§ 33. Окончательное слияние: Ра-Осирис

§ 33. Окончательное слияние: Ра-Осирис

Теологи Нового царства подчеркивают взаимодополняемость противоположных или даже антагонистических богов. В "Молебствии Ра" солнечный бог именуется "Тот, кто един в двух лицах"" он представлен в виде мумии Осириса, увенчанной короной Верхнего Египта. Другими словами, Осирис наделяется душой Ра.[241] Отождествление двух богов осуществляется в личности умершего фараона: после процесса осирификации царь оживает в облике молодого Ра. Ибо солнечный цикл представляет собой парадигматическую модель судьбы человека: переход от одной формы существования к другой, от жизни к смерти, затем к новому рождению. Схождение Ра в подземный мир означает одновременно его смерть и его возрождение. В одном из текстов говорится о "Ра, который отправляется покоиться в Осирисе, и об Осирисе, который отправляется покоиться в Ра".[242] Многие мифологические сюжеты особо подчеркивают двойственную природу Ра: солярную и осирианскую. Спускаясь в потусторонний мир, он становится тождественным двуименному Осирису-Ра.

Как гласит один из упоминавшихся выше текстов, "Ра прячется в потустороннем мире". В «Молебствии» (строки 20–23) несколько раз подчеркивается акватическая природа Ра, и солярный бог отождествляется с изначальным океаном. Но единство противоположностей выражено, главным образом, в тайной солидарности между Ра и Осирисом или между Гором и Сетом.[243] Р. Кларк (Myth and Symbol, p. 158) высказал блестящую мысль: Ра трансцендентный и Осирис всплывающий — это взаимодополняющие формы божественности. В конечном счете, обе ипостаси представляют одну и ту же «тайну» и, в частности, множественность форм, исходящих от единого Бога.[244] В соответствии с теогонией и космогонией, совершаемыми Атумом (§ 26). божество одновременно и единично, и множественно; творение заключается в умножении его имен и форм.

Сближение и соединение богов были знакомы египетскому религиозному мышлению еще с самой глубокой древности. Оригинальность теологии Нового царства определяет, с одной стороны, постулат двуединства процесса осирификации Ра и соляризации Осириса и, с другой, убежденность в том, что этот двухсторонний процесс раскрывает сокровенный смысл человеческого существования: взаимодополняемость жизни и смерти[245] С определенной точки зрения, этот теологический синтез подтверждает победу Осириса, одновременно придавая ему новое значение. Триумф убиенного бога был полным уже в начале Среднего царства. С Восемнадцатой династии Осирис становится судьей мертвых. Два акта посмертной драмы — «суд» и "взвешивание сердца" — совершаются в присутствии Осириса. Отделенные друг от друга в "Текстах Саркофагов", «суд» и "взвешивание души" обнаруживают тенденцию к слиянию в "Книге Мертвых".[246] Эти погребальные тексты, опубликованные в эпоху Нового царства, но содержащие более ранние материалы, будут пользоваться непревзойденной популярностью вплоть до конца египетской цивилизации. "Книга Мертвых" — это главный путеводитель для души в загробном мире.[247] Содержащиеся в ней молитвы и магические формулы призваны облегчить душе путешествие туда и, главное, — обеспечить ей успех в "судебном процессе" и "взвешивании сердца".

Из архаических элементов в "Книге Мертвых" следует упомянуть представление об опасности "второй смерти" (гл. 44,130, 135–136, 175–176), о важности сохранения памяти (гл. 90) и запоминания своего имени (глава 25). Эти верования широко документируются у «примитивных» народов, но также в Греции и Древней Индии. "Книга Мертвых", однако, отражает процесс теологического синтеза периода Империи. Гимн к Ра (гл.15) описывает ежедневный путь солнца; оно излучает радость, вступая в подземный мир. "Мертвые радуются, когда ты светишь здесь для великого бога Осириса, хозяина вечности".

Не меньшее значение имеет желание умершего идентифицировать себя с божествами — Ра, Гором, Осирисом, Анубисом, Птахом и др. Это не исключает употребления магических формул. Действительно, знание имени бога равнозначно обладанию некоторой властью над ним. Магическая ценность имен и вообще слов определенно была известна еще с доисторических времен. Для египтян магия была оружием, созданным богами для защиты людей. В эпоху Империи магию олицетворял некий бог, который сопровождал Ра в его ладье, как спутник солярного бога.[248] В конечном счете, ночное путешествие Ра по по земному миру, опасный спуск, полный препятствий, представляет собой образец пути каждого умершего к месту судилища.[249]

Одна из наиболее важных глав "Книги Мертвых" — глава 125, посвященная суду над душой, происходящему в большом зале, "зале Двух Маат".[250] Сердце умершего кладут на одну чашку весов, а на другую — перо или глаз, символы маат. Во время процедуры умерший произносит молитву, умоляя свое сердце не свидетельствовать против него. Затем он должен сделать заявление о невиновности, ошибочно именуемое "негативное признание":

Я не причинял зла людям…

Я не хулил бога…

Я не чинил насилия над бедными…

Я не убивал…

Я никого не заставил страдать…

Я не жалел пищи (денег) для подношений в храмах…

Я чист, я чист, я чист, я чист.

Умерший обращался к сорока двум богам, составлявшим суд: "Привет вам, боги, присутствующие здесь! Я знаю вас, я знаю ваши имена. Я не паду под вашими ударами. Вы не станете хулить меня перед богом, чью свиту вы составляете… Вы скажете в присутствии Всеобщего Владыки, что мне положен маат, ибо я осуществлял маат в Египте". Он произносит хвалу самому себе: "Бог доволен мною, потому что я делал то, что он любит. Я давал хлеб тому, кто голодал, воду тому, кто хотел пить, одежду нагому, лодку тому, у кого ее не было… А потому спасите меня, защитите меня! Не выступайте против меня в присутствии великого бога!". Наконец, он обращается к Осирису: "О бог, высоко стоящий на своем пьедестале… защити меня от этих вестников, сеющих зло и подымающих волнения… ибо я осуществлял маат ради Владыки маат. Я чист".[251] Умерший должен также подвергнуться допросу инициатического характера. Он должен показать, что ему известны секретные названия различных частей врат и преддверия, имена привратника зала, имена богов.[252]

Именно в размышлениях о таинстве смерти египетский гений реализовал последний религиозный синтез — единственный, сохранявший свою главенствующую роль вплоть до конца египетской цивилизации. Разумеется, здесь возможно множество интерпретаций и различных применений. Глубинный смысл двуименного Pa-Осириса или неразрывности жизни-смерти-преображения мог быть недоступен тем верующим, которые были убеждены в непогрешимости магических формул; однако в последних отражался тот же эсхатологический гнозис. Развивая старую концепцию смерти как духовной трансмутации, богословы Нового царства уподобляли это «таинство» и ежедневным подвигам Ра, и изначальной драме Осириса. Так они свели в единую систему то, что представлялось образцом вечного и неуязвимого (ход солнца), то, что было лишь трагическим и, в конечном счете, случайным эпизодом (убийство Осириса), и то, что казалось эфемерным и незначительным по определению (человеческое существование). В формировании этой сотериологии роль Осириса была существенной: благодаря ему каждый смертный мог отныне надеяться на "царскую участь" в загробном мире. В конечном итоге, фараон олицетворял собой универсальную модель.

Напряжение между понятиями «привилегия», «справедливость», "знание посвященных" и "добрые дела" снимается способом, который может разочаровать. Ибо если «справедливость» всегда была обеспечена, то "знание посвященных" могло сводиться лишь к знанию магических формул. Все зависело от точки зрения на эсхатологическую концепцию, нестройно выраженную в "Книге Мертвых" и других произведениях подобного рода. Эти тексты дают простор для разнообразных «прочтений», осуществляемых на различных уровнях. «Магическое» прочтение было, конечно, самым простым: оно предполагало лишь веру во всемогущество слова. Престиж магии станет возрастать, причем в той же мере, в какой, в силу новой эсхатологии, "царская участь" будет общедоступной. Сумерки египетской цивилизации ознаменует господство магических верований и практик. Вспомним, однако, что Птах, как говорится в "Мемфисской Теологии", создал богов и мир силой Слова (см. § 26).