Оправившись немного, она поехала в свое тульское имение. Тупое отчаяние овладело ею, и мадам Бувье опасалась не только за ее здоровье, но даже за рассудок. Уже наступили сильные морозы, а Маргарита Михайловна находилась в таком возбужденном состоянии, что жаловалась постоянно на нестерпимый жар и не выносила ничего, кроме кисейного платья. Пораженные нервы и бессонные ночи доводили ее иногда до бреда. Она старалась себя убедить, что муж ее не умер, но попал в плен, точно так же, как старший его брат.

Раз в холодный зимний вечер она вдруг сказала мадам Бувье:

- Кто ручается, что этот солдат говорит правду? Если бы он был убит, я нашла бы его тело: я осматривала все трупы. Павел в плену: верно и он в плену.

- Не обманывайте себя, - отвечала со слезами добрая француженка, - если б он попал в плен, это было бы известно.

- А я вам говорю, что он в плену... Может быть, ему удалось уйти из плена... Он, вероятно, придет сюда, может он не далеко, его надо поискать... один... ночью...

Мадам Бувье посмотрела на нее с грустью и не отозвалась, а Маргарита Михайловна вышла поспешно из комнаты. Через несколько минут француженке пришло в голову, что, может быть, и в самом деле Тучкова пойдет отыскивать мужа и бросилась в спальню. Спальня была пуста.

Мадам Бувье обошла весь дом и не нашла никого, кроме прислуги.

Бедная женщина не помнила себя от страха: отойти от ребенка, которого она уложила уже спать, было невозможно, но она позвала людей и разослала их во все стороны отыскивать свою госпожу. Они запаслись фонарями и долго бродили, пока им удалось, наконец, встретить ее в лесу. Она быстро шла по тропинке, хрустевшей под ее ногами, и оставляла на обнаженных кустах клочки своего кисейного платья. Ее лишь с трудом уговорили возвратиться домой.

Она оставалась в этом тревожном состоянии, пока не убедилась окончательно в своем несчастии. Время смягчило постепенно ее горе, но сердце ее было разбито. Трогательны ее свидания со свекровью, которой она привозила своего маленького Колю и говорила ей, что он становится с каждым днем все более похож на отца. Тогда слепая старушка брала на колени ребенка, целовала его и плакала. Часто поддерживала она силы неутешной вдовы и останавливала порывы ее отчаяния смиренным словом, в котором таится столько геройского мужества: "Да будет Его святая воля!"