4.1. Иллюзия «спора Иисуса с традицией», возникающая только из полемически заостренной формы его высказываний

4.1. Иллюзия «спора Иисуса с традицией», возникающая только из полемически заостренной формы его высказываний

Высказывания Иисуса, приведенные в Евангелиях, часто имеют полемический характер: он как бы опровергает известное его слушателям учение еврейских мудрецов и предлагает взамен новые этические концепции. Однако на самом деле все эти идеи уже были провозглашены и развиты в иудаизме. Параллели к призывам Иисуса мы находим во множестве в Устной Торе, т. е. — в Мишне, Талмуде[33] и также в самом тексте Еврейской Библии — ТаНаХа. Иными словами, высказывания Иисуса лишь по форме построены как декларация нового и отвержение старого, но по содержанию все они находятся в рамках иудаизма; однако, при этом у читателя, не знакомого с еврейской традицией, создается впечатление, что Иисус сказал нечто новое, прежде неизвестное. Вот несколько характерных примеров.

В Нагорной проповеди Иисус говорит (Матфей 5:27–28):

«Вы слышали, что сказано древними: Не прелюбодействуй. А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на [замужнюю] женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».

Полемический характер фразы создает у читателя впечатление (на самом деле совершенно ложное), что иудаизм заботится только о чистоте действий, а христианство — также и о чистоте помыслов. Трудно, однако, предположить, что Иисус предлагает действительно приравнять «вожделение в сердце» к разврату и назначить за мысли о прелюбодеянии то же наказание, которое, по закону Торы, следует за распутство. Скорее, он хочет усилить запрет, предостеречь людей даже от малейшего приближения к нарушению заповеди. Однако такой подход не является новым. Иисус использует здесь классический прием иудаизма, с помощью которого еврейские Учителя, образно говоря, расширяли и ограждали пространство, примыкающее к пропасти греха, чтобы люди останавливались на дальних подступах к нему. В Притчах Соломона сказано (23:25–26):

«Дай мне, сын мой, сердце твое, и пусть глаза твои видят пути мои. Ибо глубокий ров — блудница, и тесный колодец — чужая жена».

Еврейские законы запрещают мужчине не только вступать в связь с чужой женой, но и просто уединяться с ней и даже внимательно разглядывать любую часть ее тела (трактат Шаббат 646).

То же самое можно сказать и о другом известном высказывании Иисуса, приведенном далее в Евангелии от Матфея (Матфей 5:21–22):

«Вы слышали, что сказано древними: Не убивай; кто же убьет, подлежит суду. А я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему «пустой человек», подлежит Синедриону, а кто скажет «безумный», подлежит геенне огненной».

И здесь очевидно, что Иисус не предлагает на самом деле судить в Синедрионе того, кто гневается на брата, и не собирается в юридическом смысле приравнять гнев к убийству — он хочет лишь укрепить и усилить заповедь. При этом у человека, не знакомого с иудаизмом, создается впечатление, что запрещение гневаться — стремление к чистоте помыслов — это нововведение христианства, а древние иудеи якобы знали только запреты на действие (в данном случае — запрет на убийство). Однако это совершенно не так: в тексте Священного Писания и в поучениях еврейских мудрецов древности постоянно повторяются предостережения против гнева, и не только гнева напрасного (о котором говорит Иисус), но даже против гнева обоснованного. Идея о силе сказанного слова — о том, что всякое высказанное слово уже обладает действием, и оскорбление недопустимо, даже если ты физичекси не ударил человека, — также не является новой. В Еврейской традиции существует строжайший запрет на оскорбление ближнего. В Мишне сказано: «Всякий, кто позорит ближнего своего публично, теряет за это свою долю в мире грядущем» (Трактат Авот 3:11). Талмуд учит, что гнев — чрезвычайно дурное качество, и человек должен удаляться от него, насколько возможно (Трактат Шаббат 106). «Всякий гневливый будет наказан: если он был мудрецом — его учение забудется» (Трактат Псахим 113).

Еще одно из поучений Иисуса гласит (Матфей 5:33–35):

«Слышали вы, что сказано древними: не преступай клятвы, но исполняй перед Господом клятвы твои. А я говорю вам: не клянись вовсе: ни небом, потому что оно — престол Божий; ни землею, потому что она — подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он — город великого Царя».

Это высказывание имеет полемическую форму и, казалось бы, направлено против некоего устаревшего учения; но на самом деле идея, высказанная Иисусом, подробно разрабатывалась в Устной Торе и зафиксирована в Талмуде: нужно стараться обходиться без клятв, если только это возможно, и именно таков подход иудаизма.

Многие из известнейших высказываний Иисуса дословно совпадают с классическими текстами иудаизма. Например, такое его поучение (Матфей 7:1–3):

«Не судите, да не судимы будете; ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вас будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазу брата твоего, а бревна в твоем глазу не чувствуешь?»

А вот классические еврейские аналогии в Мишне (Трактат Авот 2:4): «Не суди ближнего, пока сам не побывал в его положении», и еще (Авот 1:6): «Основа жизни: в случае любого сомнения суди ближнего своего в лучшую сторону»; и так же в Талмуде (Бава Батра 156): «И когда говорили: Вынь щепку из глаза твоего, — он говорил им: Сначала вынь бревно из глаза своего». В этом же направлении Талмуд (Бава Батра 606) комментирует пророка Цефанию (2:1): «Сначала улучши себя, потом улучшай других», — и подобные высказывания мы находим во множестве в других местах.

В абсолютном большинстве случаев проповеди Иисуса представляют собой не что иное, как классический «ветхозаветный» иудаизм, но при этом он облекал свои высказывания в полемически заостренную форму, так что недостаточно знакомый с иудаизмом читатель может воспринять его как борца с той самой этикой иудаизма, на которую Иисус опирался. Вероятно, резкость высказываний Иисуса проистекает из его желания усилить воздействие на слушателей, и сам он, наверное, не имел намерения дать своим слушателям искаженное представление о еврейской этике; однако на практике это искаженное представление имело место в дальнейшей христианской интерпретации его слов.