XLVIII.

XLVIII.

Долго у духовенства держался обычай сдавать места свои желающим взять в замужество дочерей или близких родственниц. Член причта выдавал дочь свою или ближайшую родственницу в замужество, выходил за штат, а зять поступал на его место. Или: отец удаляется за штат, а сын поступает на его место. Бывало и так: старик хорошего, — по средствам к содержанию, — места уступал его лицу из бедного прихода и выговаривал, при этом, платить ему, — старику, рублей 30–50 в год. Тот поступал на его место и выдавал ему условленную плату или известное число лет, или до его смерти. Такая передача мест теперь воспрещена. Светская литература с восторгом подхватила такое распоряжение, и чего-то, чего-то не писалось на эту тему! Она увидела в этом распоряжении возвышение не только нравственности, но даже и самой религии. Духовная же литература, по обыкновению, молчала. Она, когда и хвалят нас, молчит; когда и колотят, — ни слова. Ей «уж такой предел положен», должно быть.

Прежде, чем высказать своё мнение, я нахожу нужным сказать, что нет у меня ни дочерей и ни родственниц, мужьям которых я имел бы в виду передать своё место; сыновья мои все в гражданском ведомстве; не имею в виду уступать своего места и за выдачу мне пожизненной платы. И думаю, поэтому, что взгляд мой на это дело беспристрастен, взят с жизни и справедлив.

В последние 10–15 лет много сделано в среде духовенства и народа, в учебном и религиозно-нравственном отношениях; но во всём, что сделано, — решительно во всём, — виден недосмотр. Так, например, в прежнее время в каждом селении и в каждой деревне были маленькие, простенькие школы, — без затей и именно такие, какие необходимы крестьянину: приютится какой-нибудь унтер-офицер, дворовый человек, мещанин, дьячок, наберёт себе десятка два ребят и учит их читать, писать, выкладывать на счётах, первым правилам арифметики, — и выходило, что крестьянин знал, что знать ему необходимо, и учитель-старик имел кусок хлеба. Теперь подобные школы запрещены; но, за то, устроены форменные, — с учёными учителями и учительницами, с попечителями, надзирателями, училищными советами, инспекторами и пр. и пр., словом: начальства наставлено столько, что, в иной школе, и учеников нет наполовину, сколько начальства. И что же? 10–20 мальчиков учатся, а 200 остаются безграмотными.

Найдено необходимо-нужным для благоденствия отечества изучать языки развалившихся государств, и классицизм так и заел юношество: мало своих классиков, повытаскали к себе чуть не всех братьев-чехов; мало и этого, — устроили фабрику выделывать их за границей. И что же? И классиками-то юношей не поделали, и по-русски-то не всех писать научили. Печатно оповещено міру, что многие «зрелые» не могут написать и пяти строк со смыслом.

Установили псаломщичество, но штаты по классам училищ и семинарий сократили, запретили семинаристам поступать в высшие учебные заведения, — и опустошили семинарии до того, что теперь уже чувствуется недостаток в служителях церкви.

Чтоб увеличить содержание причтов, закрыли многие церкви, — и сотни тысяч христиан лишены возможности бывать в храмах Божиих.

Сокращены штаты причтов, — и храмы оставлены без чтецов и певцов.

При многоштатных церквах установили настоятельство и помощничество, — и вселили вражду между членами причтов.

Устроили епархиальные съезды, — и внесло вражду между епископом и духовенством.

Точно так и здесь, — в запрещении передавать места свои родственникам. Те, которые запретили это, а за ними и литература, не поняли нашей организации и прировняли нас к себе! Но у нас нет ничего и подобного тому, что есть в ведомстве гражданском. В гражданском ведомстве часто случается, особенно в провинции, что унивеситант несколько лет сидит помощником столоначальника, а столоначальником, секретарём и даже советником, какой-нибудь некончивший курса гимназии или семинарии. В должностных местах разнообразие страшное; самые места получаются сколько по образованию, способности и труду, но, не много менее того, и по родовому происхождению, связям и протекциям. Дети чиновников живут или с ними вместе или, по крайней мере, в том же городе. Старику нет и надобности домогаться, чтоб сын или зять занимали его должностное место, вся его забота только о том, чтоб они имели достаточный кусок хлеба. Если есть у него свой дом, то это святыня, к которой никто посторонний не может и подумать прикоснуться, тем более продавать его за бесценок и выгонять его. Нет своего, — он всегда имеет возможность иметь удобную, по своим средствам, квартиру. У него есть, более или менее, обеспечивающая его существование пенсия. У него есть, может быть, даже свой клочок земли, дающий ему доход, сад и т. под. Наконец, в случае болезни, — дети и родственники его, конечно, если есть они, всегда здесь и помогут ему.

У нас, напротив, только два рода службы и два рода кандидатов на неё. Служебные места: священническое и псаломщическое, или попросту, дьяческое; кандидаты на них: окончивший курс семинарии и неокончивший. Окончил курс, — значит непременный кандидат на священническое место; не окончил, — дьячком будь весь век; во священники такой не попадёт уже никоим образом. Точно также окончивший курс остаётся дьячком только по исключительному случаю, — по дурному поведению.

Лица духовного звания если и имеют детей, то все они разлетаются в разные стороны, при стариках не остаётся никого, они остаются одинокими и, при нужде и болезни, беспомощными.

Дом отнимут, — заставят продать за бесценок или снести с места, словом: из дому выгонят; квартир у крестьян можно встретить только очень у редких, в большей же части селений их нет совсем. Состоя на службе грабить прихожан не доставало совести, — и денег для обеспечения себя на старости не нажито.

Что ж остаётся делать дряхлым и больным старикам?! Пить горькую, горькую чашу...

Скажу опять про себя лично: когда не вдумываешься в то, что ждёт меня впереди, если я протяну ещё лет десяток, то всё идёт, как будто, ладно; но когда посмотришь на жизнь людей, которые, когда-то, были тем, что я теперь, и представишь себе, что и меня ждут те же нужда и горе, то куда-то становится грустно, — так грустно, что долголетия совсем не желается. К чему послужат мне, грустишь, моё протоиерейство, к чему мои кресты!!

Эти-то причины и заставляли духовенство сдавать места свои детям или близким родственникам, именно: нужда, горе и бесприютность были этому причиною.

Кому отдавать места? Всегда и исключительно тем, которые по закону имели право на них. Окончивший курс семинарии поступал на священническое место, исключённый из семинарии или училища на дьяческое. Не было примера, чтобы исключённый из семинарии поступал на место отца или тестя во священники. Поступавший на место тестя или отца был доволен тем, что он поступал в готовый дом, делался полным его хозяином, — он обеспечивался всем, и не мыкал горя по церковным гнилым сторожкам и крестьянским избам, как мыкал его я. Успокоивались и старики: никто не гнал их из дому, кусок хлеба они могли иметь до гроба, при болезни имели уход родных, — и век свой они могли доживать покойно. Про такую отставку от должности и духовенство могло сказать: «идти на покой».

Укажу на два примера. В селении В. был когда-то священником некто, носивший фамилию по селению, тоже В. При генеральном межевании он получил в собственность небольшую усадьбу и развёл сад. После смерти этого священника на его место поступил его сын. У этого сын окончил курс семинарии лучшим учеником, и имел, конечно, право на любое священническое место; но отец, старик и вдовец, уступил ему своё место. Если ли что-нибудь тут безнравственное и противурелигиозное? По нашему мнению: нет ничего. А между тем старик упокоен, а сын поступил в готовый, старинный дом и теперь получает 300–500 рублей от саду годового доходу. Поступи сын в другое село, — сад был бы продан и деньги прожиты, теперь же он имеет вечный кусок хлеба.

Другой пример. В селе П. больной, немолодой уже и вдовый священник имел дочь. К ней присватался один из окончивших курс семинарии некто С. Священник и воспитанник подали общее прошение преосвященному, — что один уступает место, а другой берёт в замужество его дочь, чтоб поступить на место будущего тестя. Преосвященный сделал по их желанию. Что и здесь вредного для религии и нравственности? Воспитанник С. всё равно получил же бы где-нибудь место, если не в П., то в каком-нибудь Б. или Д. И может быть, взял бы в замужество ту же самую девицу, которую взял, поступая в П. Не уступи этот священник места зятю, его прогнали бы с его домом, с места, пришлось бы умирать с голоду в мужицкой избе; а теперь он покойно дожил век и умер на руках дочери и зятя. Так точно передавали места свои дьяконы, так предавали и дьячки. Другое дело, если б места передавались людям, недостойным этих место, — если б на священническое место со взятием в замужество дочери священника поступал ученик, исключённый из семинарии или училища, которому без этого способа священником не быть никогда, — это порицать следовало бы, здесь запрещение имело бы законное основание и было бы разумно. Но подобных передач, как я сказал, не было никогда и нигде. Передачи мест делались свободно, без всяких с чьей-либо стороны принуждений. Преосвященные иногда давали предложения такого рода, «не пожелает ли кто-либо из воспитанников семинарии поступить во священники в село N. со взятием в замужество сироты Б., или дочери священника В.?» Если желающие находились, то женились и получали место; если же желающих не находилось, то место отдавалось без всяких обязательств.

Но говорят, что «распоряжение это делано в видах улучшения материального состояния духовенства, — чтобы новые члены причтов не были обременяемы старым хламом, — тестем, тёщей и т. под., были совершенно свободны от всяких обязательств и тем желалось правительству привлечь к поступлению в духовное звание воспитанников семинарий»; но многолетние опыты показали уже, что и сокращение штатов, и сокращение самых приходов, а равно и эта мера, не послужили ровно ни к чему: семинарии опустели, а свободных мест при церквах открывается с каждым годом всё более и более, не смотря на сокращение этих мест. Притом: если правительство высказывает заботливость в этом о тех, кои не служили ещё, то едва ли справедливо лишать некоторых удобств к жизни, на старости, тех, которые служили уже обществу, и служили весь свой век? И опять: не дети те, кои вступают в подобные браки; наверное, что они понимают своё состояние лучше всякого постороннего лица.

Говорят опять: «Воспитанники семинарий брали в замужество дочерей своих предместников не по сердечному расположению, а только из-за мест, жили потом дурно в семейном отношении и это вредно отражалось на служебной их деятельности». Браки из-за мест, действительно, бывали, но если некоторые из таковых супругов жили дурно, то неизвестно, лучше ли они жили бы при других условиях брака? Может быть дурная жизнь их зависит, просто, от их характера и других обстоятельств. Если есть дурные священники при обязательных браках, то мы можем сказать, что их много и при свободных. Много, очень много причин, и помимо брака, у сельского священника, губящих его! Напротив, нам известны не один священник, которые поступили на места своих предместников со взятием дочерей их, и которые, однако же, и примерные отцы семейств, и достойные пастыри церкви.

Где, в каком звании, нет браков по расчёту? Некоторые из таких супругов живут весь век, как нельзя желать лучше; но некоторые, конечно, живут неладно. Один мой товарищ по семинарии, некто П. Добронравов, окончивши в семинарии курс, поступил на гражданскую службу. Малый был он не глупый, но выпить любил. Чрез год, чтоб поправить своё состояние он женился на одной довольно состоятельной купеческой дочке. Повенчался, а на другой день утром мать молодой жены его и подводит к нему двух своих внучек просить у тятиньки ручку. С этого же дня спился горемыка совсем, и ушёл в солдаты. Я знал одну помещицу, которая, живши замужем лет 15, овдовела и потом вышла замуж во второй раз за такого молодого человека, тоже дворянина, который родился в тот день, когда она овдовела. Пожили несколько недель в ладах, потом молодой муж всё имение старухи спустил, десятка два—три раз отколотил её и прогнал. А мало ли нежных, любящих друг друга супругов, у которых, однако ж, и у мужа целый десять жён на стороне и у жены дюжина мужей! И ничего: мужчины похохочут, выпьют за удаль; дамы посплетничают, позавидуют втихомолку, а рьяные поборники свободы совести возведут подобный образ жизни в догмат — и только. Но случись несчастный брак между духовенством, сейчас зазвонят во все колокола: нравственность падает, религия в опасности и, Боже мой, чего-то не накричат со всех сторон! Всякому случаю в духовенстве, обыкновенному в других сословиях, у нас придаётся всегда особенное значение; на случаи эти не замедлят явиться и законы. Но как, по пословице, нет правила без исключения, то нет и закона, которого нельзя было бы обойти.

На псаломщические места нет теперь доступу ученикам, исключённым из училищ. Поэтому, желающие быть псаломщиками, поступают в крестовые церкви в послушники. Чрез два-три года им дают дьяческие места, как людям, находившимся под непосредственным надзором преосвященных и испытанным в поведении и знании предметов должности их. Поступивши на место, они тотчас женятся на дочерях стариков-дьячков достаточных приходов и подают общее прошение о перемещении их одного на место другого. Получивши переместительные указы, старик тотчас подаёт прошение об увольнении за штат и, таким образом, старик принимает к себе зятя и живут вместе. Под предлогом перемены мест передают свои места и старики-священники своим родственникам.

За дочерьми умерших священников места теперь не зачисляются. Но преосвященные, по просьбе вдов, сдают такие предложения: «Предложить учителям духовных училищ и воспитанникам семинарий, находящимся на местах псаломщиков: не пожелает ли из них кто-нибудь поступить на священническое место в село N.» О невесте тут не говорится ни слова; но народна молва давно уже разнесла по свету, в чём тут дело. Словесно назначается и срок, до которого преосвященный будет ждать. Выищется жених в определённый срок, — хорошо; не выищется, — место отдаётся по усмотрению преосвященного. Что есть и в этом безнравственного и противурелигиозного? По нашему мнению, преосвященных, за их отеческую заботливость о сиротах, нужно только искренно благодарить.