ГЛАВА 51 У матушки Ангелины на Сухой Речке — Постройка кельи — Разрубленная нога — Исцеление освященным маслом — Кончина старца Серафима

ГЛАВА 51

У матушки Ангелины на Сухой Речке — Постройка кельи — Разрубленная нога — Исцеление освященным маслом — Кончина старца Серафима

Пока брат гостил у отца Серафима, подошел праздник святого пророка Илии, и Василий получил выходной. Рано утром он повел брата в один потаенный лесной уголок, найденный в былое время и весьма удобный для пустынножительства.

Территория Верхних Барган, Сухой Речки и Нижних Барган была в ведении двух лесников. За одним числился Верхнебарганский лесоучасток, а за другим Сухая Речка и Нижние Барганы. Место, куда они шли, находилось близ Нижних Барган, примерно в шести или шести с половиной километрах от кельи старца, но только не в глубь гор, а в сторону Георгиевки.

Через полчаса они вышли на поляну Сухая Речка. Перед ними раскинулся обширный огород. Василий, подойдя к близстоящей келье, прочитал молитву. Изнутри послышалось “Аминь”. Он отворил дверь и вошел вместе с пчеловодом. Там они увидели пожилую женщину и двух молодых парней. Василий прочитал “Достойно есть” и сказал:

— Поздравляем вас, матушка Ангелина, и хлопцев с праздником святого, славного пророка Илии.

— Поздравляем и мы вас, — ответила она, зажигая лампаду.

Женщина расспросила Василия о самочувствии отца Серафима, и вскоре путники, покинув ее келью, продолжали спуск по той же узкой тропе среди зарослей самшитника.

Брат поинтересовался, у кого они были, и услышал такую историю. Несколько лет назад один русский пчеловод из Сухуми завез на Сухую Речку ульи с пчелами и нанял Ангелину сторожить их. Она взяла с собой сына и поселилась здесь. А потом летом, во избежание возможных искушений, пригласила к себе своего родственника, хотевшего жить по-монашески. И они стали подвизаться втроем.

Через два года пчеловод увидел, что пасека не оправдала его расчетов, и решил все ульи увезти обратно в город. Ангелина не пожелала уехать с Сухой Речки и осталась. Вот так и живут они в этой пустыни, исполняя по возможности молитвенное правило прежде живших на этом месте отцов.

В это время сверкнула молния. Загремел гром. Через две-три минуты стал накрапывать дождик. Василий сказал:

— Ильин день без грозы не бывает.

Они ускорили шаг и через двадцать-тридцать минут пришли на место. Брат окинул беглым взглядом небольшой клочок земли, сплошь заросший рододендроном и самшитом. Вокруг росло множество каштанов средней толщины, пригодных для постройки кельи. Невдалеке, у подножия горы, бил источник. Брату очень понравилась эта укромная равнинка, расположенная, как говорил Василий, не далее тринадцати километров от селения Чины, возле которого пролегла основная дорога. И ходить туда можно было, далеко минуя Георгиевку.

Не теряя понапрасну времени, пчеловод на другой же день отправился в Сухуми. Там он взял палатку, которая хранилась в доме знакомых, прихватил с собой рулон толи и еще кое-что необходимое. А на следующий день, утром, сел в автобус и возвратился к селу Чины. Не доезжая до остановки, вышел и уже знакомым путем пошел в пустыньку. Пришел уже к вечеру, поспешно поставил палатку, собрал дрова и разжег большой костер для защиты от медведя. Поддерживая огонь, всю ночь просидел у костра. Чуть свет, немедля ни минуты, пошел на Верхние Барганы и взял у Василия плотницкий инструмент. На обратном пути зашел на Сухую Речку. Там ему дали лом, кирку и две лопаты. И вот началась расчистка площадки для кельи — спешная и тяжелая работа.

Рано утром, когда на лесоучастке не могло еще быть лесника, он валил каштаны и распиливал на отрезки нужного размера. Осторожно сдирал с них кору и клал ее на землю штабелем, крест-накрест, чтобы она не коробилась. Толстые баланы ранним утром раскалывал пополам и потом работал легкими ударами топора, чтобы не услышал лесник. Дело успешно продвигалось.

Однажды неожиданно начался сильный дождь. Брат второпях схватил в руки весь плотницкий инструмент и забежал с ним в палатку. Вдруг, каким-то странным образом, топор вырвался из руки и упал лезвием на правую ногу. Сквозь разрубленное место из сапога полилась кровь. Пчеловод быстро разулся, перетянул ногу ниже колена шнуром, лег на спину и поднял ступню вверх. Через несколько минут кровотечение приостановилось. Пустынник разорвал полотенце, забинтовал им рану и слегка ослабил шнур. Кровь стала просачиваться сквозь повязку, но вскоре свернулась. Раненый вышел из палатки, отпилил себе палку и смастерил из нее костыль, намереваясь назавтра дойти до дороги и уехать в городскую больницу. До этого случая брат ежевечерне разжигал вблизи палатки огромный костер из толстых чурбаков, и они, не затухая, горели до самого рассвета. Но в тот вечер боль в ноге лишила его такой возможности, и он лег спать без костра. Ночью проснулся от близкого шума: в нескольких шагах от палатки медведь ворочал коряги. Превозмогая боль, пчеловод отыскал ощупью топор, взял в руку и вышел наружу. Вокруг была непроглядная тьма. Медведь спокойно продолжал свое занятие. Брат крикнул на весь лес и стал хлопать в ладоши. Прислушался — вокруг тишина. Постояв несколько минут, зашел в палатку. Сел на лежанку и просидел до рассвета, ни разу не услышав ни малейшего шороха.

Когда рассвело, брат начал развязывать повязку, с болью отрывая от рассеченного места присохшее полотенце. В глубокой ране, раскрывшейся до самой кости, виднелось перерубленное сухожилие большого пальца. Он не двигался. Положение казалось безнадежным. О задуманном путешествии нечего было и думать. Брата объяла паника. Что делать?! Как быть?! При всем желании он не в силах был самостоятельно дойти не только до дороги, но даже до кельи отца Серафима. “Ах, если бы мне сейчас хотя бы несколько капель освященного масла!” — с грустью подумал пчеловод. И вдруг его осенила спасительная мысль: можно самому сделать освященное масло, имея святую воду. Он налил в бутылку с оливковым маслом святой воды, обильно намочил им оторванную от полотенца тряпицу и капнул несколько капель в рану. Потом наложил на нее тряпочку и обвязал ногу полотенцем. Прошло не более получаса, и боль в ноге прекратилась. Жесткость в ране смягчилась. Сустав ступни стал безболезненно сгибаться и разгибаться. Брат взял костыль и, слегка опираясь на него, вышел из палатки. Немного походил, разрабатывая ступню, а затем решил взглянуть на то место, где медведь ворочал коряги. Придя туда, он убедился, что ночью здесь действительно хозяйничал косолапый. Медведь, по всей вероятности, ни о чем не подозревая, преспокойно отыскивал и ел улиток. Когда же испугавшийся пустынник закричал страшным голосом и стал хлопать в ладоши, зверь с перепугу столько нагадил, что этому нельзя было не подивиться.

Ближе к вечеру, как и всегда, брат заготовил дров и разжег костер. Зашел в палатку, развязал повязку, обильно помазал освященным маслом рану и лег спать. Поднявшись утром с лежанки, надел на левую ногу сапог, а правую замотал портянками, натянул на нее целлофановый кулек и пошел на свою обычную работу, не чувствуя боли в ноге. Как и в минувшие дни, так же пилил, тесал, подымал с земли и носил на плече тяжелые плахи и столбы, продолжая строить келью, как будто ничего особенного не произошло.

Чудеса случаются и в наши дни, но только мы, по своему маловерию, не замечаем их… Постепенно рана, без малейшего загноения, стала заживать и вскоре совсем исчезла. Срослось и сухожилие. Палец, как и прежде, свободно сгибался и разгибался.

Установив каркас кельи, брат набил по стропилам прожилины и накрыл крышу заранее приготовленными пластинами каштановой коры. Сверху покрыл их толью, а затем сделал потолочное перекрытие. После этого перебрался из палатки на чердак и костры на ночь уже не разжигал: медведь теперь был не страшен.

За сорок дней пчеловод закончил основную работу: построил келью и дровяник под отдельной крышей.

Вскоре он отправился в город, чтобы привезти оттуда книги, иконы, свечи, ладан, лампадку, а также кухонную и хозяйственную утварь. В Сухуми пришлось задержаться больше недели.

В это время, на сто третьем году жизни, отошел ко Господу старец Серафим. Василий пришел к брату, но в келье его не застал. Тогда он добрался до Сухой Речки и попросил Ангелину и двух братьев помочь ему похоронить старца. Почивший в Бозе отшельник сделал себе гроб еще сорок лет назад. Давным-давно он вырыл и собственную могилу. Здесь его и похоронили.