Ф

Ф

ФАДЕЙКА — черт, обитающий в окрестностях г. Холмогоры (см. ХОЛМОГОРСКИЕ ЧЕРТИ).

ФАРАОН, ФАЛЯРОН, ФАРАОНКА, ФАРАОНЧИК — фантастическое существо с человеческой головой, туловищем и рыбьим хвостом; русалка.

«А мужики видели, как из реки выходила женщина. Она первый раз вышла и говорит: „Фараон, фараон“, — и ушла в воду» (Волог.).

Фараоны, мифические полулюди-полурыбы (и женского и мужского пола), произошли от потонувшего в Чермном море (в Красном море) «войска фараонова» (при преследовании евреев, выводимых Моисеем из Египта).

В основе таких представлений лежат апокрифические легенды, возникшие в результате народной переработки библейского сюжета о переходе Моисея через Красное море, когда вода расступилась, пропустила Моисея и ведомый им народ, но сомкнулась над головами преследователей; «люди фараоновы обратишася рыбами», «у тех рыб главы человеческие, а тулова нет, токмо едина глава, а зубы и нос человеч; а где уши, тут перья, а где потылица, тут хвост, и не яст их никтоже».

Обратились рыбами и оружие, кони воинов: «…а на конских рыбах шерсть конская, а кожа на них толста на перст, ловят их и кожи в них снимают, а тело мечут, а в кожах переды и подошвы шьют; а воды те кожи не терпят, а в сухоноско, на год станут» [Сказание о переходе Чермного моря по списку 1602 г.] <Черепанова, 1983>.

Образ «фараона лютого», по-видимому поразивший народное воображение, нередко появляется в старинной русской литературе, в сказаниях, легендах. «Переход библейско-книжного образа в сферу народных мифологических представлений осуществлялся несколькими путями: через официальную книжность, через литургику, через апокрифическую литературу, народную трансформацию духовной литературы, в частности, духовные стихи. В канонической церковной и светской книжности и сам библейский сюжет, и образ фараона, преследовавшего иудеев, приобретает символическое значение и используется для обобщенной характеристики и именования отрицательно маркированных явлений и ситуаций, как, например, в „Молении Даниила Заточника“: „И покры мя нищета, аки Чермное море фараона“» <Черепанова, 1996>.

В новгородском «Сказании о знамении от иконы Пресвятой Богородицы» с «лютым фараоном» сравнивается Андрей Боголюбский, пришедший с войском силою собирать дань с двинян. Как и фараоновы воины, он «Божьим гневом потоплен бысть» <Буслаев, 1862>.

«Это „Сказание“ было очень популярно и стало впоследствии, по словам Ф. И. Буслаева, „достоянием всей земли русской“. Поэтому развернутый параллелизм библейского злодея-фараона и врага Новгородско-Псковской земли Андрея Боголюбского в „Сказании“ мог способствовать тому, что именно на территории Северо-Запада России и отмечается в первую очередь мифологический персонаж, именуемый фараоном, персонаж, сохранившийся в народной памяти вплоть до XX в.» <Черепанова, 1996> (уточним, однако, что связанные с фараонами поверья отмечаются повсеместно).

В народных верованиях образы фараонов и фараонок сливаются с образами водяных и русалок, однако из-за «книжного» происхождения представлений о «войске фараоновом» полулюди-полурыбы часто воображаются обитающими далеко, в морях; например, фараончики — «чудные белотелые девы с русыми кудрями, которые плавают в море. У них рыбьи хвосты» (Сарат.). В Новгородской губернии считали, что у фараонов только «голова человеческая», а остальное у них рыбье. Случается, что в ясную погоду они выскакивают из моря и кричат: «Царь Фараон в воде потонул».

«В ину пору корабль плывет, хоша по обнаковенной воде, но зато по сторонам-то его бесперечь выныривают чудовища: от головы до пояса человек, а от пояса до ног — соминый плеск. Вынырнет это чудовище, встряхнет зелеными длинными волосами, индо брызги на версту летят, да закричит глухим хриплым голосом: „Фараон!“ Это фараоновы воины, что за Мысеим гнались, да потонули. В ину пору эти самые чудовища, их тоже зовут фараонами, ухватятся за корабль ручищами, словно граблями, да спрашивают: „Когда Осподь с судом сойдет?“ — „Завтра“ иль-бо „Послезавтра“, — скажут им с корабля, чтоб только отвязаться. Ну, и отстанут, а без того ни за что не отстанут, такие привязчивые, право. Им, вишь, узаконено жить в море до преставленья света. Тогда, вишь, их рассудят с царем фараоном: из-за него ведь погибли и сделались получеловеками. Это море так и прозывается: фараонское море» <Железнов, 1910>.

По рассказам жителей Смоленщины, фараоны — «египетские цыгане», потопленные мановением жезла Моисея. Они похожи на людей, но покрыты рыбьей чешуей, одноглазы, могут обитать лишь в воде. Фараоны любят ненастье, а в хорошую погоду интересуются «у своего фараона» — когда переменится погода. Его же они вопрошают и о конце света, ибо обречены существовать в полурыбьем-получеловеческом обличье вплоть до Светопреставления. Фараоны опасны — они людоеды. Иногда их ловят и «показывают», содержа в чанах с водой <Добровольский, 1891>.

В вологодской быличке выходящая из воды (на реке Свирь) женщина (она произносит: «Фараон, фараон!», затем — «Тульни, тульни!») — предвестница гибели «молодого и красивого парня». По достаточно распространенным поверьям, «Фараон!» — один из возгласов водяных духов.

Таким образом, в народных повествованиях о фараонах и фараонках, наряду с «библейским происхождением», подчеркивается их принадлежность к безвременно погибшим, заклятым, проклятым людям, а также особый, «глухой и хриплый», но влияющий на людские судьбы голос и дар пророчества, предвидения (см. ПОКОЙНИКИ, РУСАЛКИ, СИРЕНА).

Фараонами (фаляронами), фараонками традиционно именуются изображения русалок в деревянной резьбе, украшающей дома, однако образ этот скорее сказочный. В бытующих народных поверьях русалки редко описываются как полуженщины-полурыбы (обычно облик русалок с длинными распущенными волосами повторяет человеческий — см. РУСАЛКА).

Тем не менее есть и ряд исключений. Ср: сообщение из Смоленской губернии, где верят в существование «лесных и водных русалок». Водные русалки — «девушки с рыбьим хвостом и зелеными волосами. Глаза их горят страшно, стан стройный и гибкий, лицо бледное. В движениях они проворны и ловки, плещутся водою».

В восточносибирской быличке русалка также наделена рыбьим хвостом: «Много людей перетонуло, где русалка была, как купаются, так кто-нибудь утонет. <…> Но ее потом Сафонов убил, эту русалку. Из воды вытащил и показывал. У нее голова и руки, тело-то человечье, а ниже — хвост рыбий. Черный таков, в чешуе».

Кое-где к «фараонову потомству» относились лихорадки: лихорадки — потонувшие в море вместе с отцом двенадцать дочерей египетского царя фараона (Новг.) <Зеленин, 1916>. На Вологодчине «древними людьми», «фараоновым войском» считали лягушек. «Зверя тюленя „фараонова сила“ век и зовут» (Арх.).

Фараон, фараонка — один из персонажей «силы бесовской» в верованиях раскольников.

По свидетельству из Богучарского уезда (Ворон. губ.), здесь верят в то, что остатки «фараоновой армии» — цыгане. «Поэтому цыган зовут фараонами, хотя, впрочем, прозвище это употребляется только в смысле шутки или презрения. Цыгане не так обижаются за название „фараон“, как за попреки родством с остальною частью фараоновой армии, члены которой, по уверению богучарцев, живут теперь на дне моря и часто, всплывая на поверхность воды, ужасным и жалобным голосом у кого-то спрашивают: „Чи скоро конец свету?“» <Ткачев, 1865>.

Название фараон употребляется в бранных выражениях. Фараонами могли называть полицейских.

ФАРМАЗОНЫ — масоны, сообщество людей, заключивших союз с нечистой силой; колдуны; нечистые духи.

«Около Василия (давно это было) двое фармазонов в лодочке плавали, так, бывало, что делают! Возьмут, вынут со дна камень, кинут на берег, он в голого мужика оборотится, кинут другой, тот в бабу, и давай друг с дружкой плясать. Одному и понравилось это. „Поучите!“ — говорит» (Симб.); «Ложь ли, правда ли, говорили про одного из наших уральских чиновников, что пошел в фармазоны, и они будто бы угомонили его» (Урал); «Отщепенец от Дьявола может вновь выйти в поле и просить нарушить условие. Тогда фармазон берет ружье и стреляет в портрет этого человека, который он заготовляет еще при заключении условия» (Тамб.).

В поверьях XIX–XX вв. фармазоны (искаж. francmacon, macon) отождествляются то с нечистыми духами, которые стремятся любой ценой завладеть человеком, его душой (см. ЧЕРТ), то со «знающими» людьми, «сильными» колдунами, заключившими союз с Сатаной; то с еретиками, вероотступниками (см. КОЛДУН). «Фармазоны — люди как и все люди. Только на одном коньке с Сатаной сидят. <…> Примерно, есть на свете молоканы, хлысты и разная нечисть. Ну, и фармазоны тож. Только фармазоны немного похуже выйдут молоканов. Молокан, к примеру, так ли, сяк ли, в Бога верит, молокан, к примеру, и обратиться может на путь истинный, если-коли захочет…; а от фармазона этого не дождешься, фармазон не может обратиться на путь истинный, хоша бы и желал, — вот что скверно! Фармазоны, видишь ли, не признают ни Бога, ни Его силу небесную, а признают Сатану и силу его нечистую. Кто в обчество фармазонов запишется, тот и душой, и телом пропадает!» (Урал) <Железнов, 1910>.

В поверьях Тамбовщины невесть откуда являющийся «в чистом поле» фармазон (с ним можно заключить договор, подписав его кровью из мизинца правой руки) определенно схож с чертом <Народные… 1890>.

В симбирских быличках <Садовников, 1884> фармазоны — колдуны. Фармазон Иванов — наделенный «современными» чертами «колдун из благородных». Он имеет «черную книгу, черную магию». «Вот раз лакей его и увидал ее на столе. Барина не было (забыл запереть); лакей взял и раскрыл ее. Только раскрыл — вдруг слышит: музыка играет полковая. Побежал к окну — никого нет. Раскрыл в другом месте: вдруг на него большущая черная собака кинулась; он испугался да бежку. Барин вернулся и сильно его побранил».

В быличке этой же губернии фармазоны обладают никогда не иссякающими «фармазонскими деньгами» (то есть, в сущности, неразменным рублем традиционных поверий). Обитают они в избушке, находящейся в лесной глухомани. Добираться туда надо три года. Главный фармазон, подобно героям волшебных сказок, лежит в избушке на печи. Церковь фармазонов (рассказывает пожелавший добыть фармазонские деньги. — М. В.) — «темная без окон изба; среди избы чан стоит и кругом сальные свечи горят; фармазоны по стенкам молятся. Вдруг из стены вылезает мохнатый да седой. „Чего вам, — говорит, — надо? Коли денег, так нате, берите!“ и насыпал фармазонских денег целую кучу. Стали фармазоны меня в свою веру склонять…» (рассказчик, однако, не дается и убегает вместе с деньгами; деньги сразу же становятся самыми обычными). «И шел я, братцы мои, оттудова три года, насилу домой добрался».

Представления об искушающих человека нечистых, о заключающих союз с нечистью колдунах, о колдовстве с помощью «письмен» (книг, записок) традиционны для общерусских поверий. «Сообщество фармазонов», «фармазонская вера и церковь» и т. п. — следствие перетолкования понятия о масонах (франкмасонах, фармазонах) как о реально существующих, но загадочных, злокозненных, тождественных нечисти людях (образ колдуна в крестьянских поверьях не столь однозначно отрицателен). По определению В. Даля, фармазон — «безбожник, вольнодумец» <Даль, 1882>. Подобным образом фармазон был охарактеризован в пьесах, принадлежавших перу Екатерины Великой. Эта трактовка получила дальнейшее развитие и в других сочинениях, в том числе популярного (даже «бульварного»), преимущественно влиявшего на умонастроение народа толка. Способствовать отождествлению фармазонов с нечистью могли, по-видимому, и церковные проповеди. Трудно, однако, пока сказать, почему иноположный крестьянской среде образ фармазона (ставший «образом врага») занял в поверьях XIX в. столь заметное место.

О возможно «книжном» источнике многих связанных с фармазонами мотивов, поверий свидетельствуют и такие, не свойственные обычным представлениям крестьян XIX в. детали, как фармазонская книга «с черной магией», а также необходимость предъявить «для вступления в фармазоны» портрет.

Портрет фармазона (остающийся у его собратьев) не только символизирует связь с сообществом: это двойник, бытие которого едино с бытием изображаемого. В случае повреждения портрета на лице оригинала оказываются раны; он изменяется в соответствии с настроением портретируемого. «Хоша бы кто и восхотел от их обчества отшатиться — не может: фармазоны тому человеку в один миг прекращают жизнь, хоша бы человек этот находился от них на краю света, — везде, значит, достанут. У них, видишь ли, имеются патреты со всякого, кто в их обчество записан. По этим самым патретам фармазоны узнают, кто станет изменять. Патреты, видишь ли, обнаковенные, росписаные разными красками — и как который человек начнет отпадать, то краски на патрете и начинают линять, линять и совсем слиняют, есть-коли только фармазоны не доглядят. Но этого, говорят, мало бывает, чтобы фармазоны не доглядели: зорки, бестии!» (Урал) <Железнов, 1910>.

Несвойственные крестьянской среде повествования о «портрете-двойнике» имеют, однако, обоснования в распространенных поверьях. Кукла-изображение, двойник-отражение (позднее — портрет, фотография) в верованиях многих народов могут «замещать» живого человека. Ср.: у нанайцев после похорон делали маленькую деревянную куклу, «вместилище души умершего», — «в настоящее время пожилые люди вместо такой куклы ставят на кровать фотокарточку умершего, перед ней помещают еду, зажженную папиросу» <Смоляк, Соколова, 1976>. Ср. также неоднократно отмечавшуюся в XIX–XX вв. боязнь крестьян фотографироваться, чтобы не быть «испорченными».

Чтобы расторгнуть союз с фармазонами, портрет необходимо уничтожить. Фармазон «берет ружье и стреляет в портрет этого человека, который он заготовил еще при заключении условия. Портрет и расписка уничтожаются, но вместе с тем на лице человека неожиданно обнаруживаются раны и следы от выстрела и действие чар над просимым рушится» (Тамб.) <Народные… 1890> (согласно другим, не менее распространенным представлениям, выстрел в портрет равносилен смертельному выстрелу в человека, влечет его гибель).

Отличительная черта образа фармазона — его неотвязность и мстительность. В сюжете, изложенном И. И. Железновым, «пошедший в фармазоны» уральский чиновник «и бороду сбрил, и крест, и пояс бросил, и табачище стал тянуть, и в рот, и в нос, Господи прости — и скоромное в посты и зайчатину стал жрать, — одно слово, офармазонился!». Раскаявшись затем под воздействием родных, он вновь «отпустил бородушку, надел крест и пояс, бросил трубки и табакерки и повел жизнь благочестивую, какую вел и прежде, до фармазонов, но не долго прожил. — Через какие-нибудь месяца два был он на пашне, ходил по бакче, увидал редечку и наклонился — хотел, значит, сорвать, — наклонился и упал! Подошли к нему, а он мертвый! <…> А отчего случилась такая оказия? Да оттого, говорили люди, что фармазоны прострелили патрет его! Попасть в их общество — все единственно, что попасть к чертям — нет возврата!» <Железнов, 1910> (повествователь дополняет, что фармазоны и после смерти не оставили несчастного в покое, выкопали гроб и вырезали ему пятки).

Очевидно, что спектр поверий, связанных с фармазонами, достаточно широк. Впитав разнообразные влияния, они пронизаны традиционными представлениями о колдунах и нечистой силе (в крестьянской и в городской среде образ фармазона трактовался, по-видимому, сходно, но с разными акцентами). Рассказы о фармазонах, популярные вплоть до начала XX в., в нашем столетии не относятся к числу бытующих среди крестьян.

В Псковской, Тверской губерниях фармазоном именовали неловкого, нескладного человека <Даль, 1882>.

ФОНАРНИК, ФОНАРИК — блуждающий огонек на болоте; мертвец, сопровождаемый блуждающим огоньком или показывающийся болотным огнем.

В некоторых местностях Костромской губернии (Кинешемский, Нерехотский уезды) «называют блуждающий огонек на болотах фонарником», полагая, что за ним скрывается мертвец, способный «завести» или сбить с дороги пошедшего вслед огоньку человека <Андроников, 1902> (см. БЛУДЯЧИЙ ОГОНЬ).