратившись в существа, которые не потянут нас неодолимо и неэстетично к самым испорченным вещам этого мира. Пытаться скрыть этот факт, маскируя и приукрашивая его рифмами и изысканными словами, — это не истинная поэзия. Это изобретательность, которая может восхищать только тех, для кого она нова, причем только до тех пор, пока не превратится в банальность. Такое положение вещей логически влечет возмездие: коммерция быстро завладевает всеми отраслями этого притворного эстетизма. Одежда красит человека, потому что удивительно много людей хотят, чтобы это было так, при кажущемся отсутствии лучшей альтернативы.