Воспоминания адмирала

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Воспоминания адмирала

После своего назначения в Кронштадт отец Иоанн стал другом моих родителей и частым гостем у них. Мой отец был его помощником и сотрудником. Он разрабатывал план совершенно нового для России учреждения: Дома Трудолюбия для помощи всем сирым и убогим, оказавшимся в тяжелом положении. Вместе с моим отцом он реализовывал этот проект в Кронштадте.

В гимназии урок Закона Божия. После молитвы за преподавательский столик садится отец Иоанн. На его щеках играет румянец, и он кажется моложавым, несмотря на пробивающуюся седину в бороде. Добрым светом горят его светло-голубые глаза. Этих глаз не забудет, кто их видел. Батюшка, не в пример прочим преподавателям, говорит всем нам «ты», и это «ты» звучит просто и естественно в его устах. Обратись к нам так другой педагог — это показалось бы нам грубым и даже оскорбительным.

Двое моих одноклассников начинают играть в «перышки» на его уроке. «Ничего, отец Иван добрый, да он не заметит». Но батюшка заметил и поставил на колени около своего столика.

Как сейчас вижу эту картину. Преподавательский столик приходится как раз на высоте глаз стоящих на коленях и те, вытягивая свои шеи, стараются рассмотреть, что батюшка пишет в классном журнале.

— Вот, ужо я вас, — говорит он им, стараясь казаться сердитым, но те в ответ только широко улыбаются, видя, что это только так — одна угроза.

Мои родители рассказывали, что когда отца Иоанна назначили в Кронштадт, то местные обыватели, привыкшие видеть своих батюшек одетыми в рясы модного покроя и старающихся держать себя на «столичный» лад, ворчали про себя: «ну и послали попа, простого сельского. Никакого вида у него нет».

Не нравилась им также и проникновенная служба отца Иоанна, который то протяжно, слог за слогом, произносил знакомые слова молитвы, то молниеносной скороговоркой обращался к Создателю.

В жизни отца Иоанна было два периода. Первый стал как бы подготовкой к последующему подвигу. В это время для него существовали еще разные мелкие утехи и радости жизни, свойственные всякому человеку. Впоследствии, когда отец Иоанн был уже Членом Священного Синода и вполне равнодушно относился ко всем выпавшим на его долю высоким орденам и наградам, трогательно было вспомнить, как его заботило и огорчало, когда его, скромного соборного священника, почему-то обходили первой очередной небольшой наградой: орденом святой Анны III степени.

В моей памяти живет до сих пор «Отец Иван» этого первого периода, мой законоучитель, друг моей семьи, частый гость в нашем доме и на редкость милый и бесконечно добрый человек.

В середине восьмидесятых годов в газетах стали появляться заметки, сначала отрывочные и краткие, а затем все более и более подробные о том необыкновенном влиянии, которое имел отец Иоанн на народные массы и об исцелении им сотен больных, посредством молитвы и простого наложения рук. Сообщалось также о чудесном свойстве проповедника видеть и ощущать события, происходящие в сотнях верст от него, а также о его даре предрекать грядущее.

Друзья и знакомые отца Иоанна, которые видели его в своих домах, поддерживающим за стаканом чая разговор на самые обыденные темы, пришли сначала в некоторое смущение.

— Что это газеты делают с нашим милым отцом Иваном? — говорили они. — Ведь они его каким-то иконописным угодником и чудотворцем изображают. Это же кощунство.

К нему потекли со всех концов нашей обширной родины толпы ищущих помощи духовной и телесной, он стал как в России, так и за ее пределами — высоким авторитетом в религиозных вопросах. Многие, никогда и не подозревавшие, что существует такой город — Кронштадт, узнали, что есть «отец Иоанн Кронштадтский».

Но личной жизни у отца Иоанна совсем не стало. Он больше не располагал своим временем. Друзья могли теперь только мельком видеть его, когда батюшка, окруженный толпой, выходил из экипажа у подъезда дома, где живет ожидающий его помощи больной.

В Кронштадте бьет большой колокол Андреевского собора. Служит сам отец Иоанн. Читая главу из Евангелия, он переживает всей душой Страсти Господни. Слова бегут неудержимым потоком. Затем он как будто бы снова замедляет темп, растягивая каждое слово. Батюшка не смотрит на Священную Книгу, то, что там написано, он с детства знает наизусть. Сейчас он не с нами. Он телом находится среди нас, но духом, мыслью он в далекой стране Иудейской. Читая священные строки, он поднимается вместе с Христом на небольшой холм в окрестностях столичного города. Уже за полдень. Идти в гору жарко, место заброшенное, печальное. Сюда приходят толпы только в дни даровых зрелищ: посмотреть на мучения и казни людей. Дороги хорошей нет, ноги вязнут в песке, острый щебень чувствуется даже сквозь подошву. Раскрыв рты, смотрит на происходящее иерусалимская чернь. Это ее день. Но среди оборванцев есть и нарядно одетые люди — завсегдатаи всяких казней, любители сильных ощущений.

На вершину холма, однако, проходимцев не пускают. Караул выглядит слишком внушительно. Закаленные в войнах и походах, мускулистые люди в красивых касках и латах, носят у бедра короткие острые мечи, а в руках длинные копья с металлическим наконечником. Чернь боязливо косится на неприятных ей римлян. Выражение лиц у солдат равнодушное:

«Нам что, — думают эти люди. — Нас назначили сюда в наряд наблюдать за порядком, а что тут происходит — для нас безразлично».

Отец Иоанн взглянул вверх на купол собора, увидел изображение Четырех Евангелистов, столь ему знакомых за годы его служения, опустил взор на аналой с Евангелием, вспомнил, что его слушает паства. И он обычным тоном читающего Священную книгу священника заканчивает главу.

Голос его, довольно высокого тембра, — «удивительно молодой голос», — как тогда говорили, звучит все так же, как несколько лет тому назад, когда в гимназии он был моим учителем, звучит так же, как у нас в доме, где он был близким другом моего отца и часто запросто бывал. Тринадцать лет они прослужили вместе в соборе, где мой отец был старостой.

Обласканный Царской Семьей и глубоко чтимый ею, он был далек от стремления к мирским благам и почестям.

В моей семье был такой случай. Брат поступал в морское училище. Отец нашел случай попросить отца Иоанна:

— Батюшка, благословите нового моряка на службу Царю и Отечеству.

Батюшка сначала глубоко задумался, затем как бы очнулся, и, обратившись к кадету, сказал:

— Да благословит тебя Господь Всемогущий и да охранит тебя святая Десница Его, как на водах, так и под водой.

За отцом Иоанном уже тогда установилась слава провидца будущего. Поэтому сказанное батюшкой даже несколько обеспокоило моего отца.

— Что это значит — «под водой»? Тонуть моему сыну придется, что ли? — говорил он, придя домой.

Слова отца Иоанна были прочно забыты. Вспомнили о них только через четверть века, когда брат был назначен командиром подводной лодки.

В то время, когда батюшка произносил свои вещие слова, еще и разговоров не было о кораблях, плавающих под водой.

В последние годы жизни отца Иоанна злобный большевизм стал показывать свою суть. Отец Иоанн был всегда полон снисхождения к людским слабостям и прегрешениям, но для губителей нашей родины он нашел слова гнева и проклятия. Огненным словом обрушился он на них в своих проповедях, полных горячего патриотизма. Это не было забыто новой властью. Ей нужно было стереть с лица земли все напоминающее об отце Иоанне.

Поэтому они разрушили Андреевский собор, столь тесно связанный с его именем.

Отец Иоанн Сергиев с самого своего прибытия в Кронштадт был дружески принят в семье моего деда. Крайне добрый и приветливый отец Иоанн иногда казался грустным и спрашивал: почему кронштадтцы, как духовенство, так и миряне, недружелюбно к нему относятся? Действительно, многие горожане говорили: «Назначили какого-то сельского попика в собор, могли и кого получше назначить».

Мой дед успокаивал отца Иоанна, что все со временем образуется, и что все поймут личность батюшки.

Ребенком я часто видел батюшку. Он был очень добр с нами — детьми и часто ласкал нас, гладя рукой по голове.

Когда я поступал в первый класс Кронштадтской гимназии, отец Иоанн сразу меня узнал и, экзаменуя, спросил:

— Андрюша, скажи, что Бог сотворил в четвертый день?

Я правильно ответил. Отец Иоанн заставил меня прочитать «Богородицу» и когда я кончил молитву, то сказал: «молодец», и поставил пять.

Два года я пробыл в гимназии и оба эти года отец Иоанн был нашим законоучителем. В этот период отец Иоанн стал по всей России известен своею святостью, крепостью веры и силой своей молитвы перед Богом.

Постоянно занятый и утомленный, он часто стал опаздывать на уроки и, сидя за кафедрой, дремал.

Но уроки нам задавались и ба-тюшка нам вкратце все объяснял с присущим ему вдохновением и верой. Спрашивал очень редко и меньше четверки не ставил.

Мой отец был 13 лет старостой Кронштадтского Андреевского собора, переделал оба крыла собора за свой счет и высадил вокруг собора прекрасный парк.

В Морском Кадетском Корпусе я тяжело заболел брюшным тифом. Меня положили в особую палату лазарета вместе с кадетами Старком и Ильяшевичем. В виде исключения, моей матери разрешили быть все время в нашей палате и помогать сестре милосердия, назначенной к нам от Покровской Общины. Мое положение стало критическим, и отцу удалось отыскать отца Иоанна и упросить его посетить меня и помолиться.

Было позднее время, почти ночь, когда батюшка подошел к моей койке и сказал:

— Андрюша!

Я сразу пришел в себя, узнал «нашего» батюшку и улыбнулся ему. Отец Иоанн встал на колени у моей койки и сказал:

— Помолимся.

Кто был рядом — тоже опустились на колени. Отец Иоанн жарко и громко молился, я же в полном сознании повторял молитвы.

По окончании молитвы отец Иоанн благословил меня, а моей матери сказал лишь:

— Поправится!

С той ночи я быстро стал поправляться, и вскоре совсем выздоровел.

Святой отче Иоанне, моли Бога о нас!