XXX.

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XXX.

Для надзора за порядком по церкви, — её прочностью, чистотой, благолепием, доходами и расходами, письмоводством, — поведением членов причтов, сношений духовенства с епархиальною властию и пр. существуют благочинные. Для этого каждый уезд и город разделяются на части или округа, церквей по 10–15, каждый такой округ имеет благочинного, который есть ближайший, непосредственный начальник духовенства.

Благочинные, хотя под разными названиями, существуют с давнего времени; но приносили ли они и могут ли приносить материальную или нравственную пользу церкви, духовенству, храмам и администрации?

Во священники поставляется, вообще, лицо, известное и испытанное епископом в чистоте веры его и нравственности. В наших дипломах, или ставленных грамотах, пишется: «...благоговейного сего мужа N. N. всяким первее опасным истязанием прилежно испытавше, и достоверными свитедельствы, наипаче духовного его отца N. N. о нём уверившеся... посвятили во иерея...» Стало быть, священник есть такое лицо, в котором епископ совершенно уверен, потому что бо?льших испытаний делать уже и невозможно; стало быть, ему можно доверить, что угодно и отпустить куда угодно. Так с миссионерами и поступают. Но на приходского священника епископ не полагается. Он не доверяет ни своему собственному испытанию, ни «достоверным свидетельствам, ни духовному отцу» и ни ему самому: отпустивши в приход, приставляет к нему дозорщика. Этот дозорщик, как Дамоклов меч, висит над его головой всю его жизнь: он следит за ним всюду и вмешивается во все мелочи его жизни, — безусловно во все, — не только служебные, но и домашние, и даже семейные. Но имеет право надзора во всякое время дня и ночи. Не довольствуясь полугодичными донесениями и своими замечаниями в формулярных списках, дозорщик обязан доносить епископу обо всём, что найдёт, по своему мнению, стоющим того чтоб довести до сведения епископа; это есть агент покойного, царство ему небесное, III-го отделения! Такого строгого, такого постоянного, в таких мелочах жизни надзора нет нигде и ни за кем. Подобный надзор существует только у иезуитов и в некоторых местах Америки над каторжниками. Баллы в поведении у каторжников имеют, по крайней мере, смысл: хорошие баллы по поведению сокращают время каторги; а у нас и этого нет; иезуиты же, при общем друг за другом дозоре, известно, какой репутацией пользуются в міре. Коль скоро человек, «истязан», — испытан, как говорится, всесторонне и самим епископом, и людьми авторитетными; коль скоро ему вверена паства; дознано и удостоверено «достоверными свидетельствы», что он достоин быть руководителем веры и нравственности целого прихода, целых тысяч христиан; коль скоро ему поручен храм; коль скоро его наши способным быть лицом самостоятельным, — то зачем ещё за ним дозорщик?! После такого «истязания» всякий дозорщик не должен иметь никакого значения. Это означает только круговое, и к себе и к другим, недоверие. После всех «истязаний» всё-таки боятся, что священник может сделаться безнравственным. При этом: как бы ни был человек благороден, с какими бы самопожертвованиями ни исполнял свои обязанности, каких бы наград он ни удостоился, — доверия от своего начальства он не заслужит никогда: дозорщик будет следить за ним весь его век, — будет следить, пока состоит он на службе, будет следить даже и тогда, когда он, за дряхлостью или болезнью, выйдет за штат и будет скитаться, бесприютный, где день, где ночь; лежи он десять лет разбитый параличом, — дозорщик всё-таки будет следить за ним и доносить о его поведении, словом: дозорщик — это наша тень, до гробовой доски. Такое недоверие, такое неуважение к личности не может не быть оскорбительным. Я сам состою в должности этого дозорщика, — я сам благочинный и, как честный человек, говорю, что не то, чтоб видеть о себе аттестации в поведении другого лица, моего собрата, — а аттестовать других в их формулярах, — дело крайне неприятное. При прошлом обер-прокуроре св. синода было распоряжение от него даже такого рода, чтобы мы в формулярах духовенства обозначали: «В какой мере аттестуемое лицо употребляет хмельные напитки». Как понимать это: что мы должны считать умеренным и что неумеренным; где эта мера? Один, непьющий и слабосильный, при экстренном случае, выпьет рюмку одну, — и пьян; другой выдует штоф, — и ни почем. Надобно полагать, что благочинный, увидевши охмелевшего, должен аттестовать его употребляющим хмельные напитки «неумеренно». В формулярах гражданских чиновников нет графы об их поведении, нет и о винопитии; эти графы есть только у нас. Как будто одни мы на Руси пьяницы, как будто для нас одних существуют винокуренные заводы! Распоряжение бывшего обер-прокурора, как распоряжение оскорбительное для духовенства, я не исполнял и не исполняю до сих пор: об употреблении хмельных напитков я не упоминаю ни слова совсем. Означать умеренность и неумеренность... Но как смотреть на аттестацию благочинного тогда, если он сам не знает меры?!... И из нашего брата, благочинных, есть народ всякий.

Наблюдение за нравственностью наставника и блюстителя нравственности целых тысяч людей уменьшает значение его пастырского достоинства в глазах его паствы. Как, например, я доверю человеку на слово, хоть сто рублей, когда хорошо знаю, что за ним наблюдают каждую минуту, чтоб он не проворовался, которому самому нет доверия от высшей его власти? Если за священником начальство смотрит каждый его шаг, то, естественно, что полного доверия и уважения к нему и быть не может.

Правда, что священники не ангелы, и не редко, волею и неволею, они уклоняются от пути, по которому они должны идти; но ведь и дозорщики-то не архангелы, они те же люди. И действительно: иной из нас такой взяточник, такой кутила, такой непорядочный, что любой пономарь его честнее. Нам хорошо известно как иные отцы благочинные кутят вместе со своими подчинёнными.

Но если тяжело переносить честному труженнику-священнику недоверие к тебе начальства и надзор благочинного, человека благородного, то каково это, когда дозорщик его человек непорядочный?! Каково принять его в свой дом; поить его, когда не пьёшь сам; ухаживать за ним, а иногда и укладывать; давать ему жалованье и прибавлять небольшую толику, в виде особенного к нему расположения; являться к нему в дом, по первому его требованию; исполнять все его распоряжения; знать, что он будет аттестовать тебя пред начальством в твоём поведении и даже семейной жизни; что он может наклеветать на тебя, что и сколько ему угодно во всякое время и сгубить тебя?!... Таким образом, надзор за поведением делает нас безличными, уменьшает наше достоинство в наших собственных глазах и в глазах прихожан, а, под час, и начальства.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы благочинные были безусловно для духовенства в тягость. В них есть и хорошие стороны; они приносят много, иногда даже очень много, и пользы духовенству: они помогают при составлении отчётности консистории; помогают отписываться, когда консистория закидывает вопросами; разбирают споры между духовенством, решают их недоумения, удерживают склонных к ссорам от кляуз, и, вообще, и правых и виноватых стараются не допускать до консисторских суда и... разорения. Если бы не было благочинных, то епархиальная власть не знала бы о поведении членов причтов? Но из благочиннических аттестаций она и теперь правды знает не много. В прежнее время, когда благочинные назначались епархиальной властью, они были тяжёлым бременем для духовенства: были заносчивы, горды, взяточниками, придирались к каждому слову и делу, мстили за каждое мнимое к себе неуважение, словом: они были отпечатками старых консисторий своих, и многие, поэтому, из духовенства испытали на себе тяжёлую руку епархиальной власти. В настоящее же время, когда благочинные стали избираться самим духовенством, когда и сама администрация стала либеральнее, — они потворствуют духовенству; заискивают у него, чтоб быть избираемыми и не доводят до сведения епархиальной власти и о таких пороках, которые нетерпимы. Таким образом, при двух крайностях, епархиальная власть не имела точных сведений о духовенстве прежде, не имеет их и теперь.

Оставить духовенство совсем без надзора нельзя, благочинных духовенство боится, а это удерживает его от пьянства и других безобразий?

Нас боятся; многие удерживаются от открытого пьянства, именно только потому, чтобы не узнал благочинный. Это совершенная правда. Но так говорили и помещики при крепостном их праве! Говорили и помещики, когда-то, что мужику необходимы и няньки и палки, но когда не стало этих неразлучных пестунов, няньки и палки, то если он не сделался лучше, то не сделался хуже. Страх есть всегда плохой исправитель пороков. Многолетние, вековые опыты доказали уже, что наш бдительный надзор, наши аттестации в формулярах не принесли нравственности ни малейшей пользы: пьяница также пьёт, как ты его ни аттестуй. Призовёшь иного слабого волею, попросишь его бросить пьянство, побранишь, пригрозишь; он расплачется, будет просить прощения, перекрестится и даст клятву, что он пить не будет во весь век. Но потом узнаешь, что он воздерживался всего или какой-нибудь месяц, а то так от меня же прямо заехал по дороге в первый кабак и напился допьяна. А между тем, без надзора благочинного, без формулярных отметок в поведении, человек, почувствовавши свободу, почувствовавши, что он взрослый, совершенный человек, что над ним нет дозорщика, нет няньки и может сказать себе: homo sum, — по сознанию собственного своего человеческого достоинства, может быть, стал бы вести себя строже. Порочная же жизнь всплывёт сама собою, и без благочинных. Скольких расходов, какой возни избавилось бы духовенство от закрытия этой должности и как возвысилось бы оно в своём собственном мнении, как нравственно возвысилась бы и администрация духовного ведомства, уничтоживши у себя III отделение! Благочинные делают различные дознания, производят следствия? Но это может делать, и с большим удобством, ближайший к месту следствия священник. Так, большею частию, теперь и делается.

Благочинные поверяют церковные документы и своим подписом утверждают верность их? Но, по представлении их в консисторию, они снова поверяются там; значит, что поверке благочинных консистория не даёт никакого значения, а следовательно нет надобности и проверять их им.

Через благочинных, делаются те или другие распоряжения? Но циркулярные распоряжения и теперь печатаются в местных епархиальных ведомостях, а частные могли бы делаться непосредственно причту, что тем более это теперь возможно, при существовании всюду земской почты. Прямое и непосредственное сношение с духовенством сокращало бы и переписку, сокращало бы и время в переписках. Теперь дело это ведётся так: причт, например, желал бы, чтобы церковные квартиры его отапливались на церковные средства; для этого просит благочинного ходатайствовать пред консисторией разрешения на известную сумму. Благочинный доносит консистории, консистория предписывает благочинному: предписать причту спросить прихожан, не согласятся ли давать отопление из своих дач. Благочинный сообщает о распоряжении консистории причту. Причт доносит благочинному, что прихожане в отоплении квартир его отказывают; благочинный доносит об этом консистории. Консистория предписывает благочинному: предписать причту усугубить убеждения прихожанам в отоплении церковных домов. Причт усугубляет убеждения и потом доносит благочинному, что убеждения не подействовали: благочинный доносит консистории. Консистория пишет в полицейское управление, то — становому приставу, пристав, при случае, собирает человек десяток крестьян и спрашивает их, потом берёт от них отзыв и отсылает в полицейское управление, то отсылает в консисторию. Консистория требует от благочинного сведений: сколько церковь имела доходу и расходу в течении пяти лет и не имеет ли церковь особенных нужд? Благочинный требует от церкви приходо-расходные книги, делает справку и доносит консистории. Тогда-то уж только консистория разрешает или отказывает! Если бы духовенство не отапливалось во время переписки своими средствами и стало бы дожидаться разрешений консистории, то не только помёрзло бы оно само, но и поморозило бы всех клопов, если они есть в его квартирах. Что тут благочинный? Не более как передаточная станция, а между тем в этих станциях время идёт. Не ближе ли к делу вести переписку с самим причтом непосредственно? Стало быть: благочинные и здесь не нужны.

Благочинные, по истечение года, составляют денежные, метрические и исповедные отчёты по своим округам, составляя их по церковным документам? Но эти документы они, вместе со своими ведомостями, представляют консисториям. По благочинническим ведомостям и подлинникам консистории составляют общие ведомости. Не ближе ли было бы к делу, если бы консистории составляли свои ведомости по подлинникам? Духовенство избавилось бы этим способом от лишних расходов и поездок к благочинному, пересылая всё по почте из уездного города. В случаях каких-либо недоумений, где теперь благочинные, действительно, помогают, они могли бы советоваться с соседями-священниками, из которых многие знают дело не хуже любого благочинного.

Если благочинные нужны для разбора мелочных дел и умиротворения членов причтов, то, кажется, можно бы иметь одно лицо на уезд, с правами мировых судей, но не больше.

Благочинные, обязательно два раза в год, ревизуют церкви и доносят консистории о том, что найдено ими? Никто и никогда не ревизовал. Объезд их не более, как сбор денег, следующих ко взносу по разным частям и, главное, своего жалованья и других подачек, подносимых ему, в виде особого к нему расположения. Но деньги могли бы отсылаться по почте, где же нет её, то нарочито посланный в город становился бы много дешевле того, что стоит приезд благочинного, или приезд к нему.